Страница 153 из 172
Рассказы и повести Бунина, включающие так много безотрадных картин и трагических событий, не оставляют, однако, мрачного впечатления. Мир в его книгах предстает не только злым, но и прекрасным. Например, в рассказе «Забота», где над всем царит однообразие хозяйственных обязанностей и тревог, которые жену Авдея «сделали за долгую жизнь страдалицей», а его — «нелюдимом», появляются черты и подробности совсем иного, противоположного смысла. С угрюмо-озабоченным Авдеем контрастирует беззаботная радость дочери, собирающейся на девичник, увлеченно играющие мальчишки, бездельники-охотники. Но главные токи радости, красоты, молодости, как всегда у Бунина, исходят от природы: «Под скатом мелкая речка разливается широким плесом… Плес ослепительно блестит; желто-каменистый подъем за ним весь в зеркальных веселых разводах, в медленно переливающихся отражениях». Это жизнеутверждающее мироощущение автора противостоит восприятию героя, который «глядит, но видит все как во сне. Он от горя ко всему равнодушен — как больной».
Бунин принадлежал к тем художникам XX века, кто, видя всю жестокость миропорядка, не терял веры в торжество правды, добра и красоты. В лирико-философском рассказе «Смерть пророка» устами умудренного провидца, пережившего на своем веку и счастливые и горестные годы, Бунин утверждал: «Каждое мгновение свое должен человек посвящать жизни…» (Бунин, т. 3, с. 197). Речь идет не о жизни бездумной, легковесной, а о жизни, одухотворенной высокими целями, высоким призванием. Недаром рассказ завершается словами поэта Саади и знаменательным возгласом автора: «Мир и радость всем живущим!» (там же, т. 3, с. 200).
Вслед за Чеховым Бунин обновлял структуру рассказа. Он упрощал событийный сюжет, приглушал интерес к внешним явлениям, зачастую открывая повествование сообщением о его развязке: с самого начала мы узнаем о смерти Захара Воробьева, о ночном разговоре мужиков, который разрушает прежние наивные представления гимназиста о народе. Да и тогда, когда сюжет развивается последовательно («Веселый двор», «Ермил», «Игнат»), писатель подробно изображает не поступки, не действия, а работу сознания, душевное состояние, инстинктивные побуждения героев. Бунин исследует ту «тайную работу души», которая является первоисточником любых поступков, незаметно погружая читателя в сложный поток чувств героев (так как они еще плохо умеют мыслить, их думы неотделимы от чувств). Возникает и особая форма воссоздания переживаний: Либо путем сказовой манеры, где в самой речи обнаруживается отношение человека к миру («Хорошая жизнь», «Сверчок», «Сила»), либо введением несобственно-прямой речи, переплетающейся с голосом автора. Сохраняя колорит крестьянского восприятия, Бунин как бы договаривает то, что лишь смутно чувствуют его герои. Так передано внутреннее состояние Захара Воробьева или Аверкия («Худая трава»).
Замкнутый мир героя всегда осложнен, обогащен и расширен авторским видением. Может быть, потому и появляется в прозе Бунина огромное количество выразительнейших деталей, эпизодических персонажей, внесюжетных сцен и эпизодов. Ассоциативное сопоставление их, смена планов и масштабов изображения, ритма, интонационное многообразие — все это позволяло создавать в небольшом рассказе неоглядную картину многосложного неразгаданного мира. Один день или несколько эпизодов дают представление не только о судьбе героя, но и о самой России, о состоянии мира и человека в нем. Любая картина — бытовая, природная, психологическая, — любая частность не существуют у Бунина изолированно, они всегда включены в пестрый поток бесконечной жизни.
Художественное своеобразие бунинского повествования проницательно уловил Рене Гиль, французский писатель, поэт и критик. Отмечая редкостный «дар построения, ритма и синтеза» у Бунина, он писал о глубине охвата жизни художником «во всей ее сложности, со всеми силами, связующими ее».
Искусство Бунина, говоря словами Горького, раздвигало «перед русским человеком границы однообразного бытия, щедро одаряя его сокровищами мировой литературы, прекрасными картинами иных стран, связывая воедино русскую литературу с общечеловеческим на земле» («Горьковские чтения», с. 69).
