Страница 64 из 65
— Негодяй!
Джон, охваченный отвращением к Френсису, обнял жену.
— Наш кучер отвез меня к сестре Луизе, в Суффолк. Вскоре приехала маменька с ужасным сообщением, что Френсис умер. Я чувствовала себя виноватой, потому что его смерть была вызвана повреждением, которое причинил ему мой удар.
— Повреждение, которое привело к его смерти, он получил в постели своей шлюхи Молли Хилл, — сказал Джон сквозь стиснутые зубы.
— Я ненавидела Френсиса, потому что Луиза рассказала мне, что он поступил с ней точно так же. Но я никогда не желала ему смерти, Джон: Когда мама настояла на том, чтобы я носила траур по Френсису, я ничего ей не сказала и надела траур, зная, что из-за этого смогу некоторое время не фигурировать на ярмарке невест.
Джорджина тихонько заплакала, и Джон принялся ее утешать.
— Не нужно, любимая, не нужно. Он не стоит твоих слез.
— Я знала, что вы любили брата и оплакивали, и после того как мы с вами обвенчались, я притворялась, что испытываю к нему такие же чувства. Это было очень плохо с моей стороны — так обманывать вас.
Джон тихонько рассмеялся.
— Я безумно ревновал тебя к Френсису. Хотя и пытался совладать со своей ревностью, но это оказалось выше моих сил.
— Единственный, кого я любила… всегда любила… это вы.
Сердце у Джона едва не выскочило из груди от радости — он отчаянно надеялся, что Джорджина говорит правду.
— Когда ты приехал в Париж и просил меня стать твоей женой, я была рада невероятно. А потом Сьюзен бросила бомбу, рассказав, что ты женился на мне из чувства долга, желая восстановить мою репутацию и почтить титулом, который мне был обещан. Это поколебало мои мечты и сокрушило мое счастье.
Джон стал перед ней на колени и взял ее руки в свои.
— Я чувствовал, что Сьюзен сказала тебе что-то убийственное… что-то такое, что лишило тебя счастья. Но, Джорджи, клянусь, то была ложь. Я просил тебя выйти за меня замуж вовсе не из чувства долга. Я просил тебя стать моей женой, потому что люблю тебя.
— Это правда, Джон?
— Клянусь своей жизнью.
Глаза Джорджины наполнились слезами, слезы потекли по ее щекам.
— Не плачь, любимая. Ты уже пролила немало слез.
— Это слезы счастья, Джон.
Она обвила руками его шею и протянула ему губы для поцелуя.
* * *
Вечером мистер Берк принес им ужин на подносах, и они ужинали, глядя на закат. Когда в небе взошла оранжевая осенняя луна, Джон отнес жену на кровать.
Джорджина сняла с себя нижнюю юбку и отбросила ее.
— Я. не хочу, чтобы нас разделяло что-то — ни сегодня ночью, ни в дальнейшем.
Джон разделся, скользнул в постель и привлек ее в свои объятия.
— Дорогая, я никогда не говорил с тобой о своей первой жене, потому что мой брак был несчастливым. Элизабет страдала от меланхолии, но после того как родился Джонни, меланхолия ее стала такой сильной, что сказалась на всей нашей жизни. Единственное, что она хотела делать, — это лежать на кушетке в затененной комнате, и голова у нее была полна самыми мрачными предчувствиями, и я решил, что она немного помешалась. Когда я стал членом парламента от Тавистока, она отказалась переехать со мной в Лондон. Я поместил старших сыновей в Вестминстер-скул и оставил жену в Девоне. Джон оставался на попечении няни до тех пор, пока не вырос и его тоже можно было отправить в Вестминстер-скул. Мне никак не следовало оставлять его дома с ней — она винила его в своей меланхолии. Отправляя его в Вестминстер-скул, я знал, что ему будет одиноко, но это было лучше, чем оставить его с Элизабет, которая постоянно мучила его своими упреками.
Джорджина коснулась его щеки.
— Я ничего этого не знала. Я думала, что вы с женой любили друг друга, и что ты был потрясен горем, когда она умерла.
