Страница 96 из 127
Входит Савва, очень веселый, в подоле ладыжки.
Савва. Шесть пар с лашкой выиграл!
Егор Иванович. Скажите пожалуйста.
Савва. Мишку, подлеца, насилу доконал. Ты что бурчишь там?
Егор Иванович. Ничего. Только бы лучше ты мне «вы» говорил.
Савва (не обращая на него внимания). Липа, я шесть пар выиграл.
Липа. Как ты можешь в такую жару!..
Савва. Погоди, я сейчас ладыжки отнесу. Теперь у меня восемнадцать пар. Ну и подлец Мишка: здорово играет.
Уходит.
Егор Иванович (поднимается). Больше я не желаю его видеть. А ты ему скажи.
Липа. Хорошо, скажу.
Егор Иванович. Ты — не «хорошо», а делай, что тебе отец приказывает. Народил прохвостов, нечего сказать. (Уходит.) То-то бы покойница поглядела!..
Пелагея. Тоже о покойнице вспоминает, а кто ее в гроб вогнал? До смерти заговорил, зуда проклятая. Говорит-говорит, зудит-зудит, а чего ему надо — и сам не знает.
Липа. Да тут с вами… точно в железные обручи завинчивают голову.
Пелагея. Так и уходила бы со своим Савкой, чего ждешь?
Липа. Вот ты. За что ты на меня злишься?
Пелагея. Я не злюсь; я правду говорю. Замуж не хочешь, женихами брезгуешь, так шла бы в монастырь.
Липа. В монастырь я не пойду, а уйти, должно быть, скоро уйду.
Пелагея. Ну и уходи: скатертью дорога.
Липа. Ах, Поля, ты вот все сердишься, злишься, а не знаешь ты, о чем я по ночам думаю. Лежу и думаю. И о тебе, Поля, думаю, и обо всех несчастных, обо всех.
Пелагея. Обо мне нечего думать, о себе лучше думай.
Липа. И никто об этом не знает… Ну, да что говорить: ты все равно не поймешь. Мне жаль тебя, Поля!
Пелагея смеется.
Что ты?
Пелагея. А жаль, так вот возьми-ка ведро, вынеси. Я брюхатая, мне тяжелое подымать не годится, так потрудись ты за меня. Христа ради.
Липа (хмурится, потом лицо ее проясняется, и с улыбкой она берет ведро). Давай. (Хочет нести.)
Пелагея (со злостью). Фокусница! Пусти, куда тебе. (Уносит ведро, потом возвращается за тряпками.)
Входит Савва.
Савва (сестре). Ты что это такая красная?
Липа. Жарко.
Пелагея смеется.
Савва. Послушай, Пелагея, Кондратий меня не спрашивал?
Пелагея. Какой еще Кондратий?
Савва. Отец Кондратий, послушник; так, вроде воробья.
Пелагея. Никакого Кондратия я не видала. Воробей! Тоже скажут!..
Савва. Позови-ка сюда Тюху.
Пелагея. Сам позови.
Савва. Ну!
Пелагея (сперва кричит в дверь, потом идет в трактир). Антон Егорыч, вас зовут!
Липа. Зачем он тебе?
Савва. Что у вас здесь у всех за привычка спрашивать: куда, кто, зачем, почему?
Липа (немного обиженно). Не хочешь, так не говори.
Тюха (входит, говорит медленно и трудно). Ну, кто там зовет?
Савва. Я. Придет сюда послушник Кондратий — знаешь? — так пошли его сюда.
Тюха. А ты кто такой?
Савва. И водки пришли, полбутылки, слышишь?
Тюха. Может, слышу, а может, и нет. Может, пришлю водки, а может, и нет. Кто знает?
Савва. Какой скептик! Ты одурел, Тюха?
Липа. Оставь его, Савва. Это он у семинариста, у Сперанского, научился. У него и так в голове…
Тюха (садится). Меня никто не учил, я сам все понимаю. У меня кровь в сердце запеклась.
Савва. Это у тебя от пьянства, Тюха. Брось пить.
Тюха. У меня кровь в сердце запеклась. Ты думаешь, я не понимаю, почему это такое? Вдруг не было тебя, и вдруг пришел. Нет, я все понимаю. У меня видения бывают.
Савва. Что же ты видишь? Бога?
Тюха. Никакого Бога нет.
Савва. Вот как!
