Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 53



ЧАСТЬ III Однажды в ночь сошлися тучи, Катился гром издалека, И гнал стоная вихрь летучий Порывом бурным облака. Надулись волны, море плещет, И молния во мраке блещет. Но наших храбрых удальцов Ничто б тогда не испугало, И море синее стонало От резких корабля следов. Шипящей пеною белеет Корабль. Вдруг рвется к небесам Волна, качается, чернеет И возвращается волнам. Нам в оном ужасе казалось, Что море в ярости своей С пределами небес сражалось, Земля стонала от зыбей, Что вихри в вихри ударялись И тучи с тучами слетались, И устремлялся гром на гром, И море билось с влажным дном, И черна бездна загоралась Открытой бездною громов, И наше судно воздымалось То вдруг до тяжких облаков, То вдруг треща вниз опускалось. Но храбрость я не потерял. На палубе с моей толпою Я часто гибель возвещал Одною пушкой вестовою. Мы скоро справились! Кругом Лишь дождь шумел, ревел лишь гром. Вдруг слышен выстрел отдаленный, Блеснул фонарь как бы зажженный На мачте в мрачной глубине… И скрылся он в туманной мгле, И небо страшно разразилось, И блеском молний озарилось, И мы узрели: быстро к нам Неслося греческое судно. Всё различить мне было трудно. Предавшися глухим волнам, Они на помощь призывали, Но ветры вопли заглушали. «Скорей ладью, спасите их!» Раздался голос в этот миг. О камень судно ударяет, Трещит — и с шумом утопает. * * * Но мы иных еще спасли, К себе в корабль перенесли. Они без чувств, водой покрыты, Лежали все как бы убиты; И ветер буйныйутихал, И гром почаще умолкал, Лишь изредка волна вздымалась, Как бы гора, и опускалась. · · · · · · Всё смолкло! Вдруг корабль волной Был брошен к мели бреговой. * * * Хотел я видеть мной спасенных, И к ним поутру я взошел. Тогда на тучах озлащенных Вскатилось солнце. Я узрел, Увы, гречанку молодую. Она почти без чувств, бледна, Склонившись на руку главою, Сидела, и с тех пор она Доныне в памяти глубоко… Она из стороны далекой Была сюда привезена. Свою весну, златые лета Воспоминала. Томный взор Чернее тьмы, ярчее света Глядел, казалось, с давних пор На небо. Там звезда блистая Давала ей о чем-то весть (О том, друзья, что в сердце есть), Звезду затмила туча злая, Звезда померкла, и она С тех пор печальна и грустна. С тех пор, друзья, и я стенаю, Моя тем участь решена, С тех пор покоя я не знаю, Но с тех же пор я омертвел, Для нежных чувств окаменел.

