Страница 38 из 52
К большому удивлению Энтони он выпрыгнул из машины. Но через несколько минут Энтони увидел, что навстречу детективу направляется мсье Лемуан, и понял, что тот каким-то образом сумел привлечь внимание Баттла.
После короткой оживленной беседы с Лемуаном инспектор вернулся к машине, залез в нее и велел шоферу ехать дальше. Теперь выражение лица у него было совсем другое.
— Нашелся револьвер, — объявил он коротко.
— Что? — Энтони посмотрел на него с удивлением. — И где же?
— В чемодане Айзекстайна.
— Не может быть.
— Все может быть, — сказал Баттл, — и мне не мешало бы об этом помнить. — Он сидел неподвижно, барабаня пальцами по коленям.
— И кто его нашел?
Баттл рывком повернулся лицом к собеседнику:
— Лемуан. Способный парень. Не зря его ценят в Сюртэ.
— Но не кажется ли вам, что это несколько противоречит вашим предположениям?
— Отнюдь, — медленно произнес Баттл. — Я с этим не согласен. Правда, сначала эта находка меня очень удивила, однако она подтверждает одну из моих идей.
— И какую же?
Но инспектор ушел от ответа:
— Простите, вы не могли бы разыскать мистера Эверсли. Мне надо передать ему, чтобы он немедленно отправился в Виверн Эбби к мистеру Ломаксу.
В этот момент машина подъехала к дому.
— Возможно, он еще спит, — сказал Энтони.
— Ошибаетесь, — заметил детектив. — Если посмотрите в парк, вы увидите его в обществе миссис Ривел.
— Ну и глаза у вас, Баттл! — сказал Энтони, отправляясь выполнять данное ему поручение.
Он передал Биллу распоряжение мистера Ломакса. В ответ Билл, как и следовало ожидать, страшно возмутился. «Проклятие! — ворчал про себя Билл, направляясь к дому. — Почему Ломакс никогда не оставляет меня в покое? И какой черт приносит, спрашивается, этих проклятых выходцев из колоний? Им, видите ли, надо приезжать сюда и волочиться за самыми красивыми девушками. Надоело все до смерти».
— Слышали насчет револьвера? — спросила взволнованно Вирджиния, когда Билл удалился.
— Баттл сказал мне. Неожиданный поворот. Айзекстайн был вчера в таком ужасном состоянии, что собирался уехать, но я подумал, это просто нервы. Он, пожалуй, единственный человек, которого я считал вне подозрений. Как вы думаете, могли у него быть какие-то причины избавиться от князя Михаила?
— По правде сказать, это не очень увязывается с действительностью, — сказала Вирджиния задумчиво.
— В этой истории вообще ничего ни с чем не увязывается, — недовольно заметил Энтони. — Я вначале вообразил себя сыщиком-любителем, и все, что мне пока удалось, это ценой весьма значительных усилий, хотя, к счастью, не столь значительных расходов, разузнать о француженке-гувернантке.
— И за этим вы ездили во Францию? — спросила Вирджиния.
— Да, я поехал в Динар, где разговаривал с графиней де Бретайль. Страшно довольный своей прозорливостью, я ожидал услышать, что ни о какой мадемуазель Брюн там и знать не знают. Вместо этого мне дают понять, что на означенной особе на протяжении последних семи лет держался весь дом. Так что, если графиня тоже не является преступницей, моя хитроумная теория повисла в воздухе.
Вирджиния покачала головой:
— Мадам де Бретайль абсолютно вне подозрений. Я очень хорошо знаю ее, и мне кажется, я встречала в замке и мадемуазель. Я достаточно хорошо помню ее лицо, — правда, не очень четко, а так, как обычно помнишь гувернанток, компаньонок и людей, с которыми вместе ехал в поезде. Это ужасно, но я никогда на них внимательно не смотрю, а вы?
— Только в том случае, если они умопомрачительно красивы, — сознался Энтони.
— Ну, в таком случае… — она внезапно замолчала. — В чем дело?
Энтони разглядывал фигуру, которая внезапно возникла из-за дерева и неподвижно застыла на месте. Это был герцословак Борис.
— Извините, — сказал Энтони. — Я должен отойти на минуту к своей собаке.
Он подошел к Борису:
— В чем дело, что тебе нужно?
