Страница 157 из 160
Из газет (их и всего-то на целую Россию было три)… — «С. -Петербургские ведомости», «Московские ведомости» и «Северная пчела». Первая газета была основана в 1728 г., вторая в 1756 г. и третья — в 1825 г.
…исключая академического календаря. — Начиная с 1727 г. и до 1869 г. Российская академия наук издавала, по предоставленной ей привилегии, календари. Помимо росписи дней, в них печатались некоторые статьи — по астрономии, метеорологии, географии, статистике и пр.
«Оленька, или Вся женская жизнь в нескольких часах». — Название этой повести «барона Брамбеуса» (О. И. Сенковского) Салтыков ввел в свою «Современную идиллию» — гл. XX, озаглавив так рассказ Фаинушки (см. в наст. изд., т. 15, кн. I, с. 204).
«Литературная летопись», — Так назывался раздел в журнале О. И. Сенковского «Библиотека для чтения». Раздел почти исключительно заполнялся статьями и заметками самого издателя-редактора.
…ода «Бог»… — Г. Р. Державина («О ты, пространством бесконечный…»).
…я был личным свидетелем другого исторического момента (войны 1853–1856 г.)… — Салтыков находился тогда в Вятке, где стал свидетелем разгула хищничества и казнокрадства вокруг «великой ополченской драмы» времен Крымской войны. Эти впечатления легли в основу очерка «Тяжелый год» («Благонамеренные речи») (см. в наст. изд. т. 11, с. 451–477).
…в Петербурге накрыли тайное общество злонамеренных молодых людей… — В апреле 1849 г. были арестованы участники кружка Петрашевского и связанных с ним других социалистических кружков.
Прогремел Синоп; за ним Альма, Севастополь… — С этими названиями связаны главные события Крымской войны. Синоп — порт в Малой Азии, Альма — речка в Крыму.
…«оно» было действительно напечатано. — Рескрипт Александра II виленскому, ковенскому и гродненскому губернатору об учреждении «губернских комитетов» «для составления проекта об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян». Рескрипт был обнародован в «Московских ведомостях» 19 декабря 1857 г.
В половине декабря состоялось губернское собрание… — Губернское собрание и затем выборы в Уездный и Губернский комитеты, характерные разговоры помещиков — все это Салтыков во многом описывает как свидетель-очевидец. По своей должности вице-губернатора он участвовал, в Рязани в 1858 г., в правительственном контроле над всем ходом подготовки крестьянской реформы в губернии. Подробнее см. в кн.: С. Mакашин. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850–1860 годов. Биография (гл. «Подготовка к реформе, Губернский комитет»). М., 1972.
«Осени себя крестным знамением, русский народ!» — начальные слова Манифеста 19 февраля 1861 г.
XXVIII. Образцовый хозяин*
XXIX. Валентин Бурмакин*
Впервые — ВЕ, 1889, № 2, с. 473–524. Написано в августе-сентябре 1888 года. Сохранились три черновые рукописи — одна (№ 269), относящаяся к гл. XXVIII; две (№ 270–271) — к гл. XXIX.
В рукописи фамилия образцового хозяина — Голотелов.
Рукописи главы «Валентин Бурмакин» содержат две редакции. Обе занумерованы как гл. XXVIII. В первой (завершенной) номер зачеркнут.
Во второй отсутствует конец, она близка к печатному тексту. Общая характеристика людей 40-х годов и самого Бурмакина в первой редакции значительно отличается от печатного текста. Отрывок из нее публикуется в разделе Из других редакций. Кроме того, интересны следующие два отрывка первой редакции, не вошедшие в печатный текст (второй из них зачеркнут карандашом):
«Сближение между молодыми людьми произошло, однако ж, не скоро. Несмотря на материнские наставления, Милочка туго пробуждалась из состояния вялости, которое присуще было ее природе. Бурмакин тоже был застенчив и лишь изредка перебрасывался с красавицей двумя-тремя незначащими словами. Толпа, постоянно теснившаяся около нее, не только мешала излиться чувству молодого человека, но и поселила в нем убеждение, что чересчур скромная роль, которую он играет в этой толпе, делает его смешным. Произошло внутреннее колебание, которое заставило его даже воздерживаться от частых свиданий.