Тюха. И дьявола нет. Ничего нет. И людей тоже нет. И зверей тоже нет. Ничего нет.
Савва. Что же есть?
Тюха. Рожи одни есть. Множество рож. Все рожи, рожи, рожи. Очень смешные рожи, я всегда смеюсь. Я сижу, а они мимо меня так и скачут, так и плывут. У тебя тоже, Савка, очень смешная рожа. (Мрачно.) Можно умереть со смеху.
Савва (весело смеется). Ну-у? Какая же у меня рожа?
Тюха. Такая… (Тычет пальцем.) И у нее рожа, и у нее рожа. И у папаши тоже рожа. И, кроме того, другие рожи. Множество рож. Я в трактире сижу и все вижу; меня нельзя обмануть. Какая рожа большая, какая маленькая, и все они так и плавают, так и плавают. Какие далеко, какие совсем близко, как будто хочет поцеловать или за нос укусить. У них зубы.
Савва. Ну, ладно, Тюха, ступай; потом о рожах поговорим. У тебя у самого очень занятная рожа.
Тюха. Ну да, а то как же? И у меня рожа.
Савва. Ладно, ладно. Ступай, да водки тогда пришли, не забудь.
Тюха. Какие днем, какие ночью… Множество рож. (С порога.) А водки, может, пришлю, а может, и нет. Не знаю еще.
Савва (Липе). Давно он такой?
Липа. Не знаю, давно уже, кажется. Он сильно пьет.
Пелагея. С вами нехотя запьешь. (Уходит.) Идолы!
Липа. Жара какая… куда деваться, не знаю. Савва, отчего ты так плохо относишься к Поле? Она такая несчастная, жалкая.
Савва. Рабья душа, кривая. Она на трехногий стул похожа.
Липа. Она не виновата, что она такая.
Савва (равнодушно). Да и я не виноват.
Липа. Ах, Савва, если бы ты знал, какая у нас здесь ужасная жизнь. Мужчины пьянствуют, бьют жен, а жены…
Савва. Знаю.
Липа. Как ты равнодушно говоришь это. А мне так хотелось поговорить с тобою…
Савва. Что же, говори.
Липа. Ты скоро, вероятно, опять уйдешь отсюда?
Савва. Да, скоро.
Липа. Ну вот… так, пожалуй, и не удастся поговорить. Дома ты бываешь редко… Сегодня чуть ли не в первый раз… Да, Савва, и охота же тебе играть с ребятами, со стороны смешно смотреть. Такой ты большой, как медведь…
Савва (весело). Нет, Липа, они хорошо играют. Мишка — хорошо, и мне с ним трудно справиться. Вчера я ему три пары проиграл.
Липа. Да ведь ему десять лет!
Савва. Ну так что же? Да и народу здесь нет, кроме них. Самый умный народ.
Липа (с улыбкой). А я?
Савва (смотрит на нее). А ты? Что же, и ты — как другие.
Пауза. Липа обижена, и вялость ее несколько исчезает.
Липа. Может, тебе скучно со мной?
Савва. Нет, все равно. Я никогда не скучаю.
Липа (принужденно смеется). Что же, и на том спасибо. Ты был сегодня в монастыре? Ты туда часто, кажется, ходишь?
Савва. Был, а что?
Липа. Ты, вероятно, совсем его не помнишь? А я так его люблю. Он у нас такой красивый, такой задумчивый иногда. Мне нравится, что он такой старый: от этого в нем есть какая-то важность, строгое спокойствие, отчужденность.
Савва. Ты много книг читаешь?
Липа (краснея). Прежде много читала… Я ведь четыре зимы в Москве жила, у тети Глаши. Ты почему спрашиваешь?
Савва. Так… продолжай.
Липа. Тебе смешно, что я так говорю?
Савва. Нет, ничего… говори.
Липа. Но ведь монастырь, правда, такой удивительный. Там, знаешь, есть хорошие уголки, где никто не бывает, — так, где-нибудь между глухими стенами, где только трава да упавший кирпич, да какой-то старый-старый сор.
Я люблю бывать там, особенно в сумерки или вот в такой жаркий, сонный день. Стоишь, закрывши глаза, и кажется, что видишь что-то далекое-далекое. Тех, кто первые его строили, кто первые в нем молились. Вот идут они по мосткам, несут кирпичи и что-то поют — так тихо, далеко. (Закрывает глаза.) Так тихо, тихо…