Галатея

— Иди спать, — приказал он. — На сегодня хватит.

Агамемнон кивнул, сдирая с себя измазанный в зеленой крови халат. Неуверенными шагами поднялся в гостиную.

Андрей Симонов, свернувшись калачиком, спал на диване у камина. При появлении Агамемнона он поднял голову.

— Все? — спросил он, словно и не спал вовсе.

— Да, — облегченно кивнул Агамемнон, падая на край дивана. — Умаялся.

— Выпить хочешь?

— Ага.

Андрей легко поднялся.

У темного бара зазвенело стекло, и через мгновение высокий стакан оказался в руках Агамемнона. Он сделал глоток. Виски. Ну, что же, сгодится.

— Почему ты вызвался? — помолчав, спросил Андрей.

— Потому что ты не смог.

— С детства боюсь крови, — признался Симонов. — Но все же, почему?

— Видишь ли, — ответил, подумав, Агамемнон, расслабленно глядя на потрескивающий огонь в камине. — Большая любовь в наше время — редкость. Ромео и Джульетты раздавлены бытом, добычей денег и квартирным вопросом.

— Мы — нет.

— Вы — нет, — кивнул Агамемнон.

Андрей долго смотрел на огонь.

— Ты думаешь, у нас с Наташей большая любовь? — наконец, спросил он. Словно сам себя спрашивал.

«Отвечать, нет?» — подумал Агамемнон. У него не осталось сил на дилеммы.

— По крайней мере, с твоей стороны, — сказал он.

— Я не могу без нее жить, — просто сказал Андрей. — Ощущение немыслимой потери, которое существует буквально на физическом уровне. Любовь ли это? Не знаю. На ее похоронах мне стало трудно дышать. Я чуть не упал в ее могилу, так было плохо. Мне и теперь бывает плохо, но я отыскал способ не задохнуться. Воспоминания, понимаешь? Я принимаюсь вспоминать ее — и отпускает. У тебя так когда-нибудь было?

— Нет, — ответил Агамемнон с искренним сожалением. — У меня вообще со слабым полом как-то не клеится.

— А у меня клеилось, — тихо кивнул Андрей, глядя на огонь. — До Наташи. А сейчас я ни о ком, кроме нее, даже думать не могу. Может быть это болезнь?

— Может, — пожал плечами Агамемнон и допил виски. — Завидую тебе, если честно. Пережить такое сильное чувство не каждому дано. Ты счастливый человек, Андрюха. Наверное, самый счастливый из всех, кого я знаю.

— Я буду счастливым, — ответил Симонов, принимая у него пустой стакан. — В тот момент, когда Тензор поднимет ее из могилы.

Сон получился коротким. Вначале его мучили удушливые кошмары, а потом на пороге комнаты возник Тензор и коротко бросил:

— Подъем.

Агамемнон сел на кровати. Он нашел тапочки и накинул халат.

На большом столе в гостиной была разложена какая-то карта. Вокруг нее уже стояли заспанные Гриша с Андреем. Когда Агамемнон спустился вниз по лестнице, Тензор им что-то рассказывал, водя пальцем по карте. Оба внимали.

— А я не хочу на кладбище, — донеслось до Агамемнона. — Не хочу и не поеду.

Это митинговал Григорий.

— Проснулся? — поднял голову Тензор.

— Ага, — кивнул Агамемнон.

— Он хочет, что бы мы опять на кладбище ехали, — пожаловался Гриша.

— Задача простая, — сказал Тензор. — Мне нужен материал.

— Для чего? — поинтересовался Агамемнон без эмоций.

— Для оживления Наташи.

Лицо Симонова задергалось.

— Она что, как невеста Франкенштейна будет? Из трупов сшитая? — взвился он.

— Ты дурак, сшитый из трупов, — холодно посмотрел на него Тензор. — Молчи и слушай, — он повернулся к Агамемнону. — Мне нужна охрана. В момент оживления Натальи, у нас скорее всего будут гости. Здесь, у дома мне тоже нужен заслон. А из вас с Григорием телохранители никакие. Все очень просто. Приедем, оглядимся. Кладбище посещаемое, ничего днем делать нельзя. Если успеем, то начнем либо сейчас, утром, либо вечером. Вот участки, которые меня интересуют.

— Я так понял, что и ты едешь.

— Конечно, — удивился Тензор. — Кто же их оживлять будет?