[Представление о культе красоты как об одном из главных факторов разумного человеческого существования даже ввиду грубой ловли не по кинуло его. Он в сферу своих отношений к женщине вносил ту же отвлеченную убежденность, которая руководила им во всей его жизнедеятельности. Не женщина в реальном смысле слова стояла на первом плане, а то прекрасное и женственное, которое она олицетворяла собой.]
Конечно, он не выдержал и через короткое время опять начал столь же часто, как и прежде, ездить к родным. По обыкновению, в доме было людно. Но при появлении его толпа обожателей отхлынула от Милочки и сгруппировалась около других девиц. Несмотря на свою наивность, он догадался, что его ловят. Но, разумеется, поставил эту ловлю всецело на счет Калерии Степановне. И она, и старики Бурмакины, и офицеры — все участвуют в пошлом заговоре… все, кроме нее! Она, как белый голубь, среди черного воронья приютилась, осиянная ореолом непорочности и красоты, и загадочно смотрит вдаль в ожидании часа, когда дуновение страсти коснется ее.
Тем не менее, как ни погружен был Бурмакин в отвлеченности, в нем все-таки говорила кровь. Пленительная статуя, которою он так часто любовался, уже настолько его взволновала, что невольно рождался вопрос о том, на чью долю выпадет роль Пигмалиона, которому суждено вдохнуть в эту статую дух жив. И мысль, что, быть может, одного его решительного шага достаточно, чтобы вожделенное чудо свершилось, все глубже и глубже укоренялась в нем, разливая сладкую тревогу во всем его существе.
«В Москве Бурмакина приняли с распростертыми объятиями и с участием выслушали рассказ о его семейной невзгоде. — Это было с самого начала видно, — говорили они. — Тебе нужна жена разумная, с которой можно было бы мыслями поделиться, а с этой куклой даже слова перемолвить не об чем.
Бурмакин не ошибся: друзья доставили ему несколько уроков, хотя и не дорогих, но с помощью которых все-таки можно было кой-как существовать. — Бодрись! — убеждали его. — А, главное, забудь обо всем, что тянуло тебя в постылое захолустье. И об жене, и даже об Веригине. Представь себе, что все это был дурной сон, который с появлением солнечного луча навсегда рассеялся.
Но увы! Существует на свете болезненное чувство, называемое тоскою, которое неизвестно откуда возьмется, присосется к человеку и начнет его сердце на части рвать. Приятели говорили: забудь; тоска твердила: не забывай! Больное сердце помнило. И восторги и обиды — все всплывало как живое и образовало бесконечную канву для воспоминаний».
Рассказ об «образцовом хозяине» Пустотелове — один из наиболее синтетических в «Пошехонской старине». В нем классически, со всей полнотой достоверности и художественной выразительности изображена картина хозяйственной эксплуатации помещиком крепостного крестьянина — основы основ всей системы. Вместе с тем в характере и судьбе Пустотелова Салтыков показал одну из примечательных черт «биографии» всего помещичьего класса. Большинство его представителей жило в слепой уверенности, что существующие устои жизни неколебимы. Отсюда — совершенная неподготовленность к наступившей, исторически неизбежной, ломке социальных отношений.
Еще более трагичен «портрет» Валентина Бурмакина — единственного, на страницах «хроники», помещика-интеллигента, с университетским образованием. Бурмакин — типичный идеалист «сороковых годов», «ученик Грановского и страстный почитатель Белинского», Салтыков сам прошел идейную школу «сороковых годов», хорошо знал ее людей и не раз писал о них. Высоко оценивая идейное брожение этого периода, стремительный рост русской передовой мысли, Салтыков вместе с тем неизменно указывал на недостаток движения — на его «оторванность от реальной почвы». Жертвой этой «оторванности», своего незнания практической жизни и наивного идеализма становится и Бурмакин. Создавая этот типический «портрет», Салтыков воспользовался для него некоторыми чертами характера и личности товарища своих детских и школьных лет, известного впоследствии литератора С. А. Юрьева. В беседе с Алексеем Н. Веселовским в феврале 1889 года Салтыков сказал ему: «В герое рассказа, Валентине Бурмакине <…> много юрьевского, хотя обстоятельства его жизни, его женитьба и т. д. с умыслом изменены и расходятся с действительностью».