Страница 11 из 27
Вот этой последней фразы ему говорить не стоило. Володька разозлился.
— Видали мы вчера, как ты его жалел. В четыре пальца. Вот ты, оказывается, какой!
— Какой?
— А такой, — Володька пошевелил пальцами, — такой… извилистый человек.
— Ладно. Хватит, — вмешался Таир. — От дальнейшей жеребьевки мы тебя, Родька, отстраняем.
Таир взял две спички, отломал у одной кусочек, зажал в кулаке.
— Тяни, Володька, — сказал он.
Володька потащил и вынул коротенькую спичку. Он поглядел на Таира, смущенно пожал плечами.
— Все честно, — сказал Таир. — Значит, ты сегодня выходишь на арену.
— Везет же некоторым, — пробормотал Родька.
— Не надо было жульничать, — отрезал Таир. Вечером цирк был снова переполнен. Мальчишки сидели на том же месте, что и вчера, но почти не видели представления. Они ерзали от нетерпения, они ждали выхода клоуна с ишачком.
За полчаса до этого коронного номера Таир вскочил, пробрался к выходу и выскользнул из цирка.
Володька изо всех сил сжимал кулаки, его колотила нервная дрожь.
«Успеет или не успеет? Успеет или не успеет?» — беззвучно шептал он.
— Успеет! Должен успеть! — подбадривал его Родька. Вот окончился предпоследний номер, вот сейчас выйдет клоун…
«Не успеет!» — прошептал Володька, и в это время запыхавшийся Таир плюхнулся рядом.
— В порядке! — выдохнул он.
Володька вымученно улыбнулся и еще сильнее сжал кулаки, ногти впились в ладони.
— Боишься? — спросил Таир.
— А ты думал! Вот сколько народу — и все глядеть будут, — честно ответил Володька.
— Давай я выйду, если дрейфишь, — предложил Родька.
— Еще чего! Волнуюсь я, понял?
— Ты только не тяни! А то выскочит какой-нибудь чудик и все испортит, — прошептал Таир.
Вышел клоун, втащил за собой упирающегося ишачка, поправил ему залихватскую соломенную шляпу, вынул будильник, коробку конфет и прокричал слово в слово то же самое, что и вчера.
Ряду этак в десятом поднялся здоровенный парень, стал пробираться к манежу.
Володька испуганно вскочил, и ноги сами собой вынесли его на арену.
Он даже не предполагал, как это страшно — очутиться одному в освещенном круге. Лиц зрителей не видно, и кажется, там, в темноте, шевелится кто-то огромный, глазастый, а ты будто голый стоишь перед сотнями глаз.
— Вот смелый молодой человек! Вот отважный джигит! — закричал клоун. — Прошу садиться! Самый смирный из ослов ждет вас! Минута! Всего одна минута — и конфеты ваши.
Володька напряженно вглядывался в ряды зрителей. Где-то там сидели Таир и Родька, Ленка Бородулина, Мамед по прозвищу Очевидец и еще десятки знакомых людей. Но прожектора ослепляли, и Володька никого не увидел.
Клоун потянул его за рукав.
— Давай, давай, мальчик, не бойся, — прошептал он, а вслух закричал: — Смертельный номер! Джигитовка на осле. Маэстро!
Он протянул руки к оркестру, и там сухо и тревожно затрещал барабан.
Медленно, как в тягучем, вязком сне, Володька подошел к ишачку, неуклюже взгромоздился на него и почувствовал, что тот дрожит. Ослик тоже нервничал и боялся.
Как сквозь вату доносился голос клоуна:
— Тридцать секунд!.. Сорок!.. Ой, пропали мои конфеты! Пятьдесят! Ой, моя голова! Пятьдесят пять!
Ослик стоял неподвижно и мелко кивал головой. Клоун запнулся, с изумлением уставился на Володьку.
— Пятьдесят шесть! — завопил кто-то, и Володька узнал Родькин голос.
— Пятьдесят семь, — машинально продолжил клоун.
— Пятьдесят восемь! — надрывался Родька.
— Минута… — растерянно и негромко пробормотал клоун.
Но в цирке стояла такая тишина, что все услышали.
— Ну и дела, — прошептал клоун, и Володьке стало вдруг жаль его.
Но, видно, клоун был не только отличным артистом, но и настоящим мужчиной. Он взял себя в руки, и голос его прозвучал весело и звонко:
— Гр-р-рандиозно! Этот мальчик прирожденный дрессировщик! Уж если он мог укротить этого серого лопоухого хищника, ему никакие львы и крокодилы не страшны!!!
