Страница 26 из 29
Как только позволило время года, римские войска перешли понтийскую границу. Царь Митрадат стоял здесь перед ними с 30 тыс. человек пехоты и 3 тыс. всадников. Покинутый своими союзниками и атакованный Римом с удвоенными силами и энергией, он предпринял попытку добиться мира, но о безусловном подчинении, которого требовал Помпей, он не хотел и слышать — ведь и самая неудачная война не могла для него кончиться хуже. Для того чтобы не предоставить свое войско, состоявшее по большей части из стрелков и конницы, страшному удару римской линейной пехоты, он медленно отступал, заставляя римлян следовать за ним в его зигзагообразных переходах, и всюду, где представлялся для этого случай, противопоставлял неприятельской коннице свою, более сильную, а также причинял римскому войску немало лишений, затрудняя его снабжение. Потеряв терпение, Помпей отказался, наконец, от преследования понтийской армии и, оставив царя, принялся за покорение страны. Он двинулся к верхнему Евфрату, перешел его и вступил в восточные провинции Понтийского царства. Однако и Митрадат последовал за ним на левый берег Евфрата и, придя в анаитскую, или акилизенскую, область, преградил римлянам путь вблизи укрепленного и хорошо снабженного водой замка Дастейра, откуда он со своими легкими частями господствовал над равниной. Помпей, все еще ожидавший киликийских легионов и недостаточно сильный, чтобы удержаться без них в этих условиях, должен был отступить через Евфрат и искать защиты от конницы и стрелков Митрадата в лесистой, пересеченной скалистыми ущельями и глубокими долинами понтийской Армении. Лишь по прибытии войск из Киликии, получив возможность возобновить наступление с превосходными силами, Помпей двинулся вперед, окружил царский лагерь цепью своих постов длиной почти в 4 мили и подвергнул его здесь настоящей блокаде, между тем как римские отряды обошли всю область.
Велики были бедствия в понтийском лагере, пришлось уже заколоть лошадей. Наконец, по истечении 45 дней Митрадат приказал своим солдатам умертвить больных и раненых, которых он не мог спасти и не хотел предать в руки врага, и в величайшей тишине выступил ночью на восток. Помпей осторожно следовал за ним по незнакомой стране; они приближались уже к границе, разделявшей владения Митрадата и Тиграна.
Когда римский полководец понял, что Митрадат не хотел решать борьбу в своих владениях, а намеревался увлечь за собой врага в безграничные пространства Востока, он решил не допустить этого. Оба войска стояли лагерем близко одно от другого. Во время полуденного отдыха римское войско поднялось, незамеченное неприятелем, обошло его и заняло высоты, лежащие несколько впереди и господствующие над ущельем, где должен был пройти противник, на южном берегу реки Лик (Ешил-Ирмак), недалеко от нынешнего Эндереса, где впоследствии был построен Никополь. На следующее утро понтийцы выступили по обыкновению и, предполагая, что враг находится позади, расположились по окончании дневного перехода лагерем в той самой долине, высоты вокруг которой были заняты римлянами. Внезапно в ночной тишине раздался страшный боевой клич легионов, и со всех сторон на азиатские полчища посыпался град стрел. Солдаты, обоз, телеги, лошади, верблюды смешались в кучу, и, несмотря на темноту, ни одна стрела римлян не пропала даром. Когда все стрелы были истрачены, римляне бросились с высот на ставшие видимыми благодаря взошедшей тем временем луне совершенно беззащитные понтийские отряды; кто не погиб от руки врага, был задавлен в страшной давке копытами лошадей или колесами телег. Это было последнее сражение, в котором престарелый царь боролся с римлянами. С тремя спутниками — двумя из своих всадников и наложницей, всегда сопровождавшей его в мужском платье и храбро сражавшейся рядом с ним, — он бежал в крепость Синорию, куда последовала за ним и часть верных ему людей. Он разделил между ними сбереженные им здесь сокровища — 6 тыс. талантов золотом, — добыл яду для них и для себя и поспешил с оставшимся при нем отрядом вверх по Евфрату, чтобы соединиться со своим союзником, армянским царем.
