Страница 15 из 48
Но Донахью махнул рукой:
— Не совсем так. Сейчас я просто подумываю о некоторых предложениях для фонда Сейелла.
Портерфилд улыбнулся:
— Отлично. Когда они будут готовы, пришлите — мы гарантируем максимум внимания. В следующем году мы их рассмотрим в первую очередь, а уже через год вы сможете получить деньги. Рад был познакомиться.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Два года?!
Портерфилд остановился.
— Да нет, профессор, скорее, полтора.
— Но даже правительство действует быстрее!
— Беда в том, что уже истекли последние сроки приема предложений, которые рассматриваются в этом году. Вот если бы я мог прямо завтра представить ваши материалы в Вашингтоне… А передвижение сроков, к сожалению, подвергает опасности наш налоговый статус.
— У меня есть вещи, которые заставят вас переменить свое мнение. Я покажу, над чем работал для Национального научного фонда. Пусть это будет хороший пинок им в задницу, — заволновался Донахью, плохо контролируя себя под воздействием нахлынувшего отчаяния. — Если у вас найдутся квалифицированные специалисты, — добавил он спокойнее.
Портерфилду сразу было ясно, что этот подонок изберет именно такой путь — ему нужен только личный триумф, достигнутый любыми способами, ради достижения цели он готов пойти по головам. Само дело волнует его гораздо меньше. Подобные людишки всю жизнь считают себя персонами мирового значения, поскольку их цитировали в журналах с парой сотен подписчиков. Они не в силах осознать себя частью целого, связующим звеном…
— Конечно, профессор, для такого выдающегося ученого, как вы, стоит побороться, возможно, подготовить специальный контракт.
— Когда вы уезжаете? — просиял Донахью.
— Поздно вечером, без четверти одиннадцать.
— К шести вы получите отпечатанную на принтере рукопись. — И он начал шарить в выдвинутом ящике стола, разыскивая свои дискеты в серых конвертах.
— Можно и к восьми, — сказал Портерфилд, направляясь к двери.
Он прошел по коридору, заваленному пустыми коробками, которые рабочие не убрали за собой. За углом поджидал человек Голдшмидта.
— Все на дискетах. Нужно лишь узнать пароль.
— Вам понадобится поговорить с ним еще раз?
Голдшмидт отличался необычайным умением где-то находить неприкаянных двадцатилетних атлетов и воспитывать из них настоящих тренированных профессионалов, которые вдобавок всегда умели сохранять интеллигентный и вежливый вид. Парню — тридцать с небольшим, он держится безукоризненно. Портерфилд на минуту задумался, потом проговорил:
— Нет, он — ничто.
Китайчик Гордон снял телефонную трубку.
— Мистер Гордон?
— Да, Хорхе. Вы, однако, долго думали.
— Мне нужно было подготовиться, договориться. Вы ведь знаете, как это бывает. Хочу сделать вам предложение.
— Слушаю вас.
— Семь пятьдесят.
— Прекрасно.
— Что?
— Я согласен. Принимаю ваше предложение. Но мне тут нужно сделать кое-какие дела, так что я перезвоню в десять. Только знаете что?..
— Что такое?
— Держите свои амбиции в кармане. Товар спрятан так, что в одночасье не разыщете, поэтому готовьте денежки. Можете приволочь полную машину вооруженных до зубов гангстеров, но учтите, что мы встретимся в таком месте, где будет полно народу.
— Учту.
Нажав на рычаг, Китайчик Гордон тут же набрал номер Кеплера, чтобы сказать ему: «Пора», затем прошел в мастерскую, где на столе для сварки металла лежал распушившийся как меховой шар Доктор Генри Мецгер, из стороны в сторону мотая хвостом.
— Ну что, обезьянья задница, — ласково приветствовал его Гордон, проходя мимо.
Под столом зашевелилась собака, высовывая огромную морду с вывернутой губой.
— Шкафчик ты наш, — не без нежности произнес Китайчик. В ответ ужасающая пасть раскрылась в зевке, затем чудовище уютно умостило голову на передних лапах.
