Взгляд Горгоны

— Это очень долгий срок. — Она тоже чувствовала, что что-то высасывает всю радость из ее бабушки, как выжимают сок из лимона. Атмосфера менялась, когда в комнату входила Годива: становилось трудно дышать, как будто надвигалась буря. Конни было тяжело проводить так много времени в ее обществе.

— Да, в самом деле… ну, не обращай внимания. Давай лучше я займусь велосипедом. Загляни ко мне в комнату после уроков, и я расскажу, что удалось сделать.

Каюта Хью, как он любил называть свою комнату, была в дальнем конце дома, прямо под крышей. Раньше Конни не разрешалось туда заходить, и ей было очень любопытно взглянуть. Она постучала в дверь.

— Войдите! — откликнулся Хью.

— Ух ты! — Конни замерла на пороге. В отличие от безжизненности, царившей в остальных частях дома, эта комната была волнующе живой. Она была набита чудесной резной мебелью — шкафчиками, стульями, столиками, ширмами — в таких количествах, что почти негде было повернуться.

— Извини, здесь некоторый беспорядок, — сказал Хью.

— Нет, что вы, мне так нравится!

Он, видимо, был польщен и погладил крышку деревянного сундука, стоявшего под окном.

— Видишь ли, я не мог позволить Годиве это выбросить. Ведь все это веками стояло в доме. Поэтому оно здесь — в моем убежище.

— Зачем же кому-то это выбрасывать? — Конни любовалась ширмой филигранной работы, вырезанной в форме плодоносящей яблони. Казалось, что древесина прямо поет под ее пальцами.

— Думаю, что она… Эта мебель причиняет ей неудобства. Она говорит, это своего рода аллергия.

— У нее аллергия на мебель?

— Нет, только на дерево. Она отпускает ее только в открытом море.

Последний кусочек мозаики встал на свое место. Теперь Конни знала, посредником какого вида была Годива.

— Можно мне взглянуть поближе?

— Конечно, моя дорогая, эти вещи и твои тоже — как всякая семейная рухлядь.

Он наблюдал, как его внучатая племянница рассматривает каждый предмет, ощупывая пальцами все выемки. Здесь были мифические существа из каждой группы: драконы, грифоны, змеи, водяные эльфы, минотавры. Хью жил среди них, но не знал, что они были списаны с натуры. Наконец Конни остановилась перед сундуком и положила руки на знак компаса, который красовался на крышке.

— А, вижу, тебе тоже нравится моя любимая вещь. Она немного напоминает мне то надгробие. Я всегда полагал, что это был семейный сейф. В нем полно старых бумаг и учетных книг.

Сердце Конни забилось немного быстрее.

— Можно посмотреть?

— Конечно. Я сам несколько раз просматривал их: многое из этого — совершенная бессмыслица. — Он открыл сундук и с уверенностью рылся там, пока не достал кипу бумаг. — Например, вот это. Думаю, кто-то переводил с арабского — видишь здесь закорючки?

Конни взяла у него хрустящую пачку пожелтевших листов пергамента и прочитала заглавие. Оно было написано на английском на левой стороне страницы, на другой стороне было оставлено место для рукописного текста. Хотя этот английский был безукоризненным, в рукописи было много зачеркнутых мест и чернильных пятен, как будто перо слишком часто зависало над страницей, когда писец подыскивал нужное слово.

Она снова взглянула на заглавие: «Сражение во вратах. Наставление Универсалу, как противостоять враждебному вторжению».

— Что думаешь, Конни? — спросил ее Хью, смущенный тем, что она внезапно притихла. — Я думал, что это может быть перевод каких-нибудь сказок «Тысячи и одной ночи» или чего-то в этом роде или руководства для крестоносца.

— Думаю, что это, конечно, перевод, но только с английского — на этот другой язык, — сказала Конни. Она не стала говорить, что у нее возникло сильное подозрение, что язык этот не является человеческим. Автором, догадалась она, была Сюзанна Колдикотт, но вот зачем она затем решила перевести это, было загадкой. У Конни чесались пальцы перевернуть еще несколько страниц, но она попыталась скрыть свое возбуждение. — Можно, я возьму это с собой и посмотрю: может, мне удастся что-нибудь понять?

