1993

Из дождя кричали:

– Беги!

– Бросай зонт!

– Падай и катись!

Внезапно, уже на пороге дождя, она раскрыла зонт над головой, и в ту же секунду грохнуло – взорвалась цистерна. Женщина упала. Следом за взрывом толпа шарахнулась, и даже самые дальние бросились врассыпную. Потом они медленно, крадучись, помаленьку опять скопились на прежних наблюдательных территориях. Зонт остался чудесно невредимым. Большой и упругий, он почти целиком прикрыл хозяйку.

Двое стояли на безопасном берегу, по виду старшеклассники. Руки их были сцеплены.

– Как на казнь любуемся! – сказал мальчишка. – Не стыдно?

– А чем мы им поможем? – спросила девочка.

– Молись!

Она послушно зашевелила губами.

– Смотри, лужи сохнут, – показал он.

Влага испарялась с суетливым шипением.

– Ой, Митя, а мы не загоримся?

Дождь, точно устыдившись своей нелепой ненужности, перестал. В небе проступила радуга, призрачная и переливчатая, как бензиновый поцелуй.

Съезжались пожарные, скорые, милиция, спасатели, репортеры. Огонь гасили пеной. Санитары тащили носилки.

– А ну брысь! – отгонял щекастый полковник камеры и фотоаппараты. – Я тебе пленку засвечу! Не вынимай ты душу! – подул он горячо на журналистку в элегантных солнечных очках.

– Как ваша фамилия? – протянул диктофон щуплый журналист с дымчатой шевелюрой.

Полковник выждал и сказал сентиментально:

– Иванов.

– А зовут Иван, да? – подхватили солнечные очки.

– Сколько погибших? – выпалил дымчатый.

– Сколько надо! – полковник отвернулся и пошел.

По вспученному асфальту волочили черные мешки.

Пожарные вытаскивали из троллейбусов тела – одно за другим, одно за другим – и передавали по цепочке.

Подъехала аварийка – грузовик, где в кузове рядом с товарищами – слесарем Кувалдой и сварщиком Клещом – сидел Виктор Брянцев, электрик. Он вышел и огляделся.

– Дела-а… Как же их угораздило… – растерянно бормотал могучий Кувалда. – Чем провинились люди?

– Вот так: катаешься себе, и бабах, – тонким голоском поддержал низкорослый Клещ. – Был пассажир, и здрасьте вам: кучка пепла. И все равны: что безбилетный, что контролер…

– Хватит философствовать, – оборвал Виктор. Он был растерян больше остальных и от этого зол.

Провода свисали к земле. Возле троллейбусных остовов низко поникли фонари, как увядшие железные растения. Виктор глянул выше – на маленькую радугу в промытом светлом небе.

– Видал, а? – Кувалда сел на корточки, и, разогнувшись, показал на ладони большой значок, красным по желтому: “Хочешь похудеть? Спроси меня как!”

– Символичненько, – заметил Клещ.

– Да выбрось ты, – дернул плечом Виктор.

Кувалда швырнул значок, он покатился по асфальту.

Сиротливо щелкнул и замер.

– И на кой нас вызвали? – пробурчал Кувалда. – Электричество чинить? Это вообще не наш участок.

– Да видишь, авария какая, всех и созвали, – сказал Виктор.

– Обедать пора! – крикнул из кабины Валерка Белорус, усатый водитель.

– Поехали… – согласился Виктор. – Толку от нас…

Забрались в кузов, покатили обратно в аварийку.

Ехали молча.

Аварийка находилась в центре Москвы, на первом этаже двухэтажного здания за гостиницей “Минск”. Кувалда с Клещом отправились в соседний магазин взять бутылку и еду. Виктор толкнул дверь.

– Ну что там? – подняла голову сидевшая за телефоном женщина, похожая на галчонка.

– Жуть, – сказал Виктор с нажимом. – По телевизору еще не говорили? – ткнул пальцем в сторону экрана; звук был приглушен: Богдан Титомир извивался и ответно показывал пальцем. – Пойду умоюсь.

Завернул в узкий туалет, накинул крючок на дверь. Щедро намылил руки, смыл, намылил снова, обхватил щеки. В мутном зеркале на него таращился голубоглазый мужик. Рыжеватые кудряшки. Косматые рыжие брови. Широкое мясистое лицо в молочной пене. Нагнулся. Фыркая, отмылся. Закрутил краны до упора. “Всем всё чиним, а у самих вечно вода холодная… Но сейчас даже хорошо, что холодная…”

В комнате – под клекот радио – сослуживцы уже расселись за столом. Кувалда, Клещ, Валерка Белорус, Зякин, Мальцев, Дроздов.

