Набег

— Ты жаждешь заполучить девку ярла, а я — самого ярла. Нам нет резона воевать между собой. А помогать — есть.

Настала очередь Сигурда изобразить недоумение. Гюда засмеялась, погрозила тонким пальчиком.

— Не надо притворства, ты все понимаешь, бонд. Мы оба заслужили того, чего жаждем…

Последним на снеккар взобрался Рагнар. Меч в широких ножнах высовывался из-за его плеча обвитой ремнями рукоятью, влажные от пота космы прилипли ко лбу и вискам, на щеке мелкой россыпью засохли кровавые брызги, со штанов на палубу текла вода. Рукава рубашки тоже были мокрыми. Эрул, деловито вытер лицо, размазав кровь от подбородка до лба, заметил настороженный взгляд Сигурда, осклабился:

— Ты многое пропустил, бонд. Мы славно потешились.

Поддерживая хевдинга, эрулы загалдели. Гюда потупилась, скользнула мимо Сигурда на свое привычное место на корме. Проходя, едва заметно коснулась локтем его рукава, прошелестела одними губами:

— Подумай, бонд. Мы оба заслужили награду по душе. Если ты не согласен — можешь все рассказать Бьерну.

Сигурд промолчал.

Молчал он и теперь, внимая перезвону колоколов и оглядывая большой город, о котором не раз слышал в Каупанге. Про Гаммабург часто говорили приходящие на торги в Каупанг ободрить и лютичи, иногдаданы. Многие из рассказчиков носили на шее железные крестики и уверяли Сигурда, что в странах франков и саксов уже давно почитают нового доброго бога и что в капищах, называемых монастырями и церквями, его славят колокольным звоном, песнями и священным огнем, который на маленьких восковых палочках ставят пред рисованным Божьим ликом. Тогда Сигурд удивлялся, а теперь великий город саксов лежал пред его взором, и песнь колоколов плыла над его головой…

Рядом со снеккаром Красного, борт о борт, остановился драккар Бьерна. На носу корабля, рядом с изогнутой шеей деревянного дракона, застыл сам ярл, за его спиной скучились воины, поодаль от них на корме сидела Айша. Болотница шевелила губами, будто шептала беззвучные заклинания, ее руки были прижаты к груди. Перевитые пестрой лентой волосы колдуньи открывали маленькие, слегка заостренные мочки ушей и словенские височные кольца, спускающиеся к плечам. Такие же кольца, сплетаясь в цепочку, рядами опоясывали ее шею, еще один ряд возлежал на бледном лбу. Вкрапления мелких красных камней по ободкам колец поблескивали на свету. Широкий рукав рубашки складками сполз к локтю ведьмы, запястье под ним обнимали три узких браслета и один широкий, с красным камнем посередине. И височные кольца, и браслеты, и другие украшения были сделаны из недорогого железа, мутного и темного. На тонкой, почти прозрачной коже колдуньи они казались слишком тяжелыми и очень уж древними. Если бы Айша была его женщиной, Сигурд дарил бы ей иные украшения, сделанные из чистого золота, изящные, легкие, как она сама. И камни он подобрал бы другие, более подходящие к ее кошачьим глазам — зеленые или желтые, дарящие спокойствие и радость.

Колокола смолкли. От замковых ворот по дороге, ведущей к пристани, проскакали несколько всадников в дорогих одеждах с остроконечными флажками на высоких древках. Затем из ворот показалась длинная процессия. Первым гордо выступал паренек с деревянным ларцом в руках. За ним топали два мужика с горнами и пара воинов, несущих герб правителя Гаммабургаграфа Бернхара. Следом семенили богатые жители города, а за ними на кауром жеребце гарцевал сам граф Бернхар, плотный, коренастый, с большим лицом и мясистым носом. Голову графа венчала обшитая мехом шапка, плечи укрывал короткий плащ. Подражая римскому обычаю, в нескольких шагах за крупом графского скакуна четверо рабов волокли носилки с женой графа — сухой, бледной женщиной, узколицей, остроносой и бесцветной, как старая холстина. Ее не могли освежить даже богатые одежды и украшения, щедро развешанные на ее лбу и плоской груди.

Под торжественный писк горнов граф подъехал к пристани, спешился, сурово глянул на жену. Она кивнула рабам, неохотно слезла с опущенных наземь носилок, встала подле мужа. Бернхар оказался ниже ее почти на голову, зато вдвое толще.

