Страница 33 из 42
Он остановился на оштукатуренной в розовый цвет заправочной станции, где продавали керамические фигурки, детские волчки и прочую дребедень. Пока машину заправляли, он вышел поискать какую-нибудь вещицу, которую можно было бы предложить мальчику в знак примирения. Он хотел, чтобы предстоящая встреча прошла как можно более гладко. Его взгляд скользил по полке, на которой стояли керамические муляжи рук, вампирских клыков, коробочки с фальшивыми собачьими экскрементами, которые можно подбросить кому-нибудь на коврик перед дверью, деревянные тарелки с выжженными на них циничными надписями. Наконец он увидел удивительно ухватистый гибрид штопора и открывашки. Он купил его и вышел.
Когда они вернулись в номер, мальчик по-прежнему лежал на койке. Его лицо было абсолютно спокойным, казалось, с тех пор, как они вышли, он ни разу не сдвинул
взгляда с одной точки. Рейберу снова привиделось то лицо, которое так потрясло его бывшую жену, он почувствовал мгновенный приступ отвращения к мальчику, и его пробрала дрожь. Пресвитер взобрался на койку, и Таруотер спокойно посмотрел ему в глаза. Он, казалось, вообще не заметил, что Рейбер тоже вошел в комнату.
— Я так проголодался, что, наверное, съел бы лошадь, — сказал учитель. — Пошли вниз.
Мальчик обернулся и спокойно, без особого интереса, но и без враждебности ответил:
— Если ты собираешься ужинать здесь, именно это тебе и подадут.
Рейбер, никак не отреагировав на шутку, вынул из кармана штопор-открывашку и небрежно уронил его мальчику на грудь.
— Может, пригодится когда-нибудь, — сказал он, отвернулся и стал мыть руки в тазу с водой.
В зеркале он увидел, как Таруотер осторожно взял металлический кругляш и принялся рассматривать. Он вытащил штопор, потом задумчиво затолкал его обратно. Он изучал вещицу спереди и сзади, потом взвесил на ладони, где она легла удобно, как монета в полдоллара. Через минуту он нехотя произнес:
Она мне совсем не нужна, но все равно спасибо,— и положил открывашку в карман.
Его внимание опять вернулось к Пресвитеру, как к себе домой. Приподнявшись на локте, он внимательно посмотрел на ребенка.
— А ну-ка встань, — медленно сказал он.
Было такое ощущение, что он отдает команду маленькому зверьку, которого успешно дрессировал все последнее время. Голос звучал спокойно, но с некоторой ноткой интереса: выйдет — не выйдет. Всю свою обычную враждебность он, казалось, взял на поводок и направил на достижение цели. Ребенок смотрел на него как зачарованный.
— Я ведь сказал тебе, встань! — медленно повторил он. Ребенок послушно сполз с кровати.
Рейбер почувствовал укол нелепой ревности. Он стоял, раздраженно нахмурившись, и смотрел, как, не говоря ни слона, мальчик выходит из комнаты, а Пресвитер покорно идет за ним. Через секунду он бросил полотенце в таз и отправился за ними следом.
Мотель сотрясался от топота восьми пар ног. В том конце холла, где хозяйка заведения держала музыкальный автомат, танцевали. Троица уселась за жестяной красный стол, и Рейбер отключил свой слуховой аппарат до лучших времен, пока не прекратится светопреставление. Он сидел и смотрел по сторонам, злясь, что его потревожили.
Танцующие были ровесники Таруотеру, но, казалось, принадлежали к совершенно другому виду. Девочек можно было отличить от мальчиков только по узким юбкам и голым ногам. Лица и головы у всех были почти одинаковые. Они танцевали с какой-то остервенелой сосредоточенностью. Пресвитер оцепенел. Он привстал на стуле и смотрел на них, свесив голову набок, так что она, казалось, вот-вот отвалится. Таруотера смотрел сквозь них, и взгляд у него был темный и отсутствующий. Эти подростки, видимо, были для него чем-то вроде мошек, которые жужжат и кружатся у него перед глазами.
Музыка всхлипнула в последний раз, подростки, толкаясь, пробились к своему столику и развалились на стульях. Рейбер включил слуховой аппарат и вздрогнул, когда ему в голову ворвался трубный рев Пресвитера. Малыш подпрыгивал на стуле и вопил от разочарования. Когда танцоры увидели его, он прекратил шум, встал по стойке смирно и принялся пожирать их взглядом. За их столиком воцарилась раздраженная тишина. Вид у них был такой, словно их оскорбила в лучших чувствах какая-то ошибка мироздания, что-то такое, что надлежало исправить, прежде чем показывать им. С каким наслаждением Рейбер подскочил бы к ним сейчас и заехал в эти дурацкие рожи стулом. Они встали и, угрюмо подталкивая друг друга, упаковались в открытый автомобиль, который тут лее взревел и умчался, возмущенно окатив мотель волной полетевшего из-под колес песка и гравия. Рейбер выдохнул так, словно воздух у него в легких был острым и мог его поранить. И тут ему на глаза попался Таруотер.