— Года два назад я обнаружил, что она пристрастилась к опиуму. Я запретил ей принимать это снадобье, но она стала тайным опиоманом. В прошлом году я отвез ее к се сестре Изабелле в Лонглит. Элизабет приняла сверхдозу, и когда я приехал туда, она была без чувств. Я привел ее в сознание, но ночью она приняла еще, чем и убила себя.
Джорджина обняла мужа крепче.
— Джон, я ничего не знала. Неудивительно, что у тебя всегда такой вид, будто ты пытаешься совладать с какой-то темной внутренней яростью.
— Я часто хотел, чтобы она умерла, и когда это случилось, меня заели угрызения совести.
— Это ужасно — жить с угрызениями совести. Я чувствовала себя очень виноватой перед Френсисом.
— Я думаю, нам пора перестать терзаться угрызениями совести и жить счастливо. — Он легко поцеловал ее в висок. — Многие годы я жаждал обрести женщину — жизнерадостную женщину, которая наполнила бы мою жизнь и жизнь моих сыновей смехом, радостью, весельем. Когда я нашел наконец тебя и мне настолько повезло, что ты стала моей женой, я просто не мог поверить в свою удачу.
Сердце Джорджины запело.
— Какая это радость — чувствовать, что тебя так любят, — шепотом проговорила она. — А ты знал, что я влюбилась в тебя с первого же взгляда?
— В это трудно поверить. Ты же страшно разозлилась на меня за то, что я велел тебе идти домой. Я помню, как ты обозвала меня старикашкой и послала к черту.
— В ту ночь ты мне приснился…
— Ты тоже мне снилась. И мои сны о тебе были такими чувственными и сумрачными, что их устыдился бы сам дьявол.
— Расскажи! — Она прижалась к нему с видом соблазнительницы. — Нет, лучше покажи.
— Ах ты, маленькая распутница! Сегодня ночью тебе придется удовольствоваться одними объятиями. Другое дело — завтрашняя ночь. Страсть, которую я разбужу в тебе, сделает тебя безумной и порочной.
Джорджина улыбнулась:
— Я тебя очень люблю, Джон.
— А я люблю тебя больше жизни, малышка.
В течение последовавших месяцев герцог и герцогиня Бедфорд каждую неделю принимали у себя членов обеих палат. Поскольку хозяйкой была леди Джорджина, гости знали, что могут рассчитывать на политические беседы и приятное времяпрепровождение — две вещи, которые они любили больше всего.
Джон позволял Джорджине надевать все, что ей захочется, и обещал сделать над собой усилие, чтобы заглушить свое стремление повелевать ею.
Эддингтон, будучи не в состоянии бороться с совместной оппозицией Уильяма Питта и Чарлза Джеймса Фокса, видел, как его большинство в палате общин тает на глазах. Его бывшие союзники присоединились к оппозиции, и Эддингтон, потеряв поддержку в парламенте, был вынужден подать в отставку. Весной Уильям Питт вернулся и стал править Англией в качестве премьер-министра, и все возликовали.
Лорд и леди Холланд были частыми гостями в Уоберне. Как-то раз Генри сказал, отведя Джона в сторонку:
— Премьер-министр Питт хочет видеть вас, Джон, когда вы приедете в Лондон.
— А, он намерен сказать мне, что добился свободы для ирландских католиков? — пошутил Джон.
— Этого никогда не произойдет, пока на троне остается король Георг. Я думаю, он хочет отдать вам должное. Это ведь благодаря вашему мощному влиянию он снова стал премьер-министром.
— Мне не нужны благодарности, Генри. С меня довольно знать, что мы с Джорджиной помогли ему. Но все равно нельзя пренебрегать просьбой премьер-министра. Полагаю, я буду посещать заседания палаты лордов, пока буду в Лондоне, хотя скорее всего умру со скуки.
В ту ночь, уже в постели, Джорджина и Джон обсуждали все, что произошло задень.
— Генри сказал, что Питт хочет меня видеть. Ты поедешь со мной в Лондон — ты и Джонни?
— У Аббатисы скоро будут котята. Ни мне, ни Джонни не хочется покидать Уоберн в это время. А вы поезжайте, дорогой, если сможете оторваться от меня.
— Тщеславная маленькая дерзкая девчонка.
Джорджина укусила его в плечо.
— Будь я другой, ты меня не заполучил бы.
Глава 33
— Папа приехал!