Ожидая приветственных слов правителя, горожане смолкли, над пристанью повисла тишина. Никто не говорил, никто не шевелился. Словно подхваченная ветром, поднялась с колен маленькая колдунья Бьерна. Ухватившись рукой за парусный канат, замер на носу своего драккара рыжий Рагнар. Рядом с желтоглазым берсерком и вертким кормщиком Латьей изваянием застыл Бьерн.

В тишине хлопнул под порывом ветра спущенный парус, кто-то кашлянул. Бернхар неуверенно покосился на жену. Та рассматривала пришлецов, высоко задрав острый подбородок и подслеповато щуря маленькие глазки. Зацепившись взором за колдунью, поморщилась, скривила узкие губы, заметила Гюду, проползла завистливым взглядом по круглому лицу княжны, по ее пухлым плечам, густым пшеничным волосам, увязанным в короткий хвост, и недовольно отвернулась.

Не дождавшись от жены никакой помощи, граф шагнул вперед. Конь двинулся было за хозяином, но один из пажей ухватил его под уздцы, заставив остановиться. К графу подскочил худощавый воин, лицо которого показалось Сигурду знакомым. Склонившись к уху правителя, воин что-то быстро зашептал, мотнул головой на корабль Рагнара.

Под навесом толстых, кустистых бровей глаз Бернхара было почти не видно. Его лицо было обращено к снеккару Рагнара, но на кого смотрел граф — на конунга или на кого-то из его людей, — оставалось загадкой.

— Твой человек предупредил меня о твоем приходе, король эрулов, — на северном языке басисто произнес граф.

Теперь Сигурд признал воина, который нашептывал Бернхару. Бонд видел этого человека на озере, среди хирдманнов Красного. Должно быть, ожидая Бьерна, Рагнар послал гонца, чтобы предупредить правителя Гаммабурга о появлении дружественного войска.

— Также он поведал нам, — граф обвел широким жестом столпившихся за его спиной вельмож, — о цели твоего приезда и о том, что ты пришел в мою вотчину с мирными намерениями. Я — граф Бернхар, потомок славного рода Бернхаров, рад приветствовать тебя и твоих воинов в городе Гаммабурге. Но моя власть не простирается столь далеко, чтоб осуществить твои планы. Лишь наш великодушный король Людовик может, одобрив твою миссию, обеспечить вам безопасный путь по Лабе до островов Фризии. Мой гонец уже поскакал к королю с просьбой помочь тебе в твоих начинаниях, но его путешествие займет не менее двух дней. А пока мы ждем ответа от короля, я прошу твоих людей быть гостями Гаммабурга, а тебя и близких тебе ярлов буду рад видеть в моем замке, где всех вас достойно примут.

Жена Бернхара почесала тощую шею, вздохнула. Тяжелая парча на груди явно мешала ей дышать.

— Ты хорошо говоришь, правитель Гаммабурга, — в отличие от Бернхара голос привыкшего к шуму боя Рагнара был отчетлив и резок. — Но зачем твои лучники целятся в моих хирдманнов из-за камней, а твои воины умело скрываются между мирными торговцами и мастерами?

Эрул вскинул руку с вытянутым указательным пальцем. Стоящий подле графа гонец конунга скользнул в толпу, вытолкал из нее неброско одетого мужчину. Под его широкой рубахой угадывались очертания меча. Бернхар крякнул, запыхтел, ища оправданий. Выручил графа доселе скрывавшийся за спинами вельмож невысокий человек, одетый в длинную, до пят, серую рубаху из грубой шерсти, подпоясанную веревкой. Голова его была обрита, лишь на висках и затылке короткие темные волосы обрамляли лысину ровной каймой. Широкие рукава власяницы скрывали кисти рук, из-под складок подола выглядывали босые ступни. Одежда незнакомца показалась Сигурду гораздо более бедной, чем у большинства жителей Гаммабурга. Зато его лицо внушало почтение, — сурово сжатые губы выдавали сильную волю, а светлые глаза взирали на пришлых снисходительно и мягко, как взрослые иногда смотрят на маленьких детей.

— Ты зорок, Красный Рагнар, — певуче заговорил незнакомец. — Но разве твои воины оставят свое оружие, входя в город?

Над кораблями эрулов загудели недовольные шепотки. Само предположение о возможности лишиться оружия в чужом городе казалось оскорбительным.