Страница 6 из 155
НИДЖО. А я страстно хотела вернуться на десять лет назад.
ИЗАБЕЛЛА. От этих домов такая тоска берет.
МАРЛИН. А я-то думала, путешествия вас развлекали.
ИЗАБЕЛЛА. О да, очень, / конечно. Это случилось по пути из…
НИДЖО. Я не очень веселая, Марлин. Я просто много смеюсь.
ИЗАБЕЛЛА. …Австралии на Сандвичевы острова, я вдруг влюбилась в океан. В каюте были крысы, в еде — муравьи, но это был новый мир. Каждое утро я просыпалась счастливой, зная, что мне все будет нравиться. Ничто не раздражало. Никаких нервов. И наряжаться не надо.
НИДЖО. Как, вы не любите наряжаться? Я обожала свою одежду. / Когда мне выпала честь подносить саке брату Его Величества…
МАРЛИН. Вы-то одевались поинтересней, чем Изабелла.
НИДЖО. …императору Камеяне, прибывшему с официальным визитом, на мне шелковые штаны со складочками и семислойное кимоно разных оттенков красного, а сверху — еще два жакета, / один — желтый на зеленой подкладке, а другой — бледно…
МАРЛИН. Да, весь этот шелк, наверное, был очень…
ОФИЦИАНТКА <i>начинает убирать закуски.</i>
ИОАННА. Когда я ушла из дома, я оделась мальчиком. *
НИДЖО. …зеленый. А у госпожи Бело кимоно было пятислойное в зеленых и лиловых тонах.
ИЗАБЕЛЛА. * Оделись мальчиком?
МАРЛИН. Конечно, / для безопасности.
ИОАННА. Ничего особенного. Мне же было только двенадцать. Женщин не пускали / в библиотеку. А мы хотели учиться в Афинах.
МАРЛИН. Вы бежали одна?
ИОАННА. Нет, с другом. / Ему было шестнадцать…
НИДЖО. А, тайный побег под венец.
ИОАННА. …но мне казалось, в науках я разбиралась лучше его, а в философии почти так же…
ИЗАБЕЛЛА. Я, например, всегда путешествовала в дамском платье и решительно отвергала инсинуации прессы, что я, скорее всего, и не женщина.
МАРЛИН. А я брюки в офисе не ношу. / Могла бы, но не ношу.
ИЗАБЕЛЛА. Для женщины моих лет и с моими внешними данными это было не очень опасно.
МАРЛИН. И вас не поймали, Иоанна?
ИОАННА. Тогда нет.
ОФИЦИАНТКА <i>начинает приносить горячее.</i>
МАРЛИН. И никто ничего не заметил?
ИОАННА. Заметили, что я была очень умным мальчиком. / А что мы…
МАРЛИН. Я бы не смогла так долго притворяться.
ИОАННА. …с другом спали в одной кровати, так для бедных студентов на постоялом дворе это обычное дело. Наверное, я и забыла, что притворяюсь.
ИЗАБЕЛЛА. Джим Скалистая Гора, мистер Наджент, обращался со мной в высшей степени уважительно. Мне кажется, он находил интересным, что я могла печь лепешки и заарканивать скот. Больше того, он признался мне в любви — и это было в высшей степени огорчительно.
НИДЖО. А что он сказал? / У нас сначала всегда посылали стихи.
МАРЛИН. Что вы сказали?
ИЗАБЕЛЛА. Я убеждала его бросить пить, / но он отвечал, что поздно.
МАРЛИН. Ах, Изабелла.
ИЗАБЕЛЛА. Он много лет прожил в горах один.
МАРЛИН. А вы с ним —?
ОФИЦИАНТКА <i>уходит.</i>
ИЗАБЕЛЛА. Мистер Наджент был человеком, которого любая женщина могла полюбить, но ни одна не смогла бы выйти за него замуж. Я вернулась в Англию.
НИДЖО. А вы написали ему стихотворение на прощанье? / Снег на…
МАРЛИН. И больше вы его не видели?
ИЗАБЕЛЛА. Никогда.
НИДЖО. …склонах. Рукава мои влажны от слез. В Англии нет ни слез, ни снега.
ИЗАБЕЛЛА. Никогда, но… год спустя в Швейцарии как-то рано утром мне вдруг почудилось, что он стоит передо мной таким, каким я его видела в последний раз, — / в охотничьей куртке, с длинными волосами…
НИДЖО. Привидение!