Зрители добродушно посмеивались. Володька слез с ослика. Клоун подошел и протянул коробку конфет. Но Володька, неожиданно для зрителей, да и для себя тоже, попятился и спрятал руки за спину.
— Бери, бери, разбойник, — тихо проговорил клоун, — ишь чудо-юдо! Заболел, наверное, мой серый.
Клоун шутливо замахнулся на Володьку.
Очевидно, издали его раскрашенное лицо казалось веселым, но Володька видел, что глаза клоуна были печальны и озабочены. Он почти насильно сунул коробку Володьке и поволок ослика за кулисы.
Представление окончилось.
Таир и Родька шумно веселились, какие-то незнакомые люди поздравляли Володьку, хлопали его по плечам, но он молча и сосредоточенно пробирался к выходу.
— Ты чего? — спросил тревожно Таир.
— Ничего. Конфеты надо отдать. Это нечестно. Клоун думает, что осел заболел. Он тревожится. Сейчас пойду и отдам.
— Сдурел! — возмутился Родька.
— Сам сдурел, — огрызнулся Володька.
Они уже вышли из шатра шапито, когда услыхали пронзительные вопли. Двое мальчишек, сцепившись, катались на земле.
Один из них был в знакомом джинсовом костюме с фальшивыми латками, а второй… Вторым был тот самый щекастый пижон, над которым мальчишки подшутили на пляже.
Он оседлал обладателя роскошного костюма, тряс его и вопил:
— Отдай, отдай! Вор! Ворюга! Это мой! Мой костюм!
И по щекам его текли слезы, а лицо было перекошено от злости.
— Псих сумасшедший! — отбивался оседланный мальчишка. — Слезь с меня немедленно! Я тебе дам за «ворюгу»! Ненормальный!
Раздвинув толпу, появился милиционер, легко приподнял мальчишек за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.
— Хулиганите? — деловито спросил он. — Вы что это тут за цирк после цирка устроили?
Черноволосый мальчишка попытался объяснить:
— Вот этот сумасшедший, первый раз его вижу, набросился сзади ни за что ни про что!
— Ах, ни за что! Ни про что! — взревел щекастый. — Это чей костюм? — Он ткнул пальцем в грудь противника.
— Как чей? Мой!
— Нет, мой! Ты его украл! На пляже украл, пока я плавал!
Черноволосый так рванулся к обидчику, что милиционер с трудом удержал его.
— Слыхали?! Я же говорил — ненормальный он!
— Ладно, — сказал милиционер, — разберемся. Пошли.
И повел мальчишек в милицию. Володька и Таир растерянно переглянулись, поискали глазами Родьку. Но Родька исчез.
— Да-а! — протянул Таир. — Не нравится мне все это. Очень не нравится. Надо срочно найти Родьку, пусть объяснит.
— Ладно, никуда Родька не денется, — завтра в школе поговорим. Тут какая-то ошибка или…
— Вот именно — или, — мрачно проворчал Таир.
— Нет, Таирка, быть такого не может. Я знаю, о чем ты думаешь. Не верю. Пойдем скорее, клоуна повидаем! А с Родькой потом.
Таир и Володька шагнули в сторону от ярко освещенного входа в цирк и сразу окунулись в непроглядную темень. Только тускло светились слабые лампочки над крылечками домиков-вагончиков. Мальчики осторожно подошли к одному из них и увидели клоуна. Он стоял рядом с осликом, гладил его, целовал теплую замшевую морду и горестно бормотал:
— Ну, что же ты, Сережа, Серенький мой! Заболел? Что же с тобой случилось, милый? Эх, такой номер пропал! Столько мы с тобой работали, и все прахом. Заболел ты, бедняга!
— Да не заболел он, не беспокойтесь, — проговорил Володька и шагнул из темноты в желтый круг света.
— А, это ты, джигит? — вяло удивился клоун. — Вкусные конфеты?
— Не знаю, не пробовал, — ответил Володька. — Я их обратно принес.
— Нет уж! Заработал честно — ешь! Просто Серый заболел!
— Никакой это не Серый! И заработал я нечестно. Этого осла Чако зовут! — закричал Володька.
— И-а! И-а! — трубно подтвердил Чако.
И тут же из темноты, будто эхо, раздалось:
— И-а! И-а! И-а!
И появился Таир. За ним бодро трусил артист Сережа, Серенький, двойник ишачка-трудяги Чако.
Ослики стали рядом, Володька снял с Чако соломенную шляпу, а клоун зажмурился и яростно затряс головой.