Страница 28 из 186
Сейчас те, что только что пришли в монастырь, окружили невысокого монаха, который пояснял пришедшим, что к чему. Брат Прамус был одним из тех, чьей обязанностью было вводить приезжих в курс дела и следить за порядком в этой части монастыря. Прислушавшись, Андреас уловил обрывок разговора:
— … Да, ваше временное жилище располагается в одной из стен здешней обители. Сами видите, какие мощные и крепкие создал для нас Святой Кармиан, да и по ширине в них вполне хватает места для проживания.
— А верно, что ваши монахи тоже живут в этой самой стене?
— Да, кельи монахов также находятся в самой монастырской стене, так что вы и братья-кармианцы находитесь в равных условиях. Не будем отвлекаться, слушайте дальше! Вон та дверь ведет в помещения, что мы называем постоялым двором. Правда, основной мебелью там являются простые лавки и нары. Это, конечно, не очень удобно, зато мест хватает для всех, кто приходит в нашу обитель. Рядом находится трапезная…
— И чем нас сегодня кормить будут?
— Постная каша и свежий хлеб.
— Что-то вы не очень гостеприимны, святые братья! — раздался чей-то недовольный голос. — Мы только что с тяжелой дороги, так что вы могли бы получше расстараться для усталых людей!
— Позвольте вам напомнить, что вы находитесь в монастыре, а тут свой устав… — отрезал брат Прамус. — К тому же сейчас пост, так что не ожидайте королевских разносолов. Мы же, как Божьи люди, обязаны заботиться не только о ваших телах, но и о ваших душах. Если это вам понятно, то продолжим разговор. Следующая дверь ведет в больницу, затем конюшня…
— А здесь точно безопасно?
— Сверху, на монастырской стене, постоянно дежурят братья, а каждый из них хорошо владеет оружием. Монастырь просматривается сверху, а, кроме того, хорошо видны и ближайшие окрестности.
— Чем-то это мне тюрьму напоминает… — пробурчал кто-то. — Вокруг камни, сверху за нами присматривают, в сам монастырь не пускают, ходи тут по кругу, как во время прогулки в тюремном дворе… Нам что, так и сидеть в этих четырех стенах?
— Почему так сразу сидеть? На этой половине монастыря можете ходить куда угодно.
— Да где тут половина?! Больше смахивает на широкий коридор, в котором не разбежишься! А почему вы нас к себе не пускаете? Мы думали, что тут по монастырю пройти можно, поглядеть на то, на се… Может, у меня возникнет желание помолиться о счастливом возвращении? — раздался ехидный голос.
— Я повторяю: в монастыре Святого Кармиана свои правила, и вы обязаны их придерживаться.
— Это какие такие правила?
— Мы можем впустить вас только в преддверие монастыря, то есть туда, где вы сейчас находитесь, и не более того. К тому же вряд ли кто-то из вас собирается задерживаться здесь надолго, а для того, чтоб провести недолгое время под крышей святой обители, имеющихся удобств вполне достаточно. Что же касается вашего похвального желания вознести молитву Небесам, то вон там, у самого входа для вас имеется небольшая часовенка, в которой можно помолиться — она всегда открыта для путников.
— А когда мы сможем пойти в Запретные земли? — хм, а этот вопрос интересует всех в первую очередь.
— Если все будет хорошо, то завтра с утра.
— А что может случиться?
— Ну, мало ли что…
Обычный разговор, обычные вопросы, которых еще будет задано немало. Сколько раз это все уже было слышано, и сколько еще будет услышано!.. Ничего, брат Прамус справится со всем, ему не впервой.
Андреас вместе с остальными монахами вошел в калитку, расположенную в стене, разделяющей монастырь на две части. Вообще-то калиткой ее называли скорей по привычке: на самом деле это была крепкая дверь, изготовленная из дуба, и в той двери было сделано небольшое окошко — у пришлых всегда должна быть возможность в случае необходимости обратиться к братьям-кармианцам. Правда, раньше возле калитки всегда висел молоток, при помощи которого следовало стучать в калитку для того, чтоб привлечь внимание братьев, только вот, как оказалось, этот крепкий молоток нравился не только монахам. После того, как пропал двадцатый по счету молоток (а что, удобная вещь, можно сказать, незаменимая в Запретных землях!), было решено новых молотков отныне возле двери не вывешивать: кому надо, тот достучится.