ИЗАБЕЛЛА. …и в тот день, / как я узнала потом, он погиб…
НИДЖО. Ах!
ИЗАБЕЛЛА. …получив пулю в голову. / Он просто поклонился мне и исчез.
МАРЛИН. Ох, Изабелла.
НИДЖО. Когда умирает любовник — один из моих любовников умер. / Священник Ариаке.
ИОАННА. У меня умер друг. Мы все хоронили своих любимых?
МАРЛИН. Я, слава богу, нет.
НИДЖО (<i>обращаясь к</i> ИЗАБЕЛЛЕ). Я тогда еще монахиней не была, была еще при дворе, а он был священником, и когда он пришел ко мне, он приговорил себя к аду. / Он знал, что, когда умрет, попадет в один из трех нижних. И он умер, он умер, да.
ИОАННА (<i>обращаясь к</i> МАРЛИН). Мы ссорились с ним по поводу ученья Джона Шотландского, утверждавшего, что наше незнание Бога равно незнанию им самого себя. Он знает только то, что создает, потому что он создает все, что знает, но сам-то он над бытием — понимаете?
МАРЛИН. Не понимаю, но вы продолжайте.
НИДЖО. Мне было страшно представить, / в каком обличье он возродится. *
ИОАННА. Святой Августин считал, что Неоплатонические Идеи неотделимы от Бога, но я согласна с Джоном в том, что…
ИЗАБЕЛЛА. * Буддизм — настолько неудобная религия.
ИОАННА. …мир есть производное от Идей, полученных из Бога. Как говорил Дионисий Ареопагитский, сначала мы даем Богу имя, потом отрицаем его, / потом примиряем…
НИДЖО. В чьем теле он возвратится?
ИОАННА. …противоречия, встав над этой терминологией.
МАРЛИН. Погодите минутку, что? Что сказал Дионисий?
ИОАННА. Мы спорили, ссорились. На следующий день он заболел, / я ужасно злилась, и, пока я за ним…
НИДЖО. Страдания в этой жизни, в следующей еще ужасней, и все из-за меня.
ИОАННА. …ухаживала, я все время об этом думала. Материя не есть средство познания сущности. Все сущее происходит из Идеи. Потом я вдруг подумала, что ему никогда не понять моих аргументов, и в эту ночь он умер. Джон Шотландский утверждал, что отдельный человек распадается, исчезает / и личного бессмертия не существует.
ИЗАБЕЛЛА. Не хотелось бы создавать впечатление, что я была влюблена в Джима Наджента. Страстное желание спасти его — вот что я чувствовала.
МАРЛИН (<i>обращаясь к</i> ИОАННЕ). И что же вы сделали?
ИОАННА. Прежде всего я решила остаться мужчиной. Я привыкла. И я хотела посвятить жизнь познанию. Знаете, почему я поехала в Рим? Итальянские мужчины не носили бород.
ИЗАБЕЛЛА. Любовью моей жизни была моя обожаемая Хэнн и и мой дорогой муж, доктор, который за Хэнни ухаживал во время ее последней болезни. Я знала, что, когда Хэнни умрет, это будет ужасно, но не думала, что настолько. Мне казалось, я потеряла половину себя. Как я могла теперь утешествовать, если эта нежная душа не ждет больше моих писем? Самоотверженность доктора Бишопа во время болезни Хэнни побудила меня выйти за него замуж. У них с Хэнни были такие чудесные характеры. А я — другая.
НИДЖО. Я думала, у Его Величества — прекрасный характер, потому что, когда он узнал про Ариаке, он был так милостив. На самом деле он просто ко мне охладел. Однажды ночью он даже велел мне пойти к человеку, который меня домогался. / А сам лежал за ширмой и слушал.
ИЗАБЕЛЛА. Мне казалось, что замужество должно резко изменить мою жизнь. Я изо всех сил старалась справляться с нудной повседневностью. И опять сделалась больна — карбункулы на позвоночнике, нервное истощение. Я себе выписала трехколесный велосипед — это заменило мне приключения. А тут Джон и заболел, у него была анемия и рожистое воспаление. Я уже любила его всем сердцем, но поздно. Он превратился в скелет с прозрачными белыми руками. Я возила его на воды в инвалидной коляске. А он таял на глазах и наконец покинул меня. В моей жизни ничего не осталось. Врачи нашли у меня подагру, / и она сильно повлияла на сердце.