ТИК

А ведь сейчас Ксения выполняла… в смысле не выполняла самую престижную и высокооплачиваемую работу из всех, когда-либо ей достававшихся. Очень-очень крутые дяди со второй кнопки поставили ее главным сценаристом на дорогой сериал, в который планировалось вбухать немалый пиар-ресурс, на который возлагали надежды и которому придавали значение — причем не только, и даже, возможно, не в первую очередь коммерческое. Хотя главная ставка проекта делалась отнюдь не на сценарий и вообще не на сюжет — а на исполнительницу главной роли.

Среди явлений объективной реальности было очень немного таких, которые интересовали Ксению меньше, чем спорт, — но об этой девице даже она была наслышана. Особенно после только что закончившейся зимней олимпиады, где девица, согласно прогнозам наших комментаторов, просто-таки неминуемо должна была отхватить золотую медаль в одиночном фигурном катании. Насколько Ксения слышала, ни черта она ее не отхватила, удовлетворилась бронзовой — но это не помешало девице поручкаться с президентом, получить от него в дар огромный джип «лексус» и на кремлевской встрече главы государства с олимпийскими медалистами выступить с артистичной, литературно безупречной, а главное — стопроцентно политически выдержанной речью.

Девица, возможно, действительно была сильна в своем катании — но идеологическая ее ценность вовсе не исчерпывалась поднятием спортивного престижа родины. Девицу уже некоторое время целенаправленно и довольно навязчиво пиарили как национальное достояние, благо она еще и обладала модельной внешностью, а главное — патриотической сознательностью. Она состояла членом партии «Единая Россия» и Общественной палаты, она вместе с зампредправительства участвовала, профессионально скалясь и с чувством произнося грамотно написанные краткие речи, в открытиях разнообразных спортивных центров для молодежи — а тем временем раскрученные попсари сочиняли хиты с ее именем в заглавии и нарезом из ее выступлений в клипе. И вот теперь ей предстояло сыграть главную роль в десятисерийном мелодраматическом детективе на государственном канале…

Ксения поймала себя на том, что некоторое время подробно, с наслаждением расписывает в уме сцену, где прекрасную патриотичную расследовательницу находят после встречи с маньяком-потрошителем.

Сцена такая-то. Натура. Свалка «Саларьево». Тусклый пасмурный рассвет. Мелкий холодный дождь. Надо всем нависает 80-метровая мусорная гора самой большой городской свалки Европы. Панорама ландшафта: распадки, горные гряды — мы даже словно чувствуем запах, нервно-паралитический запах мегапомойки. Низко летают мокрые чайки. Тучи чаек. В отдалении видны скособоченные фигуры бомжей. На переднем плане — несколько машин, включая «уазик» милицейской раскраски. Мрачные мужчины в мокрых плащах и куртках. Они топчутся у подножья одного из громадных мусорных холмов, рассматривая что-то среди отбросов. Сверкает фотовспышка. Мы видим все словно бы глазами постороннего наблюдателя, пытающегося высмотреть из-за спин милиционеров, что же привлекло их внимание. В поле нашего зрения попадают только отрывочные картинки, мы слышим только обрывки разговоров. «…Левая рука полностью отделена от туловища, — скучно надиктовывает протокольный голос. — Грудь беспорядочно иссечена. Обе молочные железы отсутствуют…» Мы видим откинутую синеватую кисть со сломанными ногтями… Длинные спутанные волосы, перемешавшиеся с отбросами…

Вот бы сдать им такое. И посмотреть на их рожи…

В этот вот момент, на этой вот злорадной мимолетной мысли Ксения резко остановила себя — и зафиксировала: как ставят на паузу DVD. Она продемонстрировала «отловленное» сама себе и сама себя ткнула в это носом. Как щенка в сделанную им лужу: «Нельз-зя-я…» И тогда она поняла: именно раздражение в собственный адрес и поможет ей, наконец, собраться. И начать работать. И сделать все как надо. Еще не имея в голове ни единого слова, она тем не менее решительно отодвинула кружку, села прямо, отвела назад волосы, несколько раз сжала-разжала кисти над клавиатурой — и тут ее опять сбили. Затрезвонил мобильный.

Чертыхнувшись, она потянулась за ним. Номер был незнакомый.

— Слушаю.

— Здравствуйте. Ксения? — Вежливый уверенный мужской голос.

— Да.

— Очень приятно. Меня зовут Александр Знарок. Вообще я работаю в милиции, но вам звоню не по службе. Вы меня, возможно, не знаете, но я неплохо знаком с Игорем Гординым. Получилось, что я заочно знаю вас…

— Угу, — она нахмурилась. Ментов, подумала, мне и так хватает…

— Тут эта история с его пропажей. Эти странные слухи… Я думаю, у нас у всех в связи с этим полно вопросов… — Он сделал паузу, во время которой Ксения попыталась хоть слегка упорядочить ощущения (безуспешно). — Я извиняюсь, не могли бы вы найти время, чтобы встретиться? Когда вам будет удобно…

В силу специфики профессии Денису доводилось общаться с патанатомами, судмедэкспертами и прочими танатологами — и он ничего не мог с собой поделать, всегда к ним приглядывался с естественным любопытством: как — отличается от всех прочих человек, ежедневно ковыряющийся в трупах? Да еще зачастую изуродованных… разделанных… разложившихся… У него самого нервы были вполне крепкие, репортерские, но прозекторские и на Дениса производили впечатление тягостное (обыденная, скажем, картинка: эмалированный тазик, а там, залитые какой-то жидкостью, две желтые женские кисти в бурых пятнах); особенно гнусны, потому еще, что неотