Страница 25 из 60
Мучительное волнение Ива перешло в радость. Значит, не даром прошли уроки с отцом Гугоном, и удачное начало сегодняшнего чтения и перевода, похвала магистра — хороший признак!
Приятели Алезана обступили Ива и начали поздравлять с первым успехом. Кто‑то схватил его за руку и потащил к выходу, где начинались толкотня и давка. Выйдя на луг, школяры подхватили Ива на руки и начали подкидывать вверх, ловить и снова подкидывать с гиканьем, свистом и криками: «Подражайте! Подражайте!» Наконец Ив был поставлен на траву, а озорные товарищи убежали, оставив его изрядно измятым, с растрепанными волосами и разорванным рукавом. Поодаль лежала его шляпа, тоже совсем измятая. А книга? Напрасно Ив оглядел все вокруг, напрасно медленно шел обратно к шатру, внимательно разглядывая луг, напрасно, войдя в шатер, обшарил пол под скамьями — книги нигде не было.
Ив вспомнил рассказы о том, что в Париже книги очень трудно доставать, что они очень дороги, что перепродавцы книг наживают много денег, вспомнил и предложение приятеля Алезана купить у него книгу. Страшная мысль осенила Ива: книгу украли!
Сам не свой, он опрометью бросился бежать к Малому мосту.
Глава IX
СКРИПТОРИЙ
Как ни старался Ив скрыть свое волнение и беспокойство, как ни изображал на своем угрюмом лице подобие улыбки, Сюзанна очень быстро догадалась, что с парнем стряслось что-то недоброе. Что это могло быть такое? На все расспросы Ив отвечал, что ничего с ним не случилось и что ей это только так кажется.
И Сюзанна решилась на уловку:
— Ну что ж, не хочешь признаться, тогда придется мне сказать магистру Петру — уж ему‑то ты должен будешь сказать.
— Ты этого не сделаешь!
В голосе Ива послышались и возмущение и мольба.
Сюзанна улыбнулась:
— Конечно, я этого не сделаю, но прошу тебя, расскажи мне, что случилось с тобой, я ведь вижу, какой ты сидишь — сам не свой. Расскажи, вместе легче придумать, как помочь горю.
Добрые глаза Сюзанны и ласковость, с какой она говорила, победили Ива — он рассказал ей о пропаже книги.
— Та–ак, — сказала Сюзанна, нахмурив брови. И, подумав, прибавила: — Ну что ж, попробуем… А пока что не говори никому.
Ив отодвинул в сторону миску с жареным мясом, до салата он тоже не дотронулся Сутки прошли с тех пор, как пропала его книга. Ночью он не мог уснуть, а сегодня на уроке он сидел ни жив ни мертв. Хорошо, что магистр не вызвал его с книгой, как вчера. А завтра? Завтра можно будет сказать, что книгу забыл взять с собой. А послезавтра?..
Из‑за стойки вышел магистр Петр, подошел к Иву:
— Вот хорошо, что я тебя застал! Не теряя времени, иди сейчас через Луг Школяров мимо нашего шатра. У большой липы тропинка раздваивается. Пойдешь направо, в гору. Когда взойдешь на холм, увидишь вдали мельницу на реке и тотчас за ней две церковные башни, к ним и иди. Там увидишь стену небольшого монастыря отцов бенедиктинцев[61]. Постучи в калитку, спроси отца Иннокентия из скриптория[62] и скажешь ему, что пришел от меня. Я не сомневаюсь, что он не откажет в моей просьбе, а просьба моя — дать тебе работу, так ему и скажи. Ступай, не медли…
- Не видать мне февраля месяца! — раздался возглас хозяина таверны. — Вы, мессир магистр, гнушаетесь моим гренадским, а я клянусь хвостом святого веронского осла[63], что оно принесет вашему желудку во сто раз больше пользы, чем колдовские снадобья аптекаря!..
Оставив магистра с крикливым марсельцем, Ив выбежал из таверны.
Луговая тропинка уводила далеко от Орлеанской дороги и вилась в высокой траве, пестревшей цветами, между холмами с виноградниками, садами и рощами. У тропинки то и дело попадались земляные кучки, нарытые кротами. Вдали сизые ветлы обозначали русла рек. Холмы то вспыхивали яркостью зелени, то потухали в синей тени плывущих облаков. В небе мчалась, кружась, стайка диких голубей. На развилке тропинки, у могучей липы, из‑под древних, замшелых камней выметнулась проворная красно-бурая ласка и умчалась на свою кровавую охоту за крольчатами и мышами.
Жаркий день был безветренным, притихшим, быть может, перед грозой.
С холма Ив увидел и реку, и мельницу, и монастырские башни, и далеко за ними ту самую столетнюю башню аббатства Святого Германа в Лугах, которую ему с моста показывал магистр. Быстро сойдя вниз, он очутился у железной калитки высокой каменной ограды монастыря со свешивающимися через нее плетьми хмеля, тяжелыми от больших тускло–зеленых шишек и широких листьев.
На стук Ива в калитке чуть приоткрылось решетчатое оконце, и в нем появились нос и прищуренный глаз под седой бровью. Старческий голос спросил:
— Что тебе, сын мой?