На входе всегда дежурил привратник, в чьи обязанности входило следить за тем, чтоб дверь всегда была закрыта на тяжелые засовы, а заодно и за тем, чтоб никто посторонний не оказался в обители братьев — увы, но частенько в Запретные земли направлялись такие люди, по которым тюрьма давно плачет горькими слезами. Похоже, и среди вновь прибывших есть такие. Отчего-то многие из этих ходоков считали, что для них куда безопаснее укрыться от неприятностей на Запретных землях, чем за тюремными стенами. Ну-ну…
Молодой послушник, заходя в дверь, едва ли не спиной почувствовал, что Журмер смотрит ему вслед, но оборачиваться не стал — не хотелось лишний раз видеть этого человека. Пусть худородный дворянчик скажет спасибо Андреасу за то, что тот не начистил ему морду еще ночью, прости Светлый Единый за подобные грешные желания! Ладно, это в прошлом, а сейчас следует оставить за стеной все свои мирские мысли и заботы.
Надо отметить, что почти каждый из тех братьев, кто служил в монастыре Святого Кармиана, в прошлом имели какое-то отношение к воинской службе (таких здесь было подавляющее большинство, и они искренне пытались замолить свои прошлые грехи), или же просто умели хорошо владеть оружием. Наверное, оттого, что здесь хватало тех, кто ранее принимал участие в боевых действиях, а еще и потому, что монастырь находился в отдалении от остальных храмов — по этим причинам речь монахов-кармианцев несколько отличалась от той, которой принято говорить в храмах.
Сейчас перед монахами предстал огромный монастырский двор, мощеный камнем. Величественные башни монастырских строений высоко взимались в небо, и в каждой из них находились лаборатории, обсерватории, наблюдательные посты и многое другое. Да и на самом дворе хватало самых разных построек, а посередине находился небольшой храм. Молодой послушник привычно отыскал взглядом свою келью — все монахи, как и говорил прибывшим брат Прамус, жили в той самой широкой монастырской стене, окружающей монастырь. За несколько дней отсутствия Андреас уже успел соскучиться по своему скромному тихому жилищу, однако перед тем, как пойти туда, ему и брату Титусу было необходимо выполнить поручение — сжечь вар, тот наркотик, который монахи только что забрали у тех, кто шел в Запретные земли.
Молодые послушники направились к бане, которую топили каждый вечер: все же монахов в монастыре было более двух сотен, и за телесной чистотой здесь следили строго. Вот и сейчас в печи ярко пылал огонь, нагревая воду в огромном котле. Брат Саврус, в обязанности которого входило как раз следить за порядком в бане, повернулся на звук открываемой двери.
— Братья, вы что-то перепутали: сегодня у меня стирка, а не…
— Мы не мыться… — молодые люди шагнули к горящему огню. — Нам кое-что спалить надо.
— Никак, вар принесли? — брат Сарвус нисколько не удивился: просто именно здесь обычно сжигали то, что отбирали у чужаков. — Дело хорошее, бросайте! Он, зараза, горит хорошо и долго, да и запах от него неплохой…
И верно, четыре шарика вара разной величины, брошенные в огонь, не только сразу же вспыхнули ярким пламенем, но еще и стали растекаться по горящим дровам, и те запылали с новой силой. Вдобавок чуть запахло своеобразным терпким запахом раскаленной смолы, пусть и не совсем знакомым, но очень приятным.
— Вот народ, все тащат и тащат сюда этот вар… — брат Саврус пошевелил кочергой дрова в печи. — Не понимают, олухи, чем это может грозить им самим…
Вар… Этому так называемому лекарству и в самом деле нечего делать на Запретных землях, и дело тут было даже не в том, что старатели, пользуясь этой дрянью, губили собственное здоровье. Главная беда состояла в том, что многие несли вар в Запретные земли для того, чтоб продать его тамошним обитателям: как это ни печально звучит, но за последние годы кое-кто из них пристрастился к этому наркотику, а вот действовал вар на организм обитателей Запретных земель совершенно непредсказуемым образом. Каким? Просто у одних, как правило, обострялся нюх и зрение, другие впадали в буйство и полностью теряли контроль над собой до такой степени, что едва не сходили с ума. Ну, а о том, что они творили в таком состоянии, и каковы были последствия — об этом лучше и не говорить.