Страница 7 из 132
В 1885 году Камекасс ушел в отставку и его место занял новый префект Граньон. В это время во всех тюрьмах Франции вводилась антропометрия — так Бертильон назвал свой метод.
Граньон добился для бюро полицейской службы идентификации нескольких помещений на чердаке Дворца юстиции. 1 февраля Бертильон, произведенный в «директора полицейской службы идентификации», въехал в это чердачное помещение.
Бертильон создал все необходимое для точного фотографирования преступников
В день открытия здесь собрались представители министерств, палаты депутатов и сената, журналисты Парижа и провинции. Молча слушал Бертильон поздравительные речи. Сразу после последней речи, не поблагодарив и не попрощавшись, он скрылся в своем кабинете — первом в его жизни собственном кабинете. Наконец-то у него были свои владения. На следующее утро парижские журналисты придумали новое слово, которое быстро вошло во французский, а также во многие иностранные языки, слово «бертильонаж».
«Бертильонаж, построенный на измерении определенных неизменных частей скелета, — писал Пьер Брюллар, — самое великое и гениальное открытие XIX века в полицейском деле. Благодаря французскому гению скоро не только во Франции, но и во всем мире не будет больше ошибок идентификации, а следовательно, и ошибок юстиции по вине идентификации. Да здравствует бертильонаж! Да здравствует Альфонс Бертильон!»
Бертильоном также были предложены способы фотографирования мест происшествий
Через несколько недель Бертильон потребовал передать в его распоряжение фотоателье. Он сконструировал кресло, на котором можно было поворачивать заключенных для производства двух снимков: один в фас, другой в профиль, чтобы исключить возможные ошибки. Сразу же к карточкам измерений прикрепляли фотографии, изготовленные новым способом. Хотя картотека приближалась к «невероятному числу» в полмиллиона карточек, Бертильон сам пополнял их «описанием преступника словами», формы выражения которого он так долго вырабатывал. Вместе с новыми фотографиями весь этот «устный портрет» должен был создать точное описание внешности правонарушителя, какого ни один полицейский еще не получал в руки. Любая видимая примета головы имела теперь свое точное определение, каждое из которых обозначалось своей буквой, а ряд таких букв составлял формулу, то есть совокупность характерных примет. Бертильон сразу же начал обучать своих подчиненных. Он заставлял их заучивать формулы определенных заключенных, которых они лично не знали, и затем отправляться в тюрьму Ла Сантэ на «парад арестантов», где и следовало определить, чья это формула. Благодаря выучке, которую организовал Бертильон, они действительно узнавали большую часть заключенных.
Устный портрет был незамедлительно введен во французской полиции. К началу 1889 года слава Бертильона достигла своего апогея. Не хватало лишь какого-либо особого случая, чтобы его имя навсегда осталось в истории Франции.
7. 1892 год. На пороге мировой славы
11 марта 1892 года бульвар Сен-Жермен в Париже потряс взрыв. Облака дыма вырывались из распахнутых окон дома № 136. Когда на место происшествия прибыли полиция и пожарники, они подумали, что взорвался газ. Но в развалинах второго этажа были обнаружены остатки бомбы.
В этом доме жил президент суда Бенуа, который в мае 1891 года возглавлял судебный процесс над несколькими анархистами. Поэтому не могло быть никакого сомнения, что именно они совершили это покушение и подложили бомбу.
С 1878 года анархизм (радикальное движение фанатиков, отрицающих какую бы то ни было государственную власть и форму правления, рассматривающих их как главное препятствие обществу социального равенства) стал привидением в Европе. 11 мая 1878 года лейпцигский жестянщик Макс Хедель стрелял в Берлине в кайзера Вильгельма I, но не попал. 2 июня на улице Унтер-ден-Линден кайзер был ранен в голову и руки двумя выстрелами из дробовика. Человек, совершивший это покушение, Карл Нобилинг, изучавший экономику и сельское хозяйство и работавший в саксонском Статистическом бюро в Дрездене, был анархистом. Затем последовали покушения на королей Испании и Италии. Страх перед неожиданными покушениями анархистов был так велик, что когда в Италии проходил процесс против 68 анархистов, то даже в зале суда их держали за решеткой.