Л. Крутикова
Комментарии
Произведения данного тома печатаются по Собранию сочинений И. А. Бунина в девяти томах (т. 3, 4. М., Художественная литература, 1965–1966), в основу которого были положены издания: Бунин И. А. Собрание сочинений, т. I–XI. Берлин, Петрополис, 1934–1936; сборники «Весной, в Иудее. Роза Иерихона». Нью-Йорк, 1953; «Митина любовь. Солнечный удар». Нью-Йорк, 1953; «Петлистые уши и другие рассказы», Нью-Йорк, 1954 — с позднейшей авторской правкой. Произведения, вошедшие в настоящий том, вновь сверены по прижизненным изданиям, в результате чего внесены необходимые исправления.
Рассказ «В стране пращуров», не входивший в Собрание сочинений И. А. Бунина в девяти томах, печатается по «Литературному наследству» (т. 84, кн. 1. М., Наука, 1973).
Бунин — Бунин И. А. Собр. соч. в 9-ти томах. М., Художественная литература, 1965–1967.
«Весной, в Иудее» — Бунин И. А. Весной, в Иудее. — Роза Иерихона. Нью-Йорк, изд-во имени Чехова, 1953.
ГБЛ — Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина.
«Горьковские чтения» — Горьковские чтения 1958–1959. М., Изд-во ЛН СССР, 1961.
«Жизнь Бунина» — Myромцева-Бунина В. Н. Жизнь Бунина 1870–1906. Париж, 1958.
ЛН — Литературное наследство, т. 84, кн. 1–2. М., Наука, 1973.
«Материалы» — Бабореко А. И. А. Бунин. Материалы для биографии. Изд. 2. М., Художественная литература, 1983.
«Митина любовь» — Бунин И. А. Митина любовь. Солнечный удар. Нью-Йорк, изд-во имени Чехова, 1953.
Музей Тургенева — Государственный музей И. С. Тургенева в Орле.
«Петлистые уши» — Бунин И. А. Петлистые уши и другие рассказы. Нью-Йорк, изд-во имени Чехова, 1954.
Полное собрание сочинений — Бунин И. А. Полн. собр. соч., т. 1–6. Пг., изд. т-ва А. Ф. Маркса, 1915 (Приложение к журналу «Нива»).
«Последнее свидание» — Бунин И. А. Последнее свидание. Париж, изд-во Н. П. Карбасникова, 1927.
Собрание сочинений — Бунин И. А. Собр. соч., т. I–XI. Берлин, Петрополис, 1934–1936.
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства СССР.
Деревня*
Журн. «Современный мир», СПб., 1910, № 3 (март), 10–11 (октябрь-ноябрь), с подзаголовком: «Повесть». Ранее в газ. «Утро России» (М., 1909, № 34 — 1, 15 ноября) появился отрывок, озаглавленный «Утро».
Бунин «задумал писать „Деревню“, — писала В. Н. Муромцева-Бунина 9 июля 1959 года, — …еще в 1908 году».
Первую часть повести Бунин завершил в сентябре 1909 года, в Москве, работая с большим напряжением. Он писал 22 сентября Горькому, что готово «около трех журнальных листов (всего, верно, будет семь), и так устал, что не спал почти всю ночь и руки трясутся» («Горьковские чтения», с. 44). Работа подвигалась быстро. По словам В. Н. Муромцевой-Буниной, «в три дня Ян написал начерно первую часть „Деревни“. Иногда прибегал к маме, говорил: „Труть, жуть“, — и опять возвращался к себе и писал».
Написанные главы Бунин читал осенью 1909 года в кругу друзей. Вера Николаевна говорит в «Беседах с памятью»: «Ян позвонил к нам по телефону и сказал, чтобы я приезжала с Колей (Пушешниковым. — А. Б.) в Большой Московский и захватила рукопись, он там будет читать „Деревню“. Когда мы вошли в отдельный кабинет, то увидали Карзинкина (брата жены Телешова. — А. Б.), Телешова, Белоусова и еще кого-то… Ян приступил к чтению и прочел всю первую часть. Читал он хорошо, изображая людей в лицах. Впечатление было большое, сильное. Даже мало говорили» («Материалы», 1967, с. 135).