Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 68



— Если купить ей приличное платье, она бы у нас стала красавицей, — говорю я Рихарду, и вот пришел тот день, когда Рихард впервые разглядел Стеллу.

Да, я понимаю, отчего все произошло. Я начала разматывать катушку не в ту сторону, но теперь я вижу, что это было неизбежно. И в памяти снова оживают вечера с Вольфгангом, мы говорим об Ахилле, о Кассандре, и я счастлива.

Разумеется, я могла бы подумать о будущем, но этого никогда не делаю. Будущее придет и без моего вмешательства, непостижимое, зловещее колдовство сделает нас тем, чем мы никогда не хотели стать. Каждая минута, каждая секунда уводит нас все дальше и дальше от себя самих.

Для меня нет ничего страшнее того грядущего дня, когда я позабуду, что однажды все было иначе. Я пытаюсь вызвать в себе чувство, которое прежде возникало у меня, едва я ложилась, — эту убаюкивающую тишину, медленное переползание в сон, и сон без страха и раскаяния, и пробуждение на рассвете, и я одна, счастливая и живущая в мире с собой. Когда я позабуду нежность, что заливала меня всю, стоило мне взять на руки Вольфганга.

Я слышу шаги на усыпанной гравием дорожке. Шаги Рихарда и торопливые шажки Анетты. Даже не подходя к окну, я отчетливо вижу, как он идет, медленно, чтобы ей легче поспевать за ним, как его рука сжимает пухлую детскую ручонку Анетты, как он терпеливо отвечает на ее вопросы.

На миг, не дольше, чем биение сердца, я становлюсь маленькой девочкой — в мире, полном сладкого и радостного тепла, — и меня ведет за руку всемогущий и добрый отец.

И пока плоть Стеллы, распадаясь, отстает от костей и пропитывает доски гроба, в голубом небосводе невинных детских глаз отражается лицо ее убийцы.

Гуго Гупперт. Синьор Болаффия[4]

Кто бы он ни был и кем бы ни значился в официальных документах, я буду называть его Фабиано Болаффия, так и договоримся. Без всякого ручательства за подлинность имени. Дым и звук пустой[5] здесь ни при чем. В остальном все верно, ничего не придумано. Мой герой изображен таким, как он есть. Я стремился лишь к одному: чтобы он не мог придраться, не предъявил обвинения, не потащил в суд. Вот почему он фигурирует под псевдонимом. В Лигурии, как и везде, имена служителей искусства должны быть звучными; деловые же люди предпочитают поменьше огласки. Те выступают при ярком свете, эти — в тени, там, где, конечно, имеется тень. (А где ее нет?) «Рискованное дело, — учит Цицерон, — выводить знаменитых людей под их именами».

То, что Болаффия на своей родине личность знаменитая, установлено так же твердо, как тверда уличная тумба. Он пользуется той широкой популярностью, какую обеспечивают человеку деловые страницы ежедневных газет, когда к ним присоединяется скандальная хроника. Вокруг популярного имени в Италии вьется множество слухов и сплетен, прежде чем насмешка переходит в восхищение, как в данном случае. «Стоит лишь умолкнуть газетной шумихе, как начинают звенеть стаканы в кабаках», — говорит завсегдатай траттории и смеется про себя. Однако он не раз оглядит нового пришельца, который, любезно поздоровавшись, доверчиво подсядет к нему, прежде чем нарушит молчание. Так уж повелось здесь, в этом прибрежном местечке у Черного мыса, между Сан-Ремо и Бордигерой, где Лигурийское море делает зиму мягкой, а лето нежарким, к удовольствию иностранных туристов. Да к тому же изобилие красного вина (называемого здесь черным — vino nero) должно как следует подогреть новое знакомство, так чтобы стаканы заплясали на столе, а не только зазвенели — вот тогда уж местный деятель решится вплести в щекотливый разговор имя синьора Фабиано.

За время нашего пребывания в Бордигере я уже кое-что слышал о вызывавшем тайную зависть взлете, победном шествии и влиянии Фабиано: он кое-что да значил и наверху, в седом от древности каменном городке, и внизу, в приморском курорте для иностранцев, — это была сила во всей западной Лигурии. О том, что это так, может подтвердить любая рыбачка в прибрежной деревушке, любой коридорный в гостинице. Даже последний командующий оккупационными войсками США в Западной Италии генерал-майор Роберт Стопфорд Скит, родом из Калифорнии, не считал для себя зазорным величать этого неведомо откуда взявшегося и лишь недавно здесь осевшего субъекта не иначе как dear friend Fabby,[6] слегка покровительственно, слегка брезгливо, во всяком случае весьма небезразлично, как это часто бывает среди деловых людей. Сейчас местные коммерсанты в генуэзской Camera di commercio[7] будто бы борются с искушением присвоить этому выскочке почетный титул «дон», по праву принадлежащий только аристократам и духовенству.