Выйдя из дому, Китайчик прогулялся до задней двери ближайшей бакалейной лавки, но слежки явно не было. Человек типа Грихалвы легко мог восстановить адрес по телефонному номеру, поэтому со дня прибытия собаки он ежедневно пользовался этим маршрутом. Пройдя магазинчик насквозь, он купил пачку сигарет и вышел через парадное, где у обочины стоял автомобиль Маргарет. Гордон завел двигатель. Солнечное воскресное утро настроило его на сентиментальный лад, и он затянул «Приходи в стога». Когда «фольксваген» разогнался до шестидесяти миль в час, Китайчик уже разошелся вовсю, но песни, которые он знал целиком, закончились, поэтому вплоть до бульвара Готорн пришлось распевать непристойные куплеты собственного сочинения.
К пляжу охрипший Китайчик подкатил в молчании, припарковался и полчасика постоял, высматривая, нет ли «хвоста», затем въехал на пустую стоянку на песчаной косе над океаном и вышел, оставив ключи под сиденьем. У входа на пляж стояли три автобуса и толпились укачавшиеся пассажиры. Семьи начинали долгий и трудный день отдыха: отцы и матери, не отклоняясь от цели, важно шествовали к воротам, а детвора резвилась и скакала вокруг, бездумно расточая энергию. Китайчику подумалось, что детишек зовут Джошуа или Лаура, а мамаш — Кэти или Каренс.
Первый звонок он сделал из парка:
— Телефонная будка в обсерватории парка Гриффит.
— Амиго, ну что за дерьмо! Что ты хочешь со мной сделать?
— Ничего не поделаешь. Приходится перестраховываться.
— Понятно.
Ровно в одиннадцать он увидел остальных. Иммельман покупал в окошечке длинную ленту билетов на воздушный аттракцион, такой стеклянный подъемник, который поднимал на двести футов в воздух. С возбужденной и счастливой физиономией, ничем не отличавшейся от личика десятилетнего парнишки, который стоял следующим, он повесил на шею бинокль и отошел. Позади раздался голосок Маргарет:
— Надеюсь, ты не разбил мою машину?
— Нет, все отлично. До полудня.
Когда зазвонил телефон в обсерватории парка Гриффит, Китайчик быстро проговорил в трубку:
— Телефонная будка у Политехнического музея, — и нажал на рычаг.
Через несколько секунд телефон снова зазвонил и оттуда раздался голос Кеплера:
— Больше он никому не звонил, с собой взял троих, второй машины нет. Готовься.
Китайчик Гордон купил хот-дог и уселся любоваться океаном. В нескольких сотнях ярдов от берега скользила эскадра пеликанов, хлопая крыльями, иногда они взлетали и вновь погружались в воду. Раскрошив сосиску жадным морским чайкам, Китайчик снова пошел звонить.
— Оушенлэнд, — доложил он в трубку.
— Амиго, это начинает надоедать! Уже третий парк! — взмолился голос.
— Вам понравится, — утешил Китайчик. — Будьте к двенадцатичасовому выступлению дельфинов.
Ровно в двенадцать Гордон наслаждался попкорном на галерке дельфинария. Чуть ниже два юнца, похожие на лифтеров, неестественно бодрыми голосами оглушали публику в микрофоны:
— Напоминаем вам, леди и джентльмены, что здесь, в Оушенлэнде, животные ведут себя абсолютно естественно. Все, что вы здесь увидите, — не результат долгой тренировки, а проявление естественного поведения дельфинов! Позвольте представить вам наших исполнителей — тихоокеанских дельфинов Перки… и… Джерки!
Китайчик Гордон увидел, как два дельфина, балансируя на хвостах, приближались к дрессировщику, неистово вспенивая воду мощными плавниками. Их украшали пластиковые головные уборы: один имитировал огромную соломенную шляпу, другой — шлем пожарника.
Китайчик Гордон внимательно оглядел толпу. Внизу у перил стоял Хорхе Грихалва с тремя мужчинами в пиджаках.
— Джерки! — вопил дрессировщик, изображая огорчение. — Ну почему ты не хочешь вести себя, как Перки?
Гордон видел, как один дельфин прыгнул через обруч, а второй плюнул водой в дрессировщика. Рядом на скамейку бухнулся Иммельман:
— Кажется, все чисто. Они вчетвером на виду, автомобиль один, к телефону не приближались.
Скосив глаза, Гордон увидел Кеплера, стоящего позади Грихалвы с компанией. Вслед за Иммельманом Китайчик спустился по бетонной лестнице мимо Грихалвы и прошествовал к площадке с водоемом, где упитанные моржи радостно скатывались с горки в воду.