Страница 5 из 55
- Павел, ты тревожишься, я чувствую, - тёплые ладони привычно легли на плечи. - Что-то случилось?
- На душе нехорошо, - с Марией Фёдоровной можно и нужно разговаривать откровенно, как на исповеди. И даже более.
Впрочем, кое о чём лучше промолчать и там и там. Оно самому спокойнее, и душа не отягчена осознанием ввержения человека в пучину страстей. Негоже ставить любое из Божьих созданий перед выбором - поверить или нет, хранить или продать... Да, Господь даёт свободу воли, но лишь нечистый предлагает варианты. Поэтому исповедь для меня является формальностью, несмотря на то, что прошлой памятью императора Павла Петровича я очень верующий человек. Не набожный, а именно верующий. Понимание сего факта пришло не сразу, но и неожиданностью тоже не стало.
- Не переживай, Павел, всё будет хорошо. Россия никогда не проигрывала свои войны.
- Вот как? - наконец-то поворачиваюсь, благо кресло на колёсиках позволяет сделать это не вставая. От супруги, в последнее время увлёкшейся изучением русской истории, можно было ожидать многое. - И на основе чего же сделаны столь выдающиеся выводы, дорогая? Татаро-монголов ты отменила высочайшим повелением?
- А это с какой точки зрения посмотреть.
- С любой.
- Павел, ты ошибаешься, - императрица хмурится, отчего на переносице появляется строгая морщинка. - Верна только та точка зрения, что служит благу Отечества. Не смейся, для женщины Родиной становится та страна, в которой родились её дети.
- Иезуитство! - и на всякий случай уточняю. - Это не про детей.
- Я помню, - морщинка пропала, и лицо расцвело в милой улыбке. - А иезуиты, между прочим, умнейшие люди.
- Кто бы спорил.
- Не отвлекай... Они Китаю историю написали, придумав несколько тысячелетий прошлого, и...
- Предлагаешь поручить им поработать над нашей?
- Доверить святое еретикам? Шутишь? Тем более у нас даже придумывать ничего не нужно, всё своё и в избытке. Вот ты монголов вспоминал, а где этот народ сейчас?
- Тут, - я ткнул пальцем в стоящий рядом со столом глобус, на котором иногда любил поразвлечься, рисуя одним государствам немыслимые очертания границ, безжалостно раздирая на части другие, третьи вообще стирал с поверхности земного шара, обозначая на том месте четвёртые.
Мария Фёдоровна пригляделась к маленькой точке, затерянной где-то в глубинах Азии, и пренебрежительно фыркнула:
- И это те самые потрясатели вселенной? Нет. Что ни говори, а мы ту войну выиграли, пусть и с несколькими неудачными кампаниями в самом начале. Важен итог, не так ли?
- Но двести с лишним лет?
- И что? Древности свойственна неторопливость. Это сейчас все будто с ума посходили и запустили время вскачь, раньше было иначе. Вот воевали с Литвой - где та Литва? Где Польша, Швеция? Уж не говорю про насекомые государства вроде Крыма или Ливонского Ордена.
- Последний государством не являлся.
- Тем лучше, Павел! К разбойникам во всём мире относятся с предубеждением, а они разбойники и есть. Были.
- Глупости.
- Да, глупости, - согласилась Мария Фёдоровна. - Но к умным мыслям относятся с ещё большим предубеждением.
Забавно. Надо будет процитировать императрицу на сегодняшнем военном совете. Нет, что ни говори, я её очень люблю и уважаю, но иногда мою дорогую слишком заносит. Хотя...
- Душа моя, ты не откажешься присутствовать на нынешнем совещании?
Весенний вечер тих и прекрасен. Из открытого окна тянет холодком ещё не везде стаявшего снега, а откуда-то со стороны Мойки доносится незлобливая матерщина городовых, призывающих петербуржцев не шуметь и не нарушать раздумий императора. В кабинете дым - дежурившие на крыше снайперы опять набросали всякой дряни в каминные трубы, и попытка погреться у живого огня закончилась неудачей. А не сослать ли в Сибирь мерзавцев? Чуть было не сорвали заседание государственного совета!