Как бы то ни было, люди, населяющие магнитно-силовое поле синьора Фабиано Болаффия, поистине охвачены смятением или паникой. «Послевоенный Крез, плутократиссимус», — издеваются некоторые и при этом диву даются: «О, это крупнейший торговец электроматериалами, подрядчик по установке электрооборудования, поставщик проводов и кабеля, фабрикант динамомашин и других электроприборов!» Сплошные восклицания, междометия, чуть ли не заклинания. А между тем перед нами вовсе не типичный крупный акционер, не явный спекулянт ценными бумагами, не прожектер и не биржевой игрок, о нет. Словом, не комбинатор, как иные прочие. И то, что придает еще больше загадочности успеху синьора Болаффия, окружая его нимбом, можно лишь более или менее точно выразить двумя понятиями: поистине неиссякаемая энергия и фантастическая вездесущность… Дело не только в том, что он ведет коммерческую разведку, направляя агентов, осведомителей, наблюдателей во все провинции Лигурии, Эмилии, Тосканы и Ломбардии, и потому трудно сказать, кто же, собственно говоря, он — промышленник или же коммерсант. А скорее, в том, что он перевернул вверх тормашками все существующие понятия, поскольку его фабрики и заводы больше занимаются сбытом, нежели производством, а торговые предприятия скорее являются ремонтными мастерскими, чем магазинами, и поскольку при ближайшем рассмотрении его так называемые officine di riparazioni[8] занимаются в основном скупкой чужих изделий и реставрацией импортных товаров, тогда как собственная продукция синьора Болаффия, опять же, выбрасывается на рынок не им самим, а вся целиком сбывается по внутренним и внешним каналам через соответствующие соседние фирмы…

То он распускает слухи, что переводит основные свои капиталовложения в филиалы в долине реки Ройя; потом вдруг начинаются разговоры о том, что долина Ройи интересует его как прошлогодний снег и он намерен значительно расширить отделения в бассейне Магмы. То идет молва, что Болаффия собирается наводнить всю Понентскую и Левантскую Ривьеру, нет, даже все Лигурийское и Тирренское побережье, на всем его протяжении, дешевыми шведскими телефонными аппаратами; но тут же он организует пресс-конференцию, чтобы с темпераментом истого патриота возвестить о полном отказе от импорта Скандинавии и даже объявить тотальную коммерческую войну всей радиопродукции Северной Европы; он не боится пустить в ход оружие демпинга, сбить цены во всем мире, чтобы на благо итальянской электронной промышленности преодолеть всякую конкуренцию и завладеть мировым рынком.

Говорят, он даже кричал: «Господа! Пусть конъюнктура не затуманивает вам мозги! Наступил полдень, а в полдень на нашем юге нет тумана! Я еще вдолблю это в ваши головы!..» Говоря так, он отнюдь не собирался что-то вдалбливать им, этим господам. Он знал и знает о протекционных пошлинах, он наживается на этом наравне с ними (и не только после встречи на Брюссельской международной выставке), он лишь вынуждает их к незначительному снижению цен. Этого он хотел, этого он добился, и точка.



Наш синьор Болаффия неуловим. Он нигде и везде. Существующие порядки на его стороне. Ха-ха, болтают о подставных лицах, о попытках уклониться от налогов. Это смешно, и Болаффия, который редко смеется, на этот раз ухмыляется: «Как это только «попытки»? Разве я подал в отставку?..» Его худое смуглое лицо насмешливо вытягивается. «Намотайте себе на ус! Только возможное вводит в искушение, — говорит он. — А кто не поддается искушению?» А потом, после двух-трех затяжек сигарой: «Я еще никогда не упускал возможности. Ограничиваться рамками возможного — вот что действительно невозможно. Это красовалось бы на моем гербе, будь у меня герб. Capito?[9]»

4

Перевод Л.Завьяловой.

5

«Имя — дым и звук пустой» (Гёте).

6

Дорогой друг Фабби (англ.).

7

Торговая палата (итал.).

8

Ремонтные мастерские (итал.).

9

Поняли? (итал.)