Агамемнон склонился над картой с обведенным квадратом.

— Восемнадцать могил? — быстро сосчитал он. — Зачем так много?

— Это необходимый минимум, — заявил Тензор.

— А потом их куда девать? — влез Гриша. — Я здесь не хочу с мертвяками тусоваться.

Петр вздохнул, сделал быстрое движение рукой и рот у нумизмата оказался заклеен чем-то белым. Гриша возмущенно замычал, округлив глаза.

— Их здесь не будет, — сказал Тензор.

— Я все-таки не понял, — нахмурился Агамемнон. — Ты хочешь, чтобы мы выкопали восемнадцать тел?

— Нет, Мем, — покачал головой Тензор. — Вы бы до лета трудились. Мне просто нужна ваша компания. А воскрешенные вылезут сами, не волнуйся. Просто им надо показать, как.

— А ты уверен, что они захотят стать твоими телохранителями? — оглядываясь в поисках кофе, спросил Агамемнон. — Я уже видел двух оживленных. Что-то я не заметил, чтобы Ваня и Андрей Палтус горели желанием ложиться за тебя на амбразуру.

— Теперь все по-другому, — ответил Тензор. — Теперь все правильно.

Агамемнон присел.

— Тот, в подвале? — внезапно понял он.

— Мы не зря вчера потрудились, — кивнул Тензор. — Отныне все ожившие будут укрощены. И способности, дарованные им Тьмой, теперь под моим контролем.

— А Наташа? — тихо спросил Симонов.

— Что — Наташа?

— Она тоже будет укрощена?

— А мне ее укрощать нет никакого смысла, — рассмеялся Тензор. — Это будет твоя проблема.

— А вдруг она тоже получит способности?

— Может и получит, — пожал плечами Петр. — Но меня это не касается.

Дверь с веранды скрипнула, и в гостиной появился Ваня Житцов. Что-то напевая себе под нос, он принялся поливать цветы.

— Утром пришел, — кивнув на Ваню, сказал Симонов. — Я слышал.

— Что слышал? — прошептал Агамемнон.

— Как он кричал.

— Ваня! — позвал Тензор. — Ты теперь будешь себя хорошо вести?

Житцов обернулся. Правого глаза у Вани больше не было. Вместо него в глазнице пульсировало нечто темное, склизкое, живое. Словно нарост, переплетенный синими венами, уходящими под кожу.

— Да, — кивнул Ваня.

Симонов судорожно сглотнул в мертвой тишине.

— Как видишь, — невозмутимо сказал Тензор. — У укрощения существуют побочные эффекты. Так что я думаю, ты сам с Наташей справишься.

— Конечно, — быстро ответил Андрей. — Без всяких сомнений.

Максим Дронов

Андрюха, конечно, не появился на следующий день.

Поэтому, Максим с раннего утра направился к другу в «берлогу».

Открывшая дверь тетя Оля показалась ему настолько старой, что он, в душе проклиная самовлюбленного «воскресителя», совершенно не думающего о матери, постарался свести общение с ней к минимуму.

Впрочем, она к общению и не стремилась.

— Проходи, — равнодушно пригласила тетя Оля, открывая дверь.

— Нам его компьютер нужен, — остановился в прихожей Максим.

— Зачем?

— Возможно, удастся понять, куда он делся.

— Забирай, — пожала мать друга плечами и удалилась на кухню.

Со вчерашнего дня комната Андрея претерпела пугающие изменения.

Диван был сложен, а постельное белье переехало на кресло, к вороху одежды. На освободившемся месте лежал портрет Натальи в плотном окружении погасших оплывших свечей. По краям высились сколоченные на скорую руку высокие деревянные кресты.

Андрюха не стал забивать себе голову проблемами поиска материала. Оба креста он собрал из ножек столика, на котором буквально вчера стоял монитор и клавиатура. Остатки стола валялись здесь же, в углу.

Максим осторожно обошел впечатляющую композицию.

Его интересовал системный блок Андрюхиного «Пентиума». Как объяснил ему Антон Тополев по телефону, сведения по поводу исчезновения друга вполне могли оказаться внутри.

Максим быстро отцепил провода, подхватил системный блок под мышку и замер. В комнате был кто-то еще.

Он поднял голову.

В дверях стояла тетя Оля и остановившимся взглядом смотрела на портрет Натальи. В ее руке дымилась сигарета.