Окликнули:

– Иди, пожрем!

– Вить, наливаем!

Он неопределенно махнул мокрыми руками:

– Щас, щас…

Шагнул в предбанник.

– Есть будешь? – Жена всё так же сидела за телефоном. – Суп в термосе. Бутерброды.

– Да погоди, Лен. Тошно. – Сел на диван. Спросил, как бы нехотя: – А ты?

– Поела уже.

– Одна?

– Я ж на телефоне.

Он сидел неподвижно, с лицом в каплях воды. Закрыл глаза.

– Смотри, смотри! Тебя показывают!

Дернулся. Лена сделала телевизор громче.

Репортер говорил наступательным речитативом – красивый молодой человек со светлыми волосами до плеч. Черный микрофон подрагивал возле рта, фоном чернели троллейбусы.

– Предварительная картина произошедшего такова: тяжелый камаз врезался в бензовоз, в цистерне которого было около двадцати тонн бензина. Водитель камаза торопился: кузов его был забит дорогой мебелью, которую, видимо, с нетерпением ждали заказчики…

– А я где?

– Да был только что. Погоди, может, еще покажут…

– Теперь о жертвах. Сейчас ведется их подсчет. Но известно уже, что четырнадцать трупов обнаружено только в каркасе одного из троллейбусов. Борта сложились, в районе средней площадки крыша легла на основание…

Дали общий план: черные остовы, мигалки пожарных и скорых, мельтешащие фигуры с носилками и мешками.

На экране возникла студия. Дикторша, приветливая, с лукавинкой, в расстегнутой блузке.

– Мы следим за информацией с места ЧП. К другим новостям. Сегодня в Верховном Совете России первый заместитель генерального прокурора Николай Макаров выступил с докладом о ходе расследования материалов, связанных с коррупцией должностных лиц…

– Перед глазами стоит, – сказал Виктор.

– А? – Лена убавила звук.

– Перед глазами, говорю. Людей выносят. Не пойми чего. Трудно поверить, что это люди были.

– Ой, Вить, лучше не рассказывай.

– Это нам знак всем – вот что я думаю.

– Знак?

– Помнишь, Валентина книжку тебе давала… ну, брошюру… секты своей. Хренотень, понятно. Но мне там выражение одно понравилось. “Репетиция конца света”. То есть пока мир не сдох – перед этим репетиции. Вот я смотрел сегодня на троллейбусы обгорелые и вспомнил Первое мая. Недавно же было. Проспект перегородили, пожарники, неотложки, на асфальте кровь, и автобус горит. Горел, пока весь не выгорел. По ящику показывали. Может, тогда первый был… как его… знак. Сегодня второй… А впереди чего? Какие огни?

– Ты о чем? – Лена смотрела на мужа с подозрением.

– Совсем глупая?

– Сам дурак. Первое мая, Первое мая… Ты про своих любимых, что ли? – У нее замелькали ресницы. Она часто смаргивала, когда начинала волноваться. – Так они это сами устроили. Плохо ты, видать, телевизор смотрел. Им сказали: стойте и митингуйте, а они? Поперли куда не звали, вот и столкновение. Да что я тебе говорю? Всё знаешь! Еще и милиционера грузовиком задавили. И никто не виноват… – она даже присвистнула. – Коммунисты, вперед…

– Демокра-аты… – Виктор пошарил руками по дивану, словно в поисках поддержки. – Дайте людям демонстрацию провести. Они ж не на Кремль… На Ленинские горы шли… Кому мешали? И кто шел? Старики, ветераны. Их дубасить начали. ОМОН на них кинули. Черепа пробивали. Кости ломали. Ордена срывали.

– Что ты на меня ополчился? – Лена нервно засмеялась. – Я-то тут при чем?

– Ну и не спорь. Скажешь, случайное оно, сегодняшнее? – Виктор дико глянул на пальцы с налипшей пылью и снова принялся водить руками по дивану. – Разболталось всё, никакого контроля, народ на машинах лихачит. Довели страну до белого каления. Вот и горим!

– А раньше такого не было? – в тон ему резко спросила Лена. – Просто скрывали. Это сейчас свобода слова – всё быстро передают.

– Передают… – он зло усмехнулся.

Зазвонил телефон.