Страница 3 из 18
А Робинзон успел написать Гонзе еще одну записку:
— «Меняться подождем. Послушаем, что скажут в музее».
На следующей перемене Петронил подошел к Робинзону. Топор рассматривал Ирка Домкарж.
— Конечно, сходи с ним в музей, что тут такого?
Ирка вертел топор в руках. Даже очень здорово: его выставят в витрине, а рядом повесят табличку: «Подарок Ярослава Крацика из Праги.
Робинзои с удивлением посмотрел на него.
— Ты не удивляйся: если он представляет хоть маленькую ценность, его там обязательно оставят.
Робинзон испуганно выхватил топор из Иркиных рук. Конечно, Ирка прав. Он говорит это не из зависти, как Илья. Но надо будет хорошенько подумать.
— А впрочем, в музей пойти можно, — продолжал рассуждать Ирка. — Посмотрим сами другие топоры и сравним. Спрашивать специалистов не обязательно.
Робинзон облегченно вздохнул и с благодарностью посмотрел на Ирку. Так благодарно, что Петронилу это даже не понравилось. Правда, Ирка умеет дать хороший совет и делает это охотно. Разбирается во многих вещах и никогда этим не хвалится. Петронил за это его уважает, но иногда бывает, что и завидует. Вот сейчас, например, как знать, возьмет его Робинзон в музей или с ним пойдет только Ирка?
После уроков к трамвайной остановке они направились все втроем. Только заскочили к Домкаржам и оставили там портфели. В трамвае Петронила разозлил Ирка: он, хотя и был занят разговором с Робинзоном, вдруг вскочил и уступил место почтальону с большой сумкой. Тот сначала посмотрел на Ирку удивленно, потом улыбнулся и потрепал его по плечу. А это было многим лучше, чем если б он сказал ему «спасибо». Ирка всюду поспевает, всегда знает, как поступить. Петронил ему частенько завидует. На первый взгляд в Ирке нет ничего особенного. Мальчишка как мальчишка. Худенький, ходит в коротких штанишках, ни дать ни взять четырехклассник. Нельзя сказать, что он мал ростом, нет, па физкультуре он стоит рядом с Петронилом, но все дело в том, что Ирка не старается казаться старше, чем есть, как это делают остальные. Например, все ребята в классе начали вдруг делать зачес. И Петронил тоже. Ему это нетрудно: волосы у него волнистые, стоит только их утром причесать, и они весь день послушно держатся. Робинзону — тому хуже. Он каждый день мочит свой светлый чуб под краном, то и дело зачесывает его вверх, но волосы не слушаются, встают на макушке, торчат щеткой. А Ирка? У него до сих пор сбоку проборчик, как был в первом классе.
Те, кто знал Ирку Домкаржа мало, называли его маменькиным сыночком. Хотя бы потому, что Ирка всегда держится в тени, зря не болтает и внимание к себе привлечь не старается. Наверное, поэтому его в классе считают «середнячком», хотя Петронил и верил, что по знаниям Ирка всех заткнет за пояс. Стоит ему только захотеть. Стоит только поднять руку и повторить то, что он рассказывал на переменке.
Неизвестно, правильно ли ведет себя Ирка, но он, вне всякого сомнения, скромный, прямой и вдумчивый. Вот почему завидует ему Петронил. И Робинзону завидует тоже — ведь Робинзон такой изобретательный, энергичный. А он? Петронил? Только и умеет завидовать! А что в этом хорошего?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
могла бы вернуть нас в каменный век, но все портят таинственные звонки. Зато она объяснит нам, как не надо вести себя в музее.
— Слезай, приехали! Проснись, приятель! — говорит задумавшемуся Петронилу Робинзон.
Ага, Вацлавская площадь. Мальчишки шагают по широкой лестнице, которая ведет к Национальному музею.
У кассы и по дороге в «доисторический зал» командование, естественно, берет на себя Ирка. Ему здесь все известно. Петронил, задрав голову, осматривает потолок, стены…
— По ков–рам… —вдруг скрипуче разносится по вестибюлю. Петронил оборачивается к смотрителю и кивает головой.
— По ков–рам… — повторяет голос настойчивей.
Петронил растерян. Да, ковровые дорожки ведут в зал.
