Пассажирка

— Вы так думаете?

— Да. Штрайт всегда мрачен. Он почти не умеет смеяться, а уж если засмеется, так остальным плакать хочется. Не говоря уже о том, что у него нет такой красивой жены. Но мне кажется, что быть человеком, «с которым можно говорить обо всем», чертовски неудобно. Подумайте сами: вечно к вам пристают всякие типы вроде меня — болтливые, навязчивые… Вот ваша жена в этом смысле может быть спокойна.

— Вы в этом уверены?

— К ней не полезешь с такими вопросами, она обезоруживает. С ней нельзя говорить обо всем.

— Моя жена не любит разговаривать «обо всем», если пользоваться вашей формулой.

— Это вполне естественно, герр Кречмер.

— Да? — Вальтер неожиданно для себя стал внимательнее прислушиваться к болтовне американца.

— Вы удивлены?

— Признаться, да. Ведь вы, кажется, не считаете это естественным, скорее наоборот.

— Нет правил без исключения.

— Разумеется.

— А исключения только подтверждают' правила.

— Конечно, конечно.

— А вас не интересует, почему я делаю исключение для вашей супруги?

Вальтеру весь этот разговор уже порядком надоел.

— Нет. Но, вероятно, у вас есть на то причины…

— Разумеется, есть. Я знаю о вашей жене больше, чем вы думаете. — Американец на мгновение умолк, а Вальтер с удивлением обнаружил, что все предметы вокруг стали вдруг расплываться, как в тумане. — Знаю, что она женщина незаурядная, натура исключительно тонкая и впечатлительная. Я догадываюсь также, что у нее было трудное детство. Мы оба с вами прошли через войну и знаем, что такое военное детство. Поэтому нужно оберегать ее и не спрашивать «обо всем». Она слишком молода, чтобы ее об этом спрашивать. Слишком молода… — повторил он и с грустью посмотрел на Вальтера. Он был уже изрядно навеселе.

— Пойдемте в бар, — предложил Вальтер.

— А фрау Лиза, то есть, извините, ваша супруга?

— Она разыщет нас. Не бойтесь. «Первый после бога» доставит ее в целости и сохранности.

Но как раз в этот момент оркестр перестал играть, и Лиза села за столик. Капитан поклонился и ушел.

— Если вы будете так часто оставлять нас одних, нам придется поискать себе другую компанию, — шутливо пригрозил Бредли.

— Не возражаю, — с улыбкой отпарировала Лиза. Она раскраснелась после танца, глаза у нее блестели.

Вальтер почувствовал былую нежность к ней.

— Значит, вы разрешаете? — продолжал американец.

— Конечно.

— Прекрасно. На следующий танец я приглашу свою соседку. В конце концов я каждый день говорю ей «доброе утро» и «спокойной ночи». Ведь это дает мне какое-то право… Как вы думаете, Кречмер?

Вальтер рассмеялся.

— С этим вопросом вам лучше обратиться к моей жене. Я не специалист в этой области.

Он тут же пожалел о своих неосторожных словах. Лицо Лизы с застывшей улыбкой на губах напомнило ему о вчерашней сцене в каюте. Как не ко времени пришлась его шутка! Ведь именно соседка Бредли, дама из сорок пятой каюты, была главной, хотя невольной и косвенной, причиной признания Лизы, роковые последствия которого она, несмотря на свое напускное веселье, конечно, сознавала. Вальтер попытался замять неудачную шутку, но было уже поздно. Бредли повернулся к Лизе:

— Фрау Кречмер! Как бы вы отнеслись, если бы мужчина вроде меня, который каждый день говорит вам «доброе утро» и «спокойной ночи», если бы этот мужчина только по праву соседства однажды вечером, на балу, когда все веселятся…

— Не думаю, чтобы это было достаточным поводом. — Лиза даже не дала ему договорить, и ее слова прозвучали так сухо и неприязненно, что захмелевший Бредли сразу протрезвел.

— Кажется, я снова ляпнул какую-то глупость. Прошу прощения, мне очень неприятно. Я выпил несколько больше, чем нужно. Извините, пожалуйста… — И он поднялся.