Преступник*

Повесть «Скажи нам, атаман честной, Как жил ты в стороне родной, Чай, прежний жар в тебе и ныне Не остывает от годов. Здесь под дубочком ты в пустыне Потешишь добрых молодцов!» «Отец мой, век свой доживая, Был на второй жене женат; Она красотка молодая, Он был и знатен и богат… Перетерпевши лет удары, Когда захочет сокол старый Подругу молодую взять, Так он не думает, не чует, Что после будет проклинать. Он всё голубит, всё милует; К нему ласкается она, Его хранит в минуту сна. Но вдруг увидела другого, Не старого, а молодого. Лишь первая приходит ночь, Она без всякого зазренья Клевком лишит супруга зренья И от гнезда уж мчится прочь! · · · «Пиры, веселья забывая И златоструйное вино, И дом, где, чашу наполняя, Палило кровь мою оно, Как часто я чело покоил В коленах мачехи моей, И с нею вместе козни строил Против отца, среди ночей. Ее пронзительных лобзаний Огонь впивал я в грудь свою. Я помню ночь страстей, желаний, Мольбы, угроз и заклинаний, Но слезы злобы только лью!.. Бог весть: меня она любила, Иль это был притворный жар? И мысль печально утаила, Чтобы верней свершить удар? Иль мнила, что она любима, Порочной страстию дыша? Кто знает: женская душа, Как океан, неисследима!.. «И дни летели. Час настал! Уж греховодник в дни младые, Я, как пред казнию, дрожал. Гремят проклятья роковые. Я принужден, как некий тать, Из дому о́тчего бежать. О сколько мук! потеря чести! Любовь, и стыд, и нищета! Вражда непримиримой мести И гнев отца!.. за ворота Бежал <я> сирый, одинокий, И обратившись бросил взор С проклятием на дом высокий, На тот пустой, унылый двор, На пруд заглохший, сад широкий!.. В безумьи мрачном и немом Желал, чтоб сжег небесный гром И стол, за коим я с друзьями Пил чашу радости и нег, И речки безымянной брег, Всегда покрытый табунами, Где принял он удар свинца, И возвышенные стремнины, И те коварные седины Неумолимого отца; И очи, очи неземные, И грудь и плечи молодые, И сладость тайную отрад, И уст неизлечимый яд; И ту зеленую аллею, Где я в лобзаньях утопал; И ложе то, где я… и с нею, И с этой мачехой лежал!.. «В лесах, изгнанник своевольный, Двумя жидами принят я: Один властями недовольный, Купец, обманщик и судья; Другой служитель Аарона, Ревнитель древнего закона; Алмазы прежде продавал, Как я, изгнанник, беден стал. Как я, искал по миру счастья, Бродяга пасмурный, скупой На деньги, на удар лихой, На поцелуи сладострастья. Но скрытен, недоверчив, глух Для всяких просьб, как адский дух!.. «Придет ли ночи мрак печальный, Идем к дороге столбовой; Там из страны проезжий дальный Летит на тройке почтовой. Раздастся выстрел. С быстротой Свинец промчался непомерной. Удар губительный и верный!.. С обезображенным лицом Упал ямщик! Помчались кони!.. И редко лишь удар погони Их не застигнет за леском. «Раз — подозрительна, бледна, Катилась на небе луна. Вблизи дороги, перед нами, Лежал застреленный прошлец; О, как ужасен был мертвец, С окровавленными глазами! Смотрю… лицо знакомо мне — Кого ж при трепетной луне Я узнаю?.. Великий боже! Я узнаю его… кого же? — Кто сей погубленный прошлец? Кому же роется могила? На чьих сединах кровь застыла? — О!.. други!.. Это мой отец!.. Я ослабел, упал на землю; Когда ж потом очнулся, внемлю: Стучат… Жидовский разговор. Гляжу: сырой еще бугор, Над ним лежит топор с лопатой, И конь привязан под дубком, И два жида считаютзлато Перед разложенным костром!.. · · · · · · «Промчались дни. На дно речное Один товарищ мой нырнул. С тех пор, как этот утонул, Пошло житье-бытье плохое: Приему не было в корчмах, Жить было негде. Отовсюду Гоняли наглого Иуду. В далеких дебрях и лесах Мы укрывалися. Без страха Не мог я спать, мечтались мне: Остроги, пытки в черном сне, То петля гладная, то плаха!.. «Исчезли средства прокормленья, Одно осталось: зажигать Дома господские, селенья, И в суматохе пировать. В заре снедающих пожаров И дом родимый запылал; Я весь горел и трепетал, Как в шуме громовых ударов! Вдруг вижу, раздраженный жид Младую женщину тащит. Ее ланиты обгорели И шелк каштановых волос; И очи полны, полны слез На похитителя смотрели. Я не слыхал его угроз, Я не слыхал ее молений; И уж в груди ее торчал — Кинжал, друзья мои, кинжал!.. Увы! дрожат ее колени, Она бледнее стала тени, И перси кровью облились, И недосказанные пени С уст посинелых пронеслись. «Пришло Иуде наказанье: Он в ту же самую весну Повешен мною на сосну, На пищу вранам. Состраданья Последний год меня лишил. Когда ж я снова посетил Родные, мрачные стремнины, Леса и речки и долины, Столь крепко ведомые мне, То я увидел на сосне: Висит скелет полуистлевший, Из глаз посыпался песок, И коршун, тут же отлетевший, Тащил руки его кусок… вернуться