Он это понял и, минуя ковровую дорожку, осторожно ступает по паркету. Но Ирка уже схватил его за рукав и тащит на ковер.
— Хо–дить по ков–рам, — еще раз настойчиво повторяет скрипучий голос.
Теперь Петронил наконец сообразил и, пунцовый от стыда, старательно вышагивает по вишневой дорожке. Ковер глушит шаги, и мальчишки, сами того не замечая, переходят на шепот.
У входа в «доисторический зал» Робинзон заволновался. Здесь экскурсоводом будет он.
— Ти–хо! — скрипит голос за их спинами.
Сторож, маленький старичок с седыми усами, входит вслед за ребятами и строго оглядывает их.
Робинзон указывает на какие–то таблицы и карточки.
— Первобытные люди занимались охотой. Знаете, как их отличить от позднейших оседлых людей? — спрашивает он и тут же сам торопливо отвечает: — У охотников тоньше икры ног. Ведь они постоянно двигались, ходили, выискивали зверя… Не смейтесь, так сказано у Шторха…
Петронил никак не может на чем–нибудь сосредоточиться. Он делает несколько шагов к большой витрине.
Тррр!
Петронил вздрагивает. Что это? Где–то в витрине раздался звонок. Слабый, но явственный.
Сторож смотрит на них и угрожающе шипит:
— Ти–хо — там! Ти–хо!
Ребята испуганно поворачиваются к витрине. Но испуганнее всех выглядит Петронил. И в ту минуту, когда Робинзон уже перестает удивляться и кидается к какому–то первобытному оружию, вдруг снова раздается:
Тррр!
У Петронила подкосились ноги. Звенит здесь, именно здесь!
— Что тут тво–рится? Кто это де — ла–ет? — Монотонный, скрипучий голос сторожа становится все сердитей.
Петронил стоит разинув рот и вдруг видит, что сторож направляется к нему.
— Сплошное озор–ство! Ты за–чем за–во–дишь здесь будильник?! — Старик ткнул костлявым пальцем в Петронила.
Петронил от изумления не может выдавить ни звука. Потом робко улыбается:
— Я?..
— А кто же тут зво–нит?
— Может быть, это там, — мямлит пораженный Петронил и тычет пальцем в витрину. — Я не знаю, — добавляет он тут же, ибо глупо обвинять в чем бы то ни было останки представителя мезозойской эры.
Т–рр–р!
Старичок затрясся. Лицо его перекосилось от гнева, он закричал:
— Вон! Вон! Безобразники! Вон отсюда!
Перепуганный Петронил неуверенно последовал в том направлении, куда указывал палец сторожа.
— И вы тоже вон! — обернулся сторож к удивленным ребятам. — Да по коврам, по коврам! не преминул старик напомнить Робинзону, который шагнул было на блестящий паркет.
В вестибюле Ирка нагнал Петронила.
Что у тебя там звонит, скажи на милость?
— У меня? Да что я, будильник ношу с собой, что ли… — отчаянно оборонялся Петронил, как вдруг...
Тр–ррр!
Петронил разинул рот, словно рыба, вытащенная из воды. Звук исходил от него.
Ребята выволокли его на улицу. Петронил хлопал себя по карманам. Вид у него был несчастный.
— Да нет у меня ничего! Будильник? Спятили вы, что ли? — И тут он вдруг нащупал что–то за подкладкой пиджака.
Тр–рр–р! — раздалось оттуда.
Веркина пудреница!
Вконец перепуганный, Петронил схватился за карман, тщетно стараясь попасть в него дрожащей рукой. Он неловко стащил с себя пиджак, и через секунду пудреница уже лежала на его ладони.
— Что? Эта штука звонит?
— Не знаю, но больше у меня ничего нет. Это Веркина пудреница, моей сестры. Я про нее забыл… — сбивчиво объяснял Петронил.
— Пудреница! — недоверчиво спросил Ирка.
Трр–ррр!
Петронил чуть не выпустил ее из рук. Она действительно звонила!
Робинзон взял коробочку, повертел ее и нажал маленький выступ сбоку. Крышка отскочила, под ней ребята увидели еще крышку, на которой был какой–то рычажок, две крохотные разноцветные кнопочки и небольшое поперечное сечение с цифрами и еще одним миниатюрным рычажком. В центре коробочки находилось отверстие, защищенное тонкой сеточкой.