Точка перехода

Совершенно самостоятельными субъектами исторического действия стали крупнейшие транснациональные корпорации, каждая из которых обладает доходами выше валового внутреннего продукта многих стран. Каждая ТНК сегодня располагает внутренней структурой политической власти, отработанным законодательством и собственной идеологией, зачастую с тенденцией превращения в религию.

Откроем доклад Национального совета по разведке США «Контуры мирового будущего» (сценарии на 2020 год» и прочитаем:

«Сегодня у частных пользователей персональных компьютеров в руках больше возможностей, чем было у НАСА в 1960-е годы, когда оно использовало компьютеры для запуска первых летательных аппаратов на Луну. Тенденция к еще большему увеличению возможностей, скорости, доступности и мобильности возымеет огромные политические последствия. Бесчисленные множества частных лиц и небольших групп — многие из которых прежде не обладали такой властью — будут не только устанавливать контакт друг с другом, но и планировать, запускать и завершать дела, в потенциале достигая большего успеха и результативности, чем может обеспечить государство…

Рост связности компьютерных систем будет также сопровождаться распространением транснациональных виртуальных сообществ по интересам — тенденция, которая может не только осложнить способность государственных и глобальных институтов добиваться согласия внутри стран и проводить в жизнь решения, но и угрожать как авторитету, так и законности последних. Иногда члены группы, спаянной общностью религиозных, культурных, этнических или иных интересов, могут разрываться между присущим им национальным менталитетом и другими видами идентичности. У таких групп есть весомый потенциал для «продавливания» на национальном или даже глобальном уровне нужных решений по широкому спектру вопросов, обычно находящихся в компетенции государственных структур…»

Вот вам и полисубъектность («поли» — «много»). В отличие от старого доброго Вчера эпохи индустриализма, сегодня в мире действует множество субъектов исторического действия, которые сталкиваются между собой, конкурируют и взаимодействуют. Уже нельзя сказать: «С нами воюет Америка» — потому что единство времен индустриальной эпохи кануло в Лету. Под словом «Америка» могут крыться самые разные силы. Теперь мы живем в мире, расколотом на множество частей, в мире мозаичном и лоскутном. Теперь у нас — не один мир, а множество миров. Более того, эти миры подчас относятся к параллельным реальностям. Разные игроки существуют как бы в разных вселенных, у них — разное время, разный взгляд на исторические процессы. Они и саму — историю воспринимают неодинаково, исходя из реальности, где эти субъекты существуют. Так, разве в нынешней России власть предержащие не отделились от остального народа в совершенно особую Реальность?

То, что мы пытаемся объяснить тебе, читатель, нужно иллюстрировать не историческими примерами, а скорее ссылками на фантастические романы, где герои путешествуют между разными параллельными мирами и ветвями истории. У писателя Федора Березина, скажем, есть мир, где Сталин в сорок первом ударил по Германии первым и захватил не только Европу, но и Африку, и пол-Австралии. Когда параллельные реальности соприкасаются, сие приводит к катастрофическим, непредсказуемым и необратимым последствиям для каждого из миров. И хотя подобные романы считаются фантастическими, они почти документально описывают сегодняшний мир. Мир человечества на грани великого перехода. Мир постиндустриализма.

Сетевое общество

Итак, мы подошли к седьмой, черте этого странного явления — постиндустриализма. К явлению сетевого общества.

Сегодняшний мир построен как сеть. Этим он в корне отличается от индустриальной эпохи, где царствовал принцип иерархической пирамиды. Это раньше все было четко: я — начальник, ты — подчиненный. Вот заводы, подчиняются департаменту, а департамент входит в состав Главноуправления, а сам главк подчиняется Министерству, а уж оно — премьер-министру. А теперь иерархия разрушается. Впервые со времен каменного века сетевая организация становится господствующей в жизни человечества.

В древности только иерархии могли, например, обеспечить строительство громадных оросительных систем Египта и держать в повиновении огромные массы рабочего населения. Только иерархия позволяла готовить решения, принимать и выполнять их без излишних конфликтов. Она обеспечивала военно-политическое и финансово-экономическое единство. Культурно-религиозные иерархии обеспечивали существование разных цивилизаций. Правда, они никогда не господствовали полностью — сетевые системы были и раньше. Особенно много их возникло в индустриальную эру. Но довольствовались они подчиненной ролью.

Возьмем как пример христианство протестантского толка. Лютеранство, кальвинизм, цвинглианство и другие разновидности реформаторских движений стали восстанием западных людей против римской католической церкви. Все они были прямым обращением к Богу, минующего папскую иерархию. Реформация — это одна из самых ярких и успешных манифестаций сетевого начала в истории Запада. Простестанты построили конфессию, где не было армейско-бюрократического принципа «пирамиды»: епископов, которые подчиняются кардиналам, а те — Папе. Именно Реформация сломала многоступенчатую схему католичества, поставив на ее место «созвездие» активных, взаимодействующих общин и людей, выткавших тончайшую канву нового, уже капиталистического общества.

А яркий пример развития рыночных отношений в их самой ранней стадии? Тогда еще не было огромных корпораций, монстров-трестов, поражающих воображение концернов и гигантских конгломератов. И вот в этом «бульоне» постоянно рождались комбинации взаимодействующих и конкурирующих предпринимателей, которые непрерывно обменивались плодами своей деятельности, постоянно соперничали за ресурсы и рынки сбыта. Нетрудно заметить, что в обоих приведенных нами примерах сетевые структуры служат проводниками нового. Выступают как социальное оружие для ломки отживших иерархических систем.

Седьмая черта постиндустриального порядка заключается в том, что в нем сетевая организация захватывает господствующие высоты. Сеть охватывает экономику, политику и культуру. И это — знамение того, что сам постиндустриализм выступает не как новая эпоха, а как переход из индустриальной эры в совершенно новый мир.

Постиндустриализм — смутное время на пороге совершенно иной стадии человеческого развития. В это смутное время мир живет не как органическое и гармоничное целое, а как мозаика, как хаос, где разные фрагменты и уклады взаимодействуют и борются друг с другом. Части мозаики не просто конкурируют — они иногда просто отрицают друг друга. В смуте для сетевых систем складываются самые благоприятные условия. Именно они и выживут в этой вселенской кутерьме.

В сети главным действующим лицом становится активная личность, вокруг которой формируются союзы и коалиции. Творец выстраивает вокруг себя нужную структуру подобно тому, как композитор творит мелодию. Структуры в сетевом мире изменчивы, они не живут долго. Изменяются задачи — и рассыпаются вчерашние союзы, и возникают новые. Структуры в этом мире играют подчиненную роль, они возникают и распадаются по воле их творца.

В смутное время неимоверно вырастает способность энергичной личности влиять не только на свою судьбу, но и на жизнь целых стран — и все благодаря сетевой организации. Именно сети являются наиболее успешными и конкурентоспособными проектами в экономике, финансах, в культуре. Они все громче заявляют о себе в политике, вытесняя умирающие иерархические структуры — партии. Вот вам пример: бесформенное на первый взгляд, движение антиглобалистов добивается поразительных успехов. Даже в военной сфере сети торжествуют.

Но, создав хвалебную песнь сетям, прибережем напоследок каплю яду. Сети очень действенны и незаменимы для разрушения старой системы и для проникновения нового в старый мир. Но сами по себе они совершенно беспомощны, когда речь идет о закреплении завоеванных позиций. Они не могут превратить новое в господствующий уклад. А вот если сеть дополняется иерархией — тогда другое дело.