Однако и эта надежда оказалась тщетной: союз, на который рассчитывал Митрадат, направляясь в Армению, уже более не существовал. Во время только что описанной войны между Митрадатом и Помпеем парфянский царь, по настоянию римлян, а в еще большей мере по настоянию бежавшего армянского принца, вторгся с вооруженной силой во владения Тиграна и принудил его удалиться в неприступные горы. Парфянская армия начала даже осаду столичного города Артаксаты; но так как осада затягивалась, то царь Фраат удалился с большей частью своих войск, после чего Тигран разбил оставшийся парфянский отряд и армянских эмигрантов, которыми командовал его сын, и восстановил свою власть во всем царстве. Понятно, что при таких обстоятельствах царь был мало склонен воевать с победоносными римлянами, а еще меньше — жертвовать собой для Митрадата, которому он доверял меньше, чем когда-либо, особенно с тех пор, как до него дошло известие, что его непокорный сын предполагает отправиться к своему деду. Поэтому он начал с римлянами переговоры о сепаратном мире, но, не дожидаясь заключения договора, он расторгнул союз с Митрадатом. Прибыв на армянскую границу, Митрадат узнал, что царь Тигран назначил за его голову награду в 100 талантов, захватил его послов и выдал их римлянам.
Царство Митрадата было в руках врагов, союзники его собирались помириться с ними, продолжать войну было невозможно, и он должен был считать себя счастливым, если ему удастся бежать на восточный или северный берег Черного моря, вытеснить из Боспорского царства своего непокорного сына Махара, вступившего в союз с римлянами, и найти на Меотиде новое поприще для своих замыслов. Итак, он направился к северу. Когда Митрадат перешел старую границу Малой Азии, реку Фазис, Помпей временно приостановил преследование его, но, вместо того чтобы вернуться к истокам Евфрата, он направился в сторону, в область Аракса, чтобы покончить с Тиграном.
Помпей дошел до окрестностей Артаксаты (недалеко от Еревана), не встречая почти никакого сопротивления, и разбил свой лагерь в трех милях от этого города. Здесь к нему присоединился сын царя Тиграна, надеявшийся после низложения своего отца получить армянскую корону из рук римлян и поэтому всячески старавшийся помешать заключению договора между Тиграном и римлянами. Ввиду этого и армянский царь решился добиться мира любой ценой.
Верхом и без пурпуровой одежды, но украшенный царской повязкой и тюрбаном, он появился у входа в римский лагерь и потребовал, чтобы его отвели к главнокомандующему. Отдав по указанию ликторов своего коня и меч — таков был порядок в римском лагере, — Тигран, по варварскому обычаю, бросился в ноги проконсулу и положил в его руки в знак безусловного подчинения свою диадему и тиару. Помпей, крайне обрадованный легкой победой, поднял униженного «царя царей», снова украсил его знаками его сана и продиктовал ему условия мира. Помимо уплаты 6 тыс. талантов в военную казну и подарка солдатам, из которого каждому досталось по 50 денариев, царь возвращал все свои завоевания — не только финикийские, сирийские, киликийские и каппадокийские владения, но также Софену и Кордуэну на правом берегу Евфрата; он снова должен был довольствоваться собственно Арменией, и его роли великого царя наступил конец. В одну лишь кампанию Помпей окончательно покорил двух могущественных царей — понтийского и армянского. В начале 688 г. [66 г.] ни одного римского солдата не было по ту сторону старой границы римских владений, а в конце этого года царь Митрадат скитался изгнанником, без войска, в ущельях Кавказа, а царь Тигран занимал армянский трон уже не в качестве «царя царей», а в роли римского вассала. Вся Малая Азия к западу от Евфрата безусловно повиновалась римлянам, победоносная армия расположилась на зимние квартиры к востоку от этой реки, на армянской территории, между верхним Евфратом и рекой Курой, в которой италики впервые напоили тогда своих коней.
Но в стране, куда вступили теперь римляне, их ожидала новая борьба. Храбрые народы среднего и восточного Кавказа с раздражением смотрели на расположившихся на их земле пришельцев с далекого Запада.