На ответ Ива замок калитки звякнул, и она открылась. Старик привратник, подслеповатый монах, сгорбленный, с впалым, беззубым ртом, в черной одежде с капюшоном за спиной, шамкая и дрожащей рукой указывая на монастырскую церкбвь, подробно объяснил Иву, куда ему надо пройти. От ворот к церкви вела дорожка, по обе стороны обсаженная белыми лилиями. Их дурманящий запах насыщал неподвижный, накаленный солнцем воздух.
Церковь, древняя, приземистая, сложенная из бурого камня, была украшена только с фасада полукруглой аркой на невысоких толстых столбах широкого портала с тонкой колонкой посредине дубовых дверей, обшитых железными полосами украшений. На арке толпились фигурки демонов, пожирающих корчащихся в адских мучениях людей, и извивались кольцом страшные драконы, кусающие свои хвосты А в полукружье над дверями — Иисус Христос на троне, с короной на голове, окруженный символами евангелистов: орлом, быком, львом, ангелом. С двух сторон портала — две широкие трехъярусные башни, покрытые конусами черепичных шапок. На верху башен — узкие, как бойницы, окна. Не для молитвы строили тогда такие крепкие и высокие башни, а для дозора и обороны на случай войны, когда монастыри превращались в крепости. Одна половина дверей была открыта, и из сумрака церкви на Ива пахнуло холодом и сладковатым запахом ладана. Кругом было так тихо, что монастырь казался необитаемым. Однако на дорожке, у высаженной широкой полосы вербены с лиловыми цветочками на высоких ветках, стояла бадья с водой и лежали лопаты. Ив знал, что отцы бенедиктинцы или «черные монахи», как их звали в народе из‑за черной одежды, в отличие от других монахов, славятся не только перепиской книг, но и возделыванием огородов, полей, разведением фруктовых садов, разными ремеслами. Вот и вербену они постарались развести, потому что она лечебная. Деревенский учитель Ива с уважением говорил о трудолюбии отцов бенедиктинцев. Вокруг церкви и дальше стояли огромные дубы и липы со стволами, обвитыми плющом, заросшие густой порослью шиповника, жасмина и душистой жимолости, обвешанной пучками ярко–красных ягод.
В глубине сада, сквозь зелень, белели стены монастырских построек.
Тотчас за церковью стояло продолговатое здание, тоже древнее, опутанное виноградом. В нем, как сказал привратник, помещаются умывальня и скрипторий, но входить туда во время работы переписчиков могут только настоятель монастыря, приор[64] и армарий[65], так что Иву надо вызвать брата Иннокентия и у него просить особого разрешения войти. На деревянной двери был прикреплен молоточек, которым Ив и постучал. Открыл дверь молодой монах с приветливым лицом и попросил Ива подождать, а он пойдет скажет брату Иннокентию.
Отец Иннокентий оказался пожилым человеком высокого роста, с худым и строгим лицом аскета[66], с проницательным взглядом светло–серых глаз под густыми черными бровями. Узнав, от кого и зачем пришел Ив, он велел ему следовать за ним, предупредив, что громко говорить запрещено, молчание — закон скриптория. Через низкое сводчатое темноватое помещение с каменным бассейном посредине и широким камином у стены они прошли к окованной железными полосами двери и через нее — в зал с рядом невысоких толстых колонн посредине. Квадратные основания колонн были установлены на высеченные из камня львиные лапы. Потолок дубовый, потемневший от времени. В высокие окна лился мягкий свет, зеленоватый от обступивших здание деревьев. Один за другим на деревянных креслах сидели монахи. Они склонились, переписывая на пергамент начертанные каламом тексты из старинных кодексов — книг из соединенных деревянных дощечек, покрытых воском. Кодексы стояли на наклонных подставках, прикрепленных к креслам. К подставкам были приделаны каламарии — чернильницы. На табуретах стояли банки: одни — с набором перьев, гусиных, лебединых, павлиньих, другие — с речным песком, лежали свитки пергамента и бумаги. Тишина нарушалась легким поскрипыванием перьев. Монахи были настолько поглощены своей работой, что ни один из них не поднял головы и не обернулся, когда брат Иннокентий с Ивом проходили мимо них. Взглянув в один из списков, Ив заметил заглавную букву, прекрасно сплетенную из зеленых, голубых и красных чернил.
61
Бенедиктинцы — монахи самого многочисленного католического монашеского ордена, основанного Бенедиктом Нурсийским в 529 году.
62
Скрипторий (от латинского слова scriptor — писатель, писец, переписчик) — помещение при католических монастырях, где переписывали священные книги.
63
Легенда гласила, что осел, на котором Иисус Христос въехал в Иерусалим, после смерти Иисуса чудесным образом перешел море и очутился в Италии, в городе Вероне, где и умер. В Вероне ежегодно происходили церковные шествия, веронцы несли чучело, в котором якобы хранились чудотворные останки иерусалимского осла.
64
Приор — в католических монастырях старший поеле настоятеля монастыря.
65
Армарий — монах, ведающий хозяйством монастыря.
66
Аскет — человек, который придерживается строгого воздержания от жизненных удовольствий.