Мальчик смотрел прямо на него и улыбался едва заметной, но вполне ясной по смыслу улыбкой, словно видел его насквозь. Эту улыбку Рейберу и раньше доводилось видеть у него на лице. Она издевалась над ним, опираясь на какое-то глубинное, нутряное знание, которое с каждым разом становилось все глубже и, по мере приближения к самой его сокровенной сути, все отчетливей перерастало в полнейшее к нему безразличие. Рейбера вдруг как током ударило, он понял смысл этой улыбки, и его охватила такая злоба, что на мгновение он лишился сил. «Убирайся, — хотелось крикнуть ему, — и чтобы я больше не видел твоей проклятой наглой рожи! Убирайся к дьяволу! Проваливай и крести хоть целый мир!»
Женщина уже какое-то время стояла рядом с ними и ждала, когда учитель сделает заказ, но внимания он на нее обращал не больше, чем на невидимку. Она принялась постукивать меню по стакану, а потом просто сунула его Рей-беру под нос. Не читая, он сказал:
— Три гамбургера с гарниром,— и оттолкнул меню прочь. Когда она ушла, он сухо проговорил:
— Я хочу раскрыть перед тобой кое-какие карты.
Он посмотрел мальчику в глаза и, натолкнувшись на знакомый ненавистный в них блеск, попытался взять себя в руки.
Таруотер перевел взгляд на стол, как будто ждал, что сейчас Рейбер достанет карты и начнет их раскладывать.
— Это значит, что я хочу поговорить с тобой начистоту, сказал учитель, стараясь скрыть раздражение. Он изо всех сил старался сделать так, чтобы его взгляд и голос казались такими же безразличными, как у его визави.— Мне нужно кос что сказать тебе, и тебе придется это выслушать. Что тебе после этого делать — решай сам. Я не собираюсь больше руководить твоими поступками. Я хочу просто рассказать тебе все как есть,— Его голос звучал нервно и зло. Он будто читал выдержку из газеты. — Я заметил, что ты уже вполне в состоянии смотреть Пресвитеру в глаза. Это хорошо. Это значит, что ты уже сделал шаг вперед. Однако не думай, что теперь, раз ты можешь смотреть ему в глаза, той опасности, которая тебя подстерегала, больше не существует. Вовсе нет. Старик все еще крепко держит тебя. Не думай, что ты уже свободен.
Мальчик продолжал смотреть на него все с той же понимающей улыбкой.
— Это в тебя он заронил свое семя, — сказал Рейбер. — И ты ничего не можешь с этим поделать. Оно упало на дурную почву, но корни пустило глубоко. А во мне, — с гордостью сказал он, — оно упало на камень, и ветер унес его прочь. — Учитель ухватился за стол, как будто собирался швырнуть его в мальчика. — Черт тебя подери! — сказал он хриплым прерывистым голосом. — Оно сидит и в тебе, и во мне. Разница в том, что я о нем знаю и могу его контролировать. Я выдираю его с корнем, а ты слишком слеп, чтобы увидеть и распознать его в себе. Ты даже не знаешь, что руководит твоими поступками.
Мальчик злобно сверкнул глазами, но ничего не ответил.
«По крайней мере,— подумал Рейбер,— я стер с его физиономии это дурацкое выражение». Несколько секунд он молчал, обдумывая, что сказать дальше.
Женщина вернулась и принесла три тарелки. Она поставила их на стол медленно, чтобы хватило времени отследить происходящее. Лицо у мужчины вспотело и выглядело утомленным, совсем как у мальчика. Последний бросил на нее раздраженный взгляд. Мужчина сразу стал есть, как будто хотел побыстрее с этим покончить. Ребенок быстро схватил булку и стал слизывать с нее горчицу. Старший мальчик посмотрел на свой гамбургер так, словно мясо в нем было несвежее, и не прикоснулся к нему. Она ушла и, на несколько секунд задержавшись на пороге кухни, бросила на них возмущенный взгляд. Наконец мальчик взял свой гамбургер. Он почти донес его до рта, но потом положил обратно. Он дважды брал его и дважды возвращал на тарелку, так и не откусив. Потом он стянул с головы шляпу и скрестил руки на груди. Она решила, что с нее хватит, и закрыла за собой дверь.