- Здравствуйте, господа и товарищи! - обвожу взглядом присутствующих, ни на ком не останавливая его. - Я пригласил вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.
Михаил Илларионович улыбается - Мишке Варзину приходилось когда-то играть на любительских подмостках, а в ближайшее время на сценах петербуржских театров появится пьеса "Ревизор" за авторством некоего Николая Васильевича Гоголя, но под редакцией фельдмаршала Кутузова. Я сам не ожидал, что старый друг окажется таким завзятым театралом.
Остальные предельно серьёзны и осознают важность момента. Бенкендорф сидит с неизменной кожаной папкой на коленях и тихонько постукивает носком сапога по натёртому паркету. Волнуется? Правильно, Александр Христофорович принимал участие в разработке нашего плана, и знает, что именно ему и предстоит взвалить на плечи самую тяжёлую ношу. И его ОсНазу, где при обучении отсеивается до пятидесяти процентов личного состава.
Слева от Бенкендорфа государственный канцлер. Графу Ростопчину предстоит осуществить дипломатическое прикрытие. В том смысле, что нужно представить Россию жертвой неспровоцированной агрессии со стороны Франции. На мнение так называемой просвещённой Европы нам плевать, но для успокоения собственной совести такое положение дел весьма желательно. Совесть у нас хоть и гибкая, но та гибкость имеет некоторые пределы. До них, правда, ещё не доходили, но зачем рисковать?
Министр обороны перекидывает из руки в руку двухцветный карандаш "Тактика" производства завода братьев Гномовых, привезённый ими лично из Нахичевана в подарок Алексею Андреевичу. Карандаш не менее локтя в длину, в три пальца толщиной, и выглядит скорее гетманской булавой, чем писчей принадлежностью. Зато нарисованная на карте стрелка предполагаемого контрудара занимает половину будущего театра военных действий. Шутник граф Аракчеев, однако.
Командир Красногвардейской имени генералиссимуса Суворова дивизии генерал-майор Тучков смотрит в окно. Этот спокоен - красногвардейцы недавно полностью закончили перевооружение и пополнили численность после понесённых в Тифлисском замирении потерь, и готовы к выполнению предстоящих задач. Любых. Иначе что же это за гвардия?
Гавриил Романович Державин излучает внимание и почтительность. Главный поэт страны, министр финансов и старший таможенник Российской Империи. Хотя сегодня военный совет, но деньги тоже оружие. У нас всё должно стать оружием. Кстати, а куда это косится старый чёрт?
- Хм... Гавриил Романович?
- Да, Ваше Императорское Величество? - Державин с трудом отрывает взгляд от внёсшей поднос с лёгкими закусками горничной. С некоторых пор решено было сменить угрюмые рожи дежурных сержантов на румяные личики юных красавиц. - Простите, отвлёкся.
Скорее привлёкся. И что такого привлекательного в длинных юбках, едва приоткрывающих изящный башмачок на стройной ножке? По моему разумению можно и покороче, иначе при работе в госпитале край платья запачкается кровью. Некрасиво получится, не находите?
Глава Священного Синода тоже косит глаза не туда, куда следует женатому человеку и отворачивается с явным сожалением. А не отослать ли его на фронт от греха подальше? Вот так, пожалуй, и сделаем.
Ну вот, вроде бы все собрались, включая императрицу Марию Фёдоровну, и пора начинать вершить судьбы мира. Так, кажется, это называется?
Глава 3
Фёдор Толстой опустил бинокль, через который наблюдал за переправляющимся через безымянную речку авангардом французской армии, и вполголоса выругался. Мать честная, вот это силища прёт! Считай, чуть не вся Европа заявилась. Эх, велика Россия, но лишней земли в ней нет, особенно под новые кладбища. Вот ведь подлый народец - даже будущей смертью своей норовят ущерб нанести.
- Васька, готов к передаче?
- Один секунд, вашбродь! - солдат в пятнистой накидке разведчика как раз заканчивал устанавливать треногу гелиографа. - Уровень выставить осталось.