— Хозяин, — сказал Борис, поклонившись.
— Хорошо, хорошо, но вовсе не следует ходить за мной по пятам. Это выглядит странно.
Не произнося больше ни слова, Борис показал грязный обрывок бумаги, очевидно, часть какого-то письма, и отдал его Энтони.
— Что это? — спросил Энтони. На клочке бумаги не было ничего, кроме адреса, записанного торопливым почерком.
— Он обронил его, — сказал Борис. — Я принес хозяину.
— Кто обронил?
— Иностранный джентльмен.
— А зачем ты принес?
Борис взглянул на него с упреком.
— Ну, ладно, ладно, а сейчас иди, я занят. Борис отдал честь, повернулся на каблуках и удалился.
Сунув клочок в карман, Энтони присоединился к Вирджинии.
— Что ему нужно? — полюбопытствовала она — И почему вы называете его своей собакой?
— Потому что он ведет себя, как собака, — ответил Энтони — Я думаю, что в своей предыдущей жизни он наверняка был охотничьей собакой. Он принес мне обрывок письма, который якобы обронил иностранный джентльмен. Я думаю, он имеет в виду Лемуана.
— Возможно, — согласилась Вирджиния.
— Он постоянно крутится вокруг меня, — продолжал Энтони. — Совсем как собака. Почти ничего не говорит и только смотрит на меня своими круглыми глазами. Непонятный тип.
— А может, он имел в виду Айзекстайна, — предположила Вирджиния. — Бог знает почему, но Айзекстайн очень похож на иностранца.
— Айзекстайн? — повторил Энтони удивленно — А какое отношение он имеет к этой истории?
— Скажите, вы ни разу не пожалели, что ввязались в нее? — неожиданно спросила Вирджиния.
— Я? Боже упаси! Мне ужасно нравится. Я, знаете ли, всю жизнь мечтал оказаться в подобной передряге. Правда, на этот раз я получил несколько больше, чем рассчитывал.
— Но мне кажется, вы уже выпутались из неприятностей, — сказала Вирджиния, несколько удивленная его серьезным тоном.
— Не совсем.
Несколько минут они прогуливались в молчании.
— Есть люди, — наконец произнес Энтони, — которые не умеют координировать свою реакцию на сигналы. Обыкновенный, нормально работающий паровоз замедляет скорость, когда впереди загорается красный свет. Я, наверное, от рождения лишен способности различать сигналы. Когда я вижу красный, я не могу не броситься вперед, а это, как вы понимаете, означает встречу с опасностью, причем неминуемую. И естественно, красный сигнал опасен для любого вида транспорта, — Его той по-прежнему был серьезен.
— Я думаю, — сказала Вирджиния, — вам в жизни не раз приходилось идти на риск.
— Пожалуй, я испытал все виды риска, кроме одного — женитьбы.
— Ну, это уже цинично.
— Вы меня не так поняли. Брак, как я его себе представляю, — самое необыкновенное из всех приключений.
— Мне нравится то, что вы говорите сейчас, — сказала Вирджиния покраснев.
— Есть только один тип женщины, на которой я хотел бы жениться, — это женщина, бесконечно далекая от той жизни, которую веду я. И что в этом случае мы стали бы делать? Либо ей пришлось бы менять образ жизни, либо мне.
— Но если бы она любила вас…
— То, что вы говорите, миссис Ривел, — сентиментальность, и вы это прекрасно понимаете. Любовь — не наркотик, который принимают, чтобы забыть окружающее. Конечно, можно понимать ее и так, но это очень обидно — ведь любовь может оказаться чем-то гораздо большим. Предположим, король женился бы на своей бедной служанке. Как, по-вашему, они относились бы к семейной жизни, пробыв в браке год или два? Не вспоминала ли бы она с сожалением о своем нищенском платье, о босых ногах и о беззаботной жизни? Держу пари, что было бы именно так. А он? Не усомнится ли он в том, что ради нее стоило отказаться от короны? И ему бы это не принесло ничего хорошего. Нищий из него, наверняка, не получился бы. А в этом случае ни одна женщина не стала бы его уважать, так как женщины презирают мужчин, у которых что-то не получается.
— Уж не влюбились ли вы в бедную служанку, мистер Кейд? — мягко спросила Вирджиния.
— Совсем наоборот, но, в принципе, дело от этого не меняется.