Центром анархизма стал Париж. Пауль Брусс и русский князь Кропоткин проповедовали здесь чуждые миру анархистские идеи и готовили почву для активных фанатиков, для которых теория была ничем, а действие — всем. В 1892 году анархистская агитация и крупная кража динамита в каменоломне в Суари-су-Этуаль создали такую нервозную обстановку в Париже, что взрыв на бульваре Сен-Жермен вызвал в полицейской префектуре панику.
Попытки найти виновных вначале не увенчались успехом. Беспокойство общественности росло. Наконец 16 марта женщина — осведомитель Сюртэ сообщила некоторые интересные подробности. Она была знакома с супругой профессора Шомартена, преподавателя технической школы парижского пригорода Сен-Дени. Шомартена знали как сторонника анархизма. Он без устали мог читать лекции об эпохе социальной справедливости, которая наступит с уничтожением всех правительств. Шомартен считался неопасным, потому что совершенно не умел обращаться с бомбой. Однако его жена заявила, что Шомартен подготовил покушение, чтобы отомстить президенту суда Бенуа за осуждение нескольких его товарищей. Исполнителем же был некий Леон Леже. В тот же день Шомартена арестовали. Он сразу сник и во всем признался, но вину свалил на Леже, который, как утверждал Шомартен, был прислан к нему из пригорода как человек, способный разделаться с враждебными анархистам судьями, фанатически ненавидящий богатых и на все готовый. Его разыскивает полиция, но Леже — это псевдоним, настоящее же его имя Равашоль. Он же украл и динамит в Суари-су-Этуаль. Бомба для покушения на бульваре Сен-Жермен сделана на Кэ-де-ла-Марин, где Равашоль снимает комнату.
Когда служащие Сюртэ прибыли на Кэ-де-ла-Марин, они нашли убежище Равашоля покинутым. Был обнаружен лишь материал для изготовления бомб. Шомартена допросили еще раз. Но вскоре стало ясно, что он не знает нового места пребывания Равашоля. Шомартен смог лишь описать внешность виновника покушения. Описание было нечетким: худощавый, рост приблизительно 1, 6 м, желтый цвет лица, темная борода. Через несколько часов имя Равашоля появилось в заголовках всех газет. Сотни полицейских разыскивали преступника. Улицы Парижа охранялись, все поезда контролировались, мужчины с темной бородой и желтым цветом лица задерживались. Известные анархисты были арестованы. Консьержам домов приказали сообщать о каждом человеке, похожем по описанию на Равашоля. Все безрезультатно.
«Франция в руках беспомощных людей, — писала «Ле галуа», — которые не знают, что предпринять с варварами внутри страны». Префект полиции (теперь это был Анри Лозе) пригласил на помощь Бертильона. Опрос полицейских управлений за пределами Парижа выявил, что в Сент-Этьене и Монбризоне известен человек, живший там под именем Равашоль. Но его настоящее имя Франсуа Кёнигштайн. Дома боялись его жестокости. Он избивал свою мать и угрожал ей убийством. В 1886 году Кёнигштайн оставил работу и стал заниматься спекуляцией и воровством. Уже почти год его разыскивали за совершение ряда тяжких преступлений. В ночь на 16 мая 1891 года была ограблена могила баронессы Роше Файе под Сент-Этьеном. Грабитель открыл гроб, похитил крест и медальон и безуспешно пытался содрать кольца с пальцев умершей. Имелось достаточно данных предполагать, что это дело рук Равашоля. 19 июня того же года нелюдимый старик, одиноко проживавший в своей лачуге в Форе-Гебирге, был найден задушенным. 35 000 франков, которые скупой старик накопил за всю свою жизнь, были украдены. Кёнигштайн-Равашоль, которого подозревали и в этом преступлении, был арестован, но ему удалось вырваться из рук полицейских и скрыться. Спустя шесть недель, вечером 27 июля 1891 года, молотком были убиты две владелицы скобяной лавки на Рю-де-Роанн в Сент-Этьене. Убийца захватил лишь 48 франков. В этом преступлении также подозревали Кёнигштайна-Равашоля. Когда Равашоль понял, что его игра проиграна, он сорвал свою маску, шумно и цинично признал, что Кёнигштайн одна из его фамилий. Он рассказал об ограблении трупа баронессы Роше-Файе и об убийстве одинокого Жака Брюкеля. То было признание одержимого человека, для которого действия анархистов были лишь оправданием его преступлений.