Страница 47 из 56
Трудная доля выпала войскам Южного фронта. Разбитые на Дону части, будучи не в состоянии сдержать рвущиеся к Кавказу моторизованные силы врага, отступали по всем дорогам. Часто вместе с ними отходило население городов, раненые и больные, дети из приютов и лечебниц. И когда возникала опасность, войсковые подразделения вступали в бой, чтобы прикрыть их, дать возможность оторваться от преследователей, уйти от гибели, спастись женщинам, стариками, детям, раненым.
Мне вспомнился рассказ одного офицера-артиллериста, дивизион которого, не имея снарядов, вынужден был отходить к перевалу. На полпути к нему бойцы вступили в бой с немецкими парашютистами. Уничтожив их, они заняли оборону у одного моста, пропустили по нему беженцев, а потом, когда показалась вражеская колонна бронетранспортеров, они подожгли мост. Враг остановился перед рекой.
— Август и сентябрь были тяжелыми для нашего фронта, — продолжал генерал. — У Новороссийска и Туапсе мы с трудом сдерживали врага, чтобы не дать ему выйти на путь к Черному морю, 46-я армия дралась на перевалах, северная группа генерала Масленникова отбивала непрерывные атаки немецких войск у Орджоникидзе и Грозного. А тут еще к нам в Закавказье с неограниченными полномочиями прибыл Берия. Делу он никак не помогал, а только мешал: требовал к своей особе внимания, отвлекал. Некомпетентный в военных делах, он настаивал на беспрекословном выполнении своих распоряжений; добился замены многих опытных командиров неподготовленными офицерами. В разговоре с генералом Сергацковььм пустил в ход кулаки, а затем сместил его с должности. В то время, когда нужно было принимать спешные меры для отпора надвигающейся опасности, он занялся кадровой чехардой. Никакие просьбы, пожелания он в расчет не принимал. Помню, тогда в Закавказье находилось несколько дивизий войск НКВД — грозная сила, хорошо вооруженная, обученная, сплоченная. Я предложил использовать их на опасных участках. Берия сверкнул глазами: «Если еще раз заикнешься об этом, сломаю хребет».
В волнении Иван Владимирович закурил, потом спросил:
— А останки солдат с ледника, значит, вынесли, захоронили в Зольской?
Я показал ему фотографии печального события, плачущих женщин, скорбные лица мужчин.
Он молча рассматривал фотографии, сделанные на леднике; холодные заснеженные скалы, черный зуб вершины Кара-Кая, лед на каменистом ложе, заплывшая землей стрелковая ячейка с россыпью гильз.
— Да-а, — тяжко вздохнул генерал, откладывая фотографии. — Война, проклятая война… Встал, молча пожал руку и вышел.
КОМАНДАРМ 28-й
Преодолевая ожесточенное сопротивление моторизованных частей противника, соединения 28-й армии настойчиво продвигались на запад. И чем дальше они уходили от Волги, тем сильней становилось сопротивление, тем яростней были схватки. Позади был долгий путь через калмыцкую степь с пронизывающими студеными ветрами, обжигающим морозом, бессонными ночами. А до того всю осень армия отражала удары противника, пытавшегося прорваться к устью Волги.
Командовал армией генерал-лейтенант Герасименко. Василий Филиппович относился к тем военачальникам, которые встретили войну в высоких чинах, имея за плечами боевой опыт гражданской войны.
Начав службу в Красной Армии в 1918 году, он принимал участие в боях на Северном Кавказе и Южном фронте. Затем была учеба в объединенной военной школе, в академии имени М. В. Фрунзе. В 1941 году он — командующий войсками Приволжского военного округа. Отсюда, сформировав 21-ю армию, он уже в июне повел ее в сражение.
В исключительно сложных условиях армия не только сдерживала врага, но наносила ему контрудары, даже теснила его. Потом с успехом он командовал 13-й армией, а под Сталинградом — 28-й.
В декабре, в разгар Сталинградской битвы, последовал приказ: наступать. Командующий фронтом указал командарму на карте направление наступления:
— Вот Элиста… Вот Сальск… А далее, Герасименко, возможен Ростов. Вы понимаете, какая это честь — освободить от врага «ворота Кавказа»! — Так называли Ростов.