— Да ничего страшного, сидите, — шутливо вмешался Вальтер, но Бредли не поддался на уговоры.

— Поищу в баре чего-нибудь отрезвляющего. Если у вас будет желание, приходите ко мне туда.

Он поклонился и направился в бар.

Лиза увидела, как в проходе он встретился с незнакомкой и демонстративно раскланялся, сделав при этом такое движение, будто хотел заговорить с ней. Но она прошла мимо, чуть кивнув головой, лишь какое-то подобие улыбки появилось на ее лице. Увидев эту улыбку, Лиза вдруг похолодела.

— Налей мне… — попросила она Вальтера.

— Не многй ли ты пьешь?

— Не думаю.

— Это может тебе повредить. Вчера ты принимала бром.

— Верно. Ну… Ну, так что же мы будем делать?

— Вот видишь… Тебе уже скучно со мной. Может, зря мы отделались от Бредли?

— Мне он не нужен.

— Мне тоже. Он чересчур откровенно ухаживает за тобой.

Лиза только пожала плечами. Внезапно она почувствовала страшную усталость. Слишком дорого стоила ей эта маска беззаботной веселости, эта непрестанная борьба с тревогой, сжигавшей ее изнутри. Незнакомка из сорок пятой каюты все время находилась у нее перед глазами, и это было невыносимо. Лизе не надо здесь оставаться, ей не надо было вообще приходить сюда. Но Вальтер сказал: «Будем жить так, будто ничего не было», и ей пришлось пойти. Она пила для храбрости, пила больше, чем следовало, чтобы выдержать этот ужасный бал. А время — еще одно орудие пытки — тянулось удивительно медленно. Она взглянула на часы, но вид стрелок не принес ей облегчения. 

— Еще рано, — сказал Вальтер. — Бал кончится часа в два ночи.

— Разве мы обязаны оставаться до конца?..

— Это зависит от тебя. Но почему бы нам не остаться? Выглядишь ты великолепно. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. — Он рассмеялся. — Ты проспала почти весь день.

Оркестр заиграл слоуфокс, и они пошли танцевать. Это была одна из тех популярных песенок, в которых слова и музыка одинаково банальны. Но известная французская певица, которая села на пароход в Гавре, исполняла эту песенку так, что безвкусные слова о «чуде вечно молодой любви» звучали искренне и свежо, как волнующее открытие. Танцующие старались держаться поближе к эстраде, чтобы лучше слышать солистку. И неожиданно Лиза увидела незнакомку почти рядом, совсем близко. Она тоже танцевала, и это поразило Лизу, показалось странным, почти невозможным. Ее лицо, видневшееся над плечом партнера, было в эту минуту мертвым, словно маска. Как на том лагерном концерте, когда исполняли «Тан-гейзера», а Марта смотрела на Тадеуша, стоявшего за окном. Только глаза жили на этом лице, пронзительно красноречивые глаза, и взгляд их был устремлен на Лизу. Лиза попыталась выдержать этот взгляд, но не смогла и отвернулась.

— Лизхен, — остановил ее Вальтер, — кто из нас ведет — ты или я?

Поворот, и та исчезла на минуту. А потом снова появилась, но уже с другой стороны. Опять поворот, еще один, ее лицо по-прежнему маячило перед Лизой, а глаза не отрывались от Лизиного лица. Наконец и Вальтер это заметил.

— У тебя, ' оказывается, есть телепатические способности…

— Ты о чем? — через силу спросила Лиза.

— О той женщине, — ответил он тихо, —

которая показалась тебе знакомой. Вчера ты приглядывалась к ней, а сегодня она все время смотрит на тебя.

Лиза оглянулась, словно желая проверить слова мужа.

— Эта… англичанка?

— Вот именно. Разве ты не заметила, что она наблюдает за тобой?

— Нет… не заметила.

— Ну, может быть, мне показалось.

Молча они закончили танец, и Лиза предложила пойти в бар.

— Ты больше не хочешь танцевать? Ведь это только начало.

— Нет, почему же, еще потанцуем, но сейчас пойдем выпьем чего-нибудь.