Тарра. Граница бури

Я не знала, когда они начнут, и решила поторопиться. Конечно, если кому-то придет в голову проверить, сплю ли я, меня найдут, но вряд ли Залиэль снизойдет до такого.

Свои действия я обдумала загодя, решив подойти к базилике со стороны олеандровых зарослей. В мире людей меня бы остановил часовой, а нет, так собака или запертая дверь. Лунным хватало внутреннего запрета. Это было место поминовения, и никто без необходимости не тревожил его покой.

Легкая узорчатая калитка открылась не скрипнув, и я оказалась в саду. Не знаю, была ли здесь какая-то магия, или разлитая в воздухе грусть отражала чувства тех, кто сюда приходит. У входа в базилику горел одинокий светильник, в свете которого кружились длиннокрылые бабочки. Пахло ночными фиалками и еще какими-то цветами с темными, почти черными лепестками, казалось сотканными из ночной синевы. Я была уверена, что меня никто не видит, но на всякий случай старалась держаться в тени. Дверь была открыта и здесь. Я пришла первой — в храме было еще темно. Почти не волнуясь, я поднялась по белой лестнице на хоры и легла на прохладный мраморный пол.

Ждала я недолго. Стукнула дверь, и стены сразу же засветились мягким лунным светом. Люди никогда не научатся так строить! Стройные колонны отбрасывали резкие черные тени, и усыпальница Лунного короля — я знала, что тело его покоится в волнах Серого моря, но это все равно была усыпальница! — казалась серединой черно-белого цветка. Над самим алтарем в куполе было отверстие. Днем три ряда белоснежных колонн поддерживали пронизанную солнцем синеву, сейчас на них опиралась ночь.

Залиэль преклонила колени перед фигурой лежащего воина и, осыпав его лепестками каких-то цветов, поцеловала в лоб. Я почувствовала себя любопытной деревенской бабой, но уйти сейчас было невозможно — меня выдал бы любой шорох. Единственное, что я могла, это прикрыть глаза. Когда я их открыла, Залиэль уже встала — прекрасная и невыносимо одинокая в своих белоснежных одеждах. Обычно Залиэль, как и Клэр, ходила в осеннем золоте, но магические ритуалы требуют точного соблюдения множества условий. Непосвященным они представляются глупыми или ненужными, но, не исполнив их, в лучшем случае рискуешь провалить все дело, а в худшем — потерять жизнь, а то и душу.

Эльфийка подняла лицо кверху, и я смогла рассмотреть, как шевелились ее губы, шепча непонятные слова. Было абсолютно тихо, но темные волосы Лебединой королевы развевались, как от ветра или сквозняка. Протянув руки, словно слепая, она, не опуская головы, пошла вперед, от гробницы Ларрэна к восьмиугольному темно-синему камню, в глубине которого, казалось, пульсирует живая искра. Видимо, это и был алтарь Ангеса. Залиэль остановилась в шаге от него и застыла, чего-то ожидая. Может быть, ожидание длилось мгновение, а может, вечность — я не поняла. Стены базилики погасли, и все окутала темнота, вернее, Тьма — глубокая, древняя, великая…

Мне казалось, я пребываю вне времени и вне мира, повиснув в пустоте между прошлым и будущим. А затем в алтарь ударил луч, алый, как дымящаяся кровь. Я не сразу сообразила, что это свет Волчьей звезды, странным образом усилившийся. Алый луч отразился от темного камня, окутав фигуру Залиэли багряным плащом. Эльфийка ждала, вскинув к небу руки, а вместе с ней ждала и я. И вот с алым светом смешался голубой — взошла Церида, Лебединая звезда, Звезда Любви…

Залиэль встала в перекрестье двух лучей, и на ее одеждах заплясали алые и синие огни, то сливаясь в лиловые россыпи, то вновь разбегаясь. Пляска становилась все быстрее и, если так можно выразиться, строже. Залиэль произнесла длинную певучую фразу на языке, непохожем на эльфийский, а может, Лунные говорили с богами на другом языке. Сверху в алтарь ударил третий луч. Луч лунного света — прямой и острый, как клинок. В новолуние такое невозможно, но я это видела! Лунный свет заливал темный алтарный восьмиугольник, изнутри которого рвалось нечто лазоревое. Два потока света то переплетались, как переплетаются побеги вьюнков, то расходились.

Выждав, когда синяя и лунная змеи в очередной раз отпрянули друг от друга, между ними бросилась женщина в своих объятых звездным пламенем одеждах. Раздался высокий чистый звон, словно на гигантской гитаре оборвалась струна, и Залиэль исчезла в многоцветном водовороте. Никакие глаза не могли бы это выдержать, и я невольно закрыла лицо руками. Когда я справилась с собой, что-либо понимать стало поздно.

