Страница 94 из 178
Белл ввел в оборот само слово «постиндустриализм». Этим термином обычно называют современный нам мир. Его произносят с экранов телевизоров самые популярные ведущие. О постиндустриализме рассуждают политики и экономисты. Оно превратилось в штамп, далеко уйдя от своей первоначальной роли: показать общее у двух противоборствующих систем (социализма и капитализма). В семидесятые при помощи концепции «постиндустриализма» термином «постиндустриализм» пытались обеспечить сначала примирение советской и западной систем, а затем их слияние, по возможности — бесконфликтное.
Как часто бывает, Белл, сам того не подозревая, точно указал важнейшую черту современного мира. Мир, который определяется не будущим, а прошлым.
Нынешний постиндустриализм — мир, существующий как бы после смерти. Как ходячий покойник, зомби. Индустриализм уже закончился, должен был уйти с исторической арены. И, тем не менее, он существует, приобретая причудливые, искаженные и страшные формы, присущие всему, что не может упокоиться.
Конечно, Белл вкладывал в это слово совсем другой смысл. Его постиндустриализм был светел, оптимистичен и функционален. Однако действительность оказалась иной.
Мир знания?
Как отличить постиндустриализм от индустриального общества? Ключевой признак тут — изменение факторов производства.
Как пишет один из наиболее маститых исследователей постиндустриального общества Владимир Иноземцев,
«…социум, который обычно называют постиндустриальным, формируется там и тогда, где и когда прогресс общества перестает быть связанным с эпизодическими достижениями в экспериментальной науке и базируется на развитии теоретического знания. В условиях, когда информация и знания становятся непосредственной производительной силой, возникают монопольные ресурсы, характеризующиеся абсолютно новыми качествами, с которыми никогда ранее не сталкивалось общественное производство…» («Мегатренды мирового развития» — Москва, «Академия», 2000 г., с.30).
Другой выдающийся теоретик постиндустриального общества, один из крупнейших современных американских обществоведов Питер Друкер, отмечает:
«То обстоятельство, что знание стало главным, а не просто одним из ведущих ресурсов, и превратило наше общество в посткапиталистическое. Данное обстоятельство изменяет структуру общества, и при этом — коренным образом. Оно создает новые движущие силы социального и экономического развития. Оно влечет за собой новые процессы в политической сфере…» («Новая постиндустриальная волна на Западе» — Москва, «Академия», 1999 г.)
Если верить таким мыслителям, то постиндустриальный порядок — это мир, где «быть умным» означает «быть богатым», где главные деньги делаются на изобретениях и открытиях, на их внедрении в производство. Якобы это — мир, где знания приносят победу в конкурентной борьбе. В этом мире, как нас стараются уверить, наука и техника диктуют динамику пропорций и направленность изменений всех сторон социально-политической, экономической и личной жизни отдельных людей и целых народов.
Надо сказать, что на первый взгляд дело обстоит именно так, как считают господа аналитики. И их умозаключения подтверждаются самым чудесным образом. Как пишет В.Иноземцев в книге «Мегатренды мирового развития», период бурного экономического роста 1990-х годов, который стал самым долгим периодом экспансии американской экономики — это всего лишь первый отрезок совершенной новой истории человечества. Дескать, в этой новой истории западные страны развиваются как уже вполне созревшие постиндустриальные социально-экономические системы.
И вправду, в 1990 году расходы на приобретение информации и информационных технологий составили в США 112 миллиардов долларов, превысив затраты на приобретение производственных технологий и основных производственных фондов (107 млрд. долларов). С тех пор разрыв между ними рос в среднем на 25 миллиардов долларов в год, достигнув в наши дни цифры почти трехсот миллиардов. Еще в 1995 году в здравоохранении, научных исследованиях, в сфере образования и производстве научно-технической продукции, а также в области программного обеспечения производилось почти 43 % внутреннего валового продукта Америки. (Сегодня, говорят, уже две трети). Около 28 % внешнеэкономических поступлений США представлены платежами за пользование американскими технологиями или прибылью, созданной с их применением. Доходы от экспорта технологий и патентов превышают в Соединенных Штатах затраты на приобретение того же самого за рубежом более, чем в четыре раза.
