Страница 4 из 9
«Когда ты выходишь купить, двести грамм масла, — есть», — отвечал Томми.
«Не говори глупости», — отвечала Таппенс.
«Я не говорю глупости, — возражал Томми. — Я говорю то, что и должен говорить мудрый и заботливый муж, который старается сохранить свое самое драгоценное достояние. Не знаю, почему…»
«Потому, — говорила Таппенс, — что я очаровательна, симпатична, приятная собеседница и забочусь о тебе».
«Возможно, — говорил Томми, — хотя я могу составить другой список».
«Боюсь, он мне может не понравиться, — говорила Таппенс, — так что не надо. Я подозреваю, что ты затаил кое-какие обиды. Но не беспокойся. Все будет нормально. Как только войдешь, можешь сразу позвать меня».
Ну и где же Таппенс?
— Вот чертушка, — пробормотал Томми. — Куда-то ушла.
Он вошел в комнату, где нашел ее днем раньше. Уткнулась в очередную детскую книгу, решил он. Трясется над какими-нибудь глупыми словами, которые глупый ребенок подчеркнул красными чернилами. Идет по следу Мэри Джордан, кем бы она ни была. Мэри Джордан, которая умерла не своей смертью. Ему все-таки стало любопытно. Вероятно, фамилия людей, которые когда-то владели этим домом, прежде чем продали его им, была Джоунз. Они прожили здесь недолго, года три — четыре. Нет, этот ребенок от Роберта Льюиса Стивенсона жил гораздо раньше. Как бы то ни было, в комнате Таппенс не оказалось. Он не заметил книг, к которым Таппенс могла проявить особый интерес.
— Куда, черт возьми, она могла подеваться? — сказал Томас.
Он снова спустился вниз и позвал ее. Никакого ответа. Он взглянул на вешалку — макинтош Таппенс отсутствует. Значит, она вышла, куда? И где Ганнибал? Для разнообразия Томми позвал Ганнибала.
— Ганнибал — Ганнибал — Ганнюшка, иди сюда, Ганнибал.
Никто не пришел.
По крайней мере, Ганнибал с ней, подумал Томми.
Трудно было сказать, лучше это или хуже. Ганнибал, естественно, не даст хозяйку в обиду. Вопрос заключался в том, не нападет ли он на других людей? Когда его брали с собой в гости, он держался дружелюбно, но неизменно подозрительно относился к тем, кто пытался войти в дом, где он живет. Он был готов лаять и кусаться, когда считал это необходимым. Но в конце концов, куда все подевались?
Он прошел по улице, но нигде не заметил маленького черного пса с женщиной средней полноты в ярко — красном макинтоше. Наконец, рассердившись, он вернулся в дом.
Его встретил аппетитный запах. Он сразу прошел в кухню; Таппенс повернулась от плиты и приветливо улыбнулась ему.
— Опять опаздываешь, — сказала она. — Это запеканка с овощами. Хорошо пахнет, правда? Я положила в нее на сей раз кое-что новенькое. Нашла в саду кое-какую траву — надеюсь, она съедобна.
— А если нет, — сказал Томми, — то это наверняка белладонна или наперстянка, прикинувшаяся невинной травкой. Но где ты была?
— Выводила Ганнибала на прогулку.
В этот момент Ганнибал заявил о своем присутствии. Он бросился на Томми и приветствовал его так бурно, что чуть не опрокинул на пол. Ганнибал был маленьким черным псом, очень блестящим, с милыми пятнышками на крупе и щеках. Он был мэнчестерским терьером с безупречной родословной и считал себя гораздо опытнее и высокороднее любой собаки.
— Надо же. А я тебя искал. И куда ты ходила в такую погоду?
— Да, погода никудышная, туман. Я довольно — таки устала.
— Но где ты была? Прошлась по магазинам?
— Нет, сегодня они закрываются рано. Нет… Я ходила на кладбище.
— Звучит мрачно, — заметил Томми. — Что тебе там было надо?
— Я поглядела на могилы.
— Звучит по-прежнему мрачно, — сказал Томми. — Ганнибалу там понравилось?
— Мне пришлось посадить Ганнибала на поводок. Из церкви все время выходил какой-то служка, и я подумала, что ему может не понравиться Ганнибал потому — ну, мало ли что: он может не понравиться Ганнибалу, а я не хочу с самого начала настраивать людей против нас.
— Но что ты хотела увидеть на кладбище?
— Какие там люди похоронены. Много людей, кладбище переполнено. Оно очень старое, есть могилы прошлого века, и, по-моему, даже старше, только камни так стерлись, что уже ничего не прочтешь.
— И все-таки мне непонятно, зачем тебе нужно было ходить на кладбище.
— Я проводила расследование, — сказала Таппенс.
— Расследование? Чего?
— Я хотела посмотреть, похоронены ли там какие-нибудь Джорданы.
— Боже мой, — произнес Томми. — Ты все занимаешься этим? Ты искала…
— Ну мы же знаем, что Мэри Джордан умерла. У нас есть книга, где написано, что она умерла не своей смертью, но где-то ведь ее похоронили, так?
— Безусловно, — сказал Томми. — Если ее не закопали у нас в саду.
— По-моему, это маловероятно, — сказала Таппенс, — потому что только этот мальчик или девочка — я думаю, все же мальчик — ну да, мальчик, его звали Александр — и он явно гордился тем, что догадался, что она умерла не своей смертью. Но если он единственный пришел к такому выводу или узнал об этом — ну, я полагаю, больше никто не догадался. Я имею в виду, она просто умерла, ее похоронили, и никто не сказал…
— Никто не предположил, что дело здесь нечисто, — подсказал Томас.
— Вот именно. Отравили, или ударили по голове, или столкнули с утеса, или переехали машиной, или — о, можно придумать массу способов.
— Ты можешь, не сомневаюсь, — сказал Томми. — Самое хорошее, Таппенс, что в душе ты добрый человек и не будешь проделывать ничего подобного из вещего удовольствия.
— Но на кладбище не оказалось никакой Мэри Джордан. Вообще никаких Джорданов.
— Какая жалость, — сказал Томми. — Эта штука, которую ты готовишь, еще не готова? Я жутко голоден. А запах потрясающий.
— Она готова, дорогой, — сказала Таппенс. — Мы садимся за стол, как только ты умоешься.
Глава 4
Масса Паркинсонов
— Масса Паркинсонов, — продолжала Таппенс за едой. — Могилы, правда, давние, но их жутко много. Старые, молодые, женатые, просто море Паркинсонов. И Кейпов, и Гриффинов, и Андервудов, и Оувервудов. Забавно, что и те и другие, правда?
— У меня был друг по имени Джордж Андервуд, заметил Томми.
— Да, у меня тоже были знакомые Андервуды, но я никогда не сталкивалась с Оувервудами.
— Мужчина или женщина? — полюбопытствовал Томас.
— Кажется, девочка. Роуз Оувервуд.
— Роуз Оувервуд, — повторил Томми, прислушиваясь к звучанию имени. — По-моему, вместе звучит не самым лучшим образом. — Он добавил:
— После ленча надо будет позвонить электрикам. Осторожнее будь на верхней площадке, Таппенс, не то провалишься.
— Тогда я умру или своей смертью, или не своей смертью, одно из двух.
— Ты умрешь от любопытства, — сказал Томми, — «Любопытство убило кошку».
— А тебе не любопытно? — спросила Таппенс.
— Не вижу ни малейших оснований для любопытства. Какой у нас сегодня пудинг?
— Пирог с патокой.
— Ну, Таппенс, надо сказать, ленч был просто шикарный.
— Я рада, что тебе понравилось, — сказала Таппенс.
— Что это за пакет лежит у задней двери? Это не вино, которое мы заказали?
— Нет, ответила Таппенс. — Луковицы.
— А, — протянул Томми, — луковицы.
— Тюльпаны, — сказала Таппенс. — Пойду поговорю о них со старым Айзеком.
— И куда ты их собираешься высаживать?
— Я думаю, вдоль центральной дорожки сада.
— Бедняга выглядит так, словно вот-вот свалится замертво, — сказал Томми.
— Отнюдь, — возразила Таппенс. — Айзек — крепкий орешек. Знаешь, я сделала открытие: все садовники — такие. Если они хорошие садовники, их зрелость начинается после восьмидесяти, а если у тебя работает сильный, здоровый мужчина лет 35 — ти, который говорит: «Мне всегда хотелось работать в саду», можно не сомневаться, что толку от него не будет. Они только время от времени смахнут несколько листочков, а стоит их попросить о чем-нибудь, они каждый раз отвечают, что сейчас не сезон. А поскольку никто не знает, когда сезон, а когда нет, по крайней мере, я не знаю, то они одерживают верх. Но Айзек — просто чудо. Он знает все. — Таппенс добавила: