Из имперских архивов

— Неправда! Время нужно корректировать, а будущее незыблемо и оно — единственное! Наше!

— А зачем его тогда корректировать? — резонный вопрос, похоже вызвал у него сбой программы, потому что он замолчал на целую минуту, и вновь пытался испить из своей чашку. Отобрав у него посуду, я внимательно посмотрел на котов и отрицательно покачал головой. Налив чая, и вновь пододвинув сахарницу, задал вопрос:

— А кто это «Мы»? Правительство?

Суперпрапоршик очухался, и категорическим тоном возразил:

— У нас никакого правительства нет! Мы свободные люди, и все решения принимаются на референдумах!

— Как вам повезло. — Вежливо восхитившись, я продолжил: — Ну допустим, соглашусь стать корректором. И что я с этого буду иметь?

— Как что? — Искренне удивился вояка. — Почет, уважение потомков. Занесение имени на Почетную стену…

— Это все потом, — вновь зевнул я, — а сейчас, что?

— Ничего. — Растерялся гость, но потом вдруг радостно рассмеялся: — А, вспомнил! Это называется «шутка»?

— Никаких шуток! — строго ответил я, и спросил у вошедшей кошки: — Так ведь, Мыша? Нам зверей кормить надо!

— Но это очень почетно. — Проблеял потомок, старательно поднимая ноги, которые инспектировала кошка.

— А кто это все затеял, раз правительства у вас отродясь не было?

— Ну, у нас «Служба коррекции времени», клуб такой общественный. Но он очень почетный!

— Ясно. Мало того, что двоечники, так ещё и на общественных началах. Короче, мил человек, двигай ты обратно, а то мне утром на работу рано вставать. Хлеб свой насущный зарабатывать в трудах тяжких. У нас не будущее, а суровое настоящее.

— Но…

— Двигай, двигай. Так и скажи своим друзьям, что послал я тебя в светлое будущее.

Великий суперпрапорщик удалился в темноту коридора, что-то грустно бормоча себе под нос. Запахло озоном, чихнула кошка.

— Подождем еще Мыша. Думаю, что это только начало.

Вечер спокойно взрослел и тихо переходил в ночь. Чего, увы, нельзя было сказать о моей котобанде. Именно сейчас я сидел и воспитывал рыжих бандитов. Жертва скособочилась в глиняном горшке. Очередном. Кто именно грохнул с подоконника бедный кактус, я не знаю, но при составлении протокола попались, как обычно, золотистые брательники. Пуси предсказуемо не обнаружилось, так что сейчас он сидел у меня на плече, время от времени обличительно мурлыкая.

Неожиданно он прервался и выгнул спину. Хвост моментально превратился в верстовой столб, а глаза сверкнули лазерным огнем.

— Спокойней, котик. Ну, кого на этот раз принесло, на ночь глядя?

В самом темном углу комнаты сверкнули белки глаз, и кто-то ответил с неуловимым акцентом:

— Я сейчас покажусь. Разрешите?

— Раньше надо было спрашивать. А если уже в квартире, то зачем задаешь глупые вопросы? Выходи уж.

На свет выплыло лицо, всего остального не было видно. Лицо было черным, как душа мытаря. Вначале я одернул Пусю, сделав ему замечание за нецензурное шипение, потом прикрикнул на рыжиков, которые вообще мявкали такое, что невозможно повторить при дамах. За компанию досталось и маме. За плохое воспитание. Только потом я поднял глаза и спокойно сказал:

— Слушай, потомок. Порядочные люди, даже если они негры, в гости в «Хамелеонах» не ходят.

— Я не негр! И вообще это расизм, так неполиткорректно выражаться!

— А мне хоть девятижаберный пятиног! В моем доме матерными словами могу только я говорить!

— Я же не ругался. У нас никто не ругается.

— Я повторяю. В моем доме, обратите внимание, «в моем», никто и никогда не произносит матерное слово «политкорректность». В русском языке вполне достаточен слой нелитературных выражений, так что незачем заниматься словотворчеством!

Лицо возразило:

— Ну ведь нельзя называть негра негром. Это языковой расизм.

— Это признание факта, что ты являешься представителем негроидной расы. Если назвать тебя «афрохроносом», белее ты не станешь.

— Почему? — и в полумраке стремительно материализовалась белая фигура. Черное лицо, обрамленное капюшоном, вообще провалилось за границы цвета.

— Тьфу! — в сердцах я сплюнул в пепельницу. — Сколько можно это старье использовать? Неужели на складах вторсырья гравитационных «невидимок» не нашлось?

Путешественник во времени заметно растерялся:

— А в каком я веке?

— В начале двадцать первого, — любезно ответил я, подумал и добавил: — От рождества Христова.

— А откуда такие знания о спецкостюмах? — насторожился собеседник.

— Фантастику читать надо! — назидательно ответил я. — Гравиневидимку описал ещё Снегов полвека назад.

— А-а-а. — С облегчением, протянул гость, потом добавил: — Все-таки я просил бы называть меня «афрогуманоидом». Надеюсь, просить-то я могу?

— Сколько угодно. — Милостиво разрешил я. — В этом вопросе у меня сплошная, даже не побоюсь сказать, махровая демократия. Проси, сколько хочешь.

— И?

— И останешься негром. Здесь и сейчас командую я. Вопросы?

— Это автократизм! Я заявляю решительный протест!

— Заявляй! Я тоже заявляю, или говори, зачем пришел, или проваливай куда хочешь!

— Ах, да. В общем, я пришел, чтобы предложить тебе ответственную работу.

— Опять?! — Я повернулся к котенку. — Пуся, ты слышал? Да, я тоже так думаю. Нет, чтобы предложить что-нибудь хорошее, миллиард баксов к примеру. А то — работу… Опять, что ли, корректором?

— Нет, что ты! Тот посланник был самозванец. Мы просто не уследили.

— Я так и подумал. Сразу, как услышал про все эти демократические референдумы. Достаточно задать правильный вопрос, чтобы получить нужный ответ.

— Точно сказано! — восхитился негр.

— И что мне будет предложено теми, кто задает правильные вопросы?

— Место Координатора.

— И какие бонусы положены координатору?

Иновременник восхищенно закатил глаза:

— Власть! Неограниченная ничем и никем власть над целым континентом! Вернее, над корректорами, но через них можно влиять на кого угодно!

— И только? — Разочарованно протянул я. — Над одним континентом? Фи.

Посланник несколько раз открыл и закрыл рот, не в силах чего-либо сказать. Сверкание белоснежных зубов сильно напоминало, полным отсутствием звука, далекие зарницы.

— Разве этого мало?

— Мало. Не забывай про моих котов. Я, может быть, хочу назначить их своими наместниками над континентами. Пуся будет Африкой командовать, по цвету подходит. И политкорректность не вспоминает. Рыжих в Америки, они у меня «не разлей вода». Мама Мыша будет Евразией руководить, она самая большая.

— А Австралия кому? — в полнейшей растерянности от моих мегапланов поинтересовался хроноэмиссар.

— А в Австралии будет моя штаб-квартира и личный домен. Давно мечтал кенгуру погонять по бушу.

— Буши же все в Америке, я специально историю изучал…

— Ерунда. Рыжики мне в такой мелочи не откажут. Вывезу всех бушей в Австралию, пускай кенгуришки порезвятся.

— Это я не могу решать. Но я же предлагаю такую власть! Ты не можешь отказаться!

— Слушай ты, «ужас летящий на крыльях ночи». Нелитературное выражение тебе по всей морде лица! Тебе русским языком сказано: или все, или пошел вон! Задолбали эти крохоборы, шатаются, спать не дают, котят матерным словам учат. Давай хроноковыляй отсюда по холодочку. Пока я ещё дальше не послал.

Гость удалился без спецэффектов. Не было ни вспышки, ни запаха серы, только котята во главе с мамой собрались у меня на коленях, и хором начали мурлыкать.

— Спокойно, ребята, спокойно. Я знаю в чем тут дело.

Третьего вечера ожидал с мрачной решимостью. Сегодня должно все решиться. Не знаю, конечно, что мне предложат на этот раз, но явно пряник будет очень большим. Коты тоже чувствовали это. Поэтому старались держаться возле меня, время от времени подбадривая мурлыканием.

Тем не менее звонок в дверь прзвучал неожиданно. Покосившись на настороженные уши Мыши, пошел открывать. На площадке стоял невысокий человек с какими-то смазанными чертами лица. Одет он был в классический костюм-тройку, вот только галстук не гармонировал с белоснежной рубашкой. Эти супермодные узкие «селедки» с нарочито неправильным узлом никогда мне не нравились.