Иноземцев пишет, что в последние годы интеллектуальная элита стремительно становится новым господствующим классом постиндустриального общества. Лишь каждый пятнадцатый из тех, кто составляет один процент наиболее богатых американцев, получают свои доходы в качестве прибыли на вложенный капитал, тогда как более половины представителей этой группы работают на административных постах в крупных компаниях. Почти треть богачей в США представлены практикующими юристами и врачами. А оставшаяся часть состоит из людей творческих профессий, включая профессоров и преподавателей. Четверо из каждых пяти живущих сегодня в США миллионеров не преумножили богатства, унаследованные ими от отцов и дедов, а заработали свое состояние практически с нуля. То есть, наступило время дерзновенных выскочек, пора неограниченных возможностей для прорыва в элиту.
Казалось бы, сбылось гениальное предвидение старика Маркса, почитаемого во всем мире и ныне третируемого в нашей стране — пророчество о превращении науки в важнейшую производительную силу. Свершилось его предсказание о коренном изменении общества под воздействием эпохального преобразования факторов производства.
Но все не так просто. Сегодня радужные картины постиндустриализма, прельщавшие западных интеллектуалов и их единомышленников в России, рассыпаются, сменяясь унылой серостью.
В те же 1990-е и 2000-е годы теоретическую науку поразил глубочайший структурный кризис. Он имеет много сторон и граней. Все чаще разгораются дискуссии о грядущем конце науки, о исчерпании ее возможного воздействия на развитие техники. Все больше говорят о невозможности двигаться дальше в познании мироздания. Серьезные и все время возрастающие сложности испытывает финансирование фундаментальных научных исследований. Прежде всего — в физике, химии и космологии. В отличие от времен противоборства СССР и США, людей сегодня больше не интересуют тайны космоса и атома. Им жалко тратить доллары и юани, йены и рубли на получение ответов на загадки строения метагалактики и структуры вакуума. Фактически оказались свернутыми все наиболее амбициозные проекты в сфере науки, начатые в 70-80-е годы. Последние десять лет важнейшие научные исследования замораживают и останавливают. А кое-где — на обломках СССР и бывшего социалистического блока — наблюдается полный упадок фундаментальной науки и связанных с нею исследовательских программ.
В подавляющем числе отраслей и технологий завершается «проедание» теоретического задела, накопленного во второй половине прошлого века. Изобретения и ноу-хау все чаще становятся лишь частными улучшениями того, что придумано и создано в славном прошлом. Речь все больше идет о каких-то незначительных подвижках, а не о прорывах. Скажем, сегодня все говорят о нейрокомпьютерах. Но ведь их принципы были придуманы еще в 1945-м! А где же новые идеи и знания? Общество оказывается именно постиндустриальным, где сегодняшние технологии выбирают, доскребают, досасывают остатки вчерашних знаний.
Сегодня высокотехнологичная индустрия повторяет судьбу английской угольной промышленности XVIII–XIX веков. Тогда британцы эксплуатировали шахты до тех пор, пока не была добыта последняя тонна угля. Теперь место уголька занял научно-технический задел прошлых поколений.
Теперь самое время сделать простой и понятный вывод. И статистика успехов, и впечатления о глубочайшем кризисе современного мира — правдивы. Это лишь две стороны одной и той же медали. Знания действительно стали решающим фактором современной постиндустриальной цивилизации. Только знания последние двадцать лет воплощаются, по сути, лишь в одном-единственном, сегменте развития техносферы, — в области информационных технологий. Раньше цивилизация совершенствовалась на основе более или менее гармонично развивающихся наук и технологий в разных областях. А за последние двадцать лет произошел явный перекос науки, техники и технологий в сферу информатики и связи.