Сколько было трудных дней, бессонных ночей! Сколько потерь понесла армия, прежде чем вышла на подступы к этим «воротам»!
После овладения Зерноградом стало ясно, что армии предстоит освобождать Ростов. Но прежде был еще Батайск.
На направлении главного удара 28-й армии находились 34-я гвардейская и 248-я стрелковые дивизии. Накануне их командиры были тяжело ранены, соединениями командовали заместители. Командарм выехал к ним, чтобы на месте помочь в трудном деле.
С наблюдательного пункта в туманной дымке видны строения Батайска. Разведка установила, что в городе крепкая оборона с мощными узлами сопротивления, с плотной зоной артиллерийского и минометного огня, каждый метр земли простреливается десятками пуль. И ни одного на ней укрытия.
— Докладывайте, комдивы, решения. Как думаете брать город?
Плотно сбитый, невысокий командарм молча слушал гвардейского полковника Дряхлова, потом подполковника Ковалева.
— Нужно действовать наверняка. И добиться успеха малой кровью. — Решения командиров его не устраивали. — Послушаем начальника разведки.
Начал докладывать майор. Говорил он толково, со знанием дела, было видно, что разведка достаточно поработала. Вдруг генерал остановил его:
— Повторите о ночном охранении!
— Установлено, что на ночь немецкие солдаты отводятся с боевых позиций в тыл, на обогрев. В окопах остается лишь охранение.
— Вот это важно! — воскликнул генерал. — Наступать на Батайск будем ночью.
Поддержанные танками, солдаты пехоты ворвались в город столь стремительно, что противник не смог оказать серьезного сопротивления. Лишь на северной окраине, где ему подоспела помощь, он предпринял яростные контратаки.
На железнодорожных путях стояли десятки эшелонов с танками, машинами, военным снаряжением, зерном. Они должны были отправиться через Ростов на запад, но не успели.
Несмотря на сильное сопротивление противника, судьба Батайска была решена, к утру он был освобожден. Выбили немцев и из Койсуга. Соединения 28-й армии прорвались к Дону. Впереди на возвышенности раскинулся Ростов. Над ним полыхало зарево, в низком небе висело черное облако.
Обеспокоенный потеплением погоды и таянием на Дону льда, командующий Южным фронтом генерал Малиновский потребовал от командарма проведения ночной атаки:
— Нужно ворваться в город, пока противник не успел организовать оборону. Нельзя допустить, чтобы он закрепился. 44-я армия и казаки Селиванова и Кириченко уже обходят город с запада. Используйте их успех.
— Сегодня ночью атакуем, — ответил коротко командарм. Он и сам понимал, что любая задержка на руку врагу. — Приказ уже отдан.
Учитывая успех казачьей конно-механизированной группы и 44-й армии, генерал Герасименко решил нанести главный удар на левом фланге. Основная роль возлагалась на 34-ю гвардейскую стрелковую дивизию, для чего ее усилили гвардейской танковой бригадой. Туда же подтянули и 52-ю и 79-ю стрелковые бригады. 248-го стрелковую дивизию, которая несла основную тяжесть в боях за Батайск, командарм решил пока иметь во втором эшелоне, чтобы в нужный момент развить полками этой дивизии успех.
Битва за Ростов началась в 1 час 30 минут 8 февраля.
156-я стрелковая бригада подполковника Сиванкова, овладев Зеленым островом, вцепилась в окраинные дома. Правее действовала бригада майора Ходоса. Ей тоже пришлось втянуться в огневой бой. Наступавшая у железнодорожного моста 159-я бригада майора Дубровина прорвалась к вокзалу. Гвардейские полки сумели пробиться в Красный город-сад. Туда же для развития успеха командарм приказал направить 52-ю и 79-ю стрелковые бригады.
О характере боев лучше всего судить по документам. Передо мной боевое донесение командира 52-й бригады, направленное командующему 28-й армии. Полковник Шапкин писал:
«В 4.30 8 февраля батальоны перешли в атаку. В 5.00 они были на середине Дона, где их встретили шквальным минометным огнем. Затем последовала контратака немецких автоматчиков. Отразив ее, батальоны вышли к железнодорожной станции.