Хью закусил нижнюю губу.

— Думаю, да, — нехотя сказал он. — Но может быть, ты предпочтешь выбрать что-нибудь еще? — Он вытянул большую фамильную Библию. — Как насчет этого? Или этого? В счетах тоже есть свое очарование — все эти снасти, ром, балласт… Я часами развлекался, просто глядя на суммы, которые требовались, чтобы спустить на воду трехмачтовый корабль.

Конни, улыбаясь, покачала головой:

— Думаю, это только наведет на меня сон.

Он рассмеялся:

— В таком случае можешь взять эту рукопись. Она слишком старая, чтобы это сейчас имело какие-либо последствия, верно? Годива не решит, что я нарушил ее правила.

«Итак, он подозревает, что это имеет отношение к Обществу», — подумала Конни. Она пролистала рукопись до конца.

— Взгляните, дядюшка Хью, здесь опять изображен фамильный компас. Может быть, это имеет отношение к тому, почему мы выбрали его в качестве герба. Похоже, что все эти мифические животные упоминаются здесь из соображений геральдики, вам не кажется?

Такое здравое объяснение ему понравилось.

— Да, верно. Я об этом не подумал. Что ж, возьми рукопись с собой. — Она поднялась на ноги, страстно желая улизнуть. — Но, Конни?..

— Да?

— Разве ты не хочешь спросить про велосипед?

В возбуждении она совершенно забыла о главной цели своего визита.

— Разумеется, извините. Вам удалось исправить его?

— Он исправен, насколько это возможно. По городу он тебя повозит, а вот на Тур-де-Франс не рассчитывай.

— Мне этого вполне достаточно. Спасибо, дядюшка Хью.

Конни сидела на полу между своей кроватью и окном, спрятавшись так, чтобы ее бабушка не увидела, чем она занимается, если заглянет в комнату. Уже смеркалось. Конни поставила рядом с собой прикроватную лампу и села там, куда падал свет, разложив бумаги на ковре. Сундук Хью таил в себе совершенно неожиданное сокровище: теперь ей не понадобится идти в библиотеку Общества, чтобы снова проконсультироваться со своими предшественниками, здесь, в рукописи Сюзанны, был черновик еще одной главы, и Конни даже не пришлось встречаться со змеей, чтобы эти сокровища найти.

Она начала читать.

Когда она закончила, была почти полночь. Ее ноги затекли от такого долгого сидения на полу, но гораздо большее беспокойство ей причиняло знание, которым она только что овладела. Она узнала, что Универсалы отнюдь не защищены от нападения, если какое-либо существо того пожелает. И это даже слишком живо было показано на выполненных Сюзанной грубых иллюстрациях — изображениях людей, пронзенных, затоптанных, сожженных, замороженных и разорванных на части самыми разными враждебными мифическими существами. Универсалы могут быть поражены молнией Громовой птицы, обращены в камень взглядом горгоны, парализованы холодной хваткой духов камней, пронзены клыками огромного вепря и даже сведены с ума пением сирен. Их единственная надежда — или вовремя возвести свою броню, или установить прочную связь с этим существом. Но ведь связь возможна только по обоюдному согласию, а броня прочна лишь настолько, насколько силен выстроивший ее Универсал, и защита будет сломлена, если силы его иссякнут.

Конни поняла, что прошлым летом едва избежала гибели. Сирены хотели пообщаться с ней и поэтому пошли на полный контакт, который не причинил ей вреда. Захоти они напасть, она бы утонула. Тогда при первой встрече с ними, ничего не зная о том, как защищать свое сознание броней Универсала, она чудом осталась жива.

Кол пришел в лес задолго до того, как наступила субботняя ночь, потому что сперва он договорился поужинать со своей матерью. За эти летние каникулы он провел с ней больше времени, чем за последние шесть лет. Если честно, он не мог сказать, что в ее присутствии стал чувствовать себя свободнее, но у него, по крайней мере, теперь действительно было ощущение, что она им довольна — в отличие от отца, который все эти дни только и делал, что жаловался на то, как портится его характер.