Залиэль в изнеможении опустила руки у алтаря, на котором переливался всеми оттенками синего и голубого столб пламени. Это был именно столб или колонна, потому что мельчайшие язычки огня стремились кверху, словно их направлял какой-то свихнувшийся на геометрии маг. На небе, разумеется, не было ни луны, ни Цериды. Волчья звезда стояла в зените, но ее свет больше не казался алым, а утренняя Амора еще не взошла.

Тело от лежания на камнях у меня затекло, но я не могла встать и уйти, пока Залиэль остается в храме. Эльфийка же внизу устала так, что, похоже, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Просто стояла и бессмысленно глядела в зажженное ею пламя. Если бы не боязнь спугнуть свою тайну, я бы сошла вниз и отвела ее домой. Боюсь, в конце концов я бы так и поступила, но мои услуги не понадобились, за Залиэлью пришли.

Вошедший, в котором я узнала Романа, приблизился к застывшей белой фигуре. Я не слышала, о чем они говорят, если они вообще говорили. Лунная королева тяжело и неграциозно оперлась на руку внука, и Светорожденные ушли. Можно было возвращаться и мне, но синяя колонна тянула меня к себе.

Рассмотреть как следует собственную смерть дано немногим. Атэвы считают, что мы сами определяем свой конец, каждый раз из перекрестья дорог, на которые нас выводит судьба, выбирая одну. Дескать, в конце последней нас ждет то, к чему мы стремились, или же то, что мы заслужили. Возможно, они правы и свобода выбора сводится к праву самому выбирать свою смерть…

Я стояла среди легких белоснежных колонн в шаге от заветного круга. Придет время, и синий огонь примет мое тело, душу, то, что составляет самую суть Эстель Оскоры. Я знала, что моя жизнь стоит дорого. Достаточно дорого, чтобы выкупить другую, куда более ценную и для меня, и для Тарры.

— Ты окончательно решил?

— Да, — твердо сказал Рыцарь Осени, — люди мне теперь близки и понятны. Моя прежняя жизнь ушла, как вода в песок… Но, Эмзар, скажи, что же будет дальше?

— Дальше? — Лебединый владыка задумался. — Что-то будет, я полагаю… Особенно если они не вернутся.

— Ты не ждешь?

— Я надеюсь, но не жду. Я достаточно хорошо помню… свою мать, и я много узнал про Ларрэна. Они бы не стали прятаться столько лет. Другое дело, если они что-то обнаружили. Гибель «Созвездия Рыси» не может быть связана с Лунными, но Рене спасли именно они, кого мы из-за старых обид стали называть «темными». Но что Лунным делать за Запретной чертой и почему она, в конце концов, запретна? Я склонен думать, что Ларрэн нашел-таки источник беды и, как может, оберегает от нее Тарру. Помнишь, что и мы, и гоблины, у которых нет души, но есть сердце и ум, почувствовали на пристани? Эта отвратительная старуха… Она вряд ли выкрикивала собственные слова. Похоже, кто-то заговорил ее устами.

— Я видел, что ты хотел остановить Рене, но передумал.

— Я пожалел их счастье, но оказалось, что Тарру мне жаль больше. Я не верю, что Ройгу погиб вместе с Годоем. Мы его не слышим, а Геро потеряла силу, но мы ничего не слышим сотни лет, а Варха недоступна и отвратительна, как змеиное яйцо… Нет, Клэри, нынешняя победа — не более чем передышка. Чем длиннее она будет, тем больше окрепнет и Олень, и то, что с ним связано, но о чем мы еще не знаем.

— Не лучше ли было рассказать Рене все?

— С ним Рамиэрль, от него у меня тайн нет. Пусть найдут Ларрэна и решат, что делать дальше.

— Разве это не очевидно? Мы должны объединиться и покончить с угрозой раз и навсегда.

— Ты и в самом деле стал похож на человека, Клэри… Ройгу и годои — тут, непонятное зло — за морем, а нас слишком мало, но мы бессмертны. Лунные, будь они в силах что-то сделать, давно бы это сделали. Если мы погибнем, а передышка затянется, смертные вновь все позабудут. Кроме нас, открыть им глаза некому. Рене, Роман и Герика избраны, им и идти. А нам ждать и помнить. — Эмзар откинул со лба прядь волос, до боли напомнив Рене Арроя. — Я рассчитываю на гоблинов, Клэри. Они не имеют души и менее уязвимы для магических атак. То, что сотворил Годой с графом Койлой и Зеноном, с ними не пройдет. Что-то мне подсказывает, что Уррик недолго останется на арцийской службе. Они с Кризой вернутся в Корбут, но судьба плотогона и пряхи не для них. Я не знаю, кто по сути сын Уррика и Иланы — гоблин или человек, хотелось бы, чтобы он знал и ценил не только отца, но и мать. Этот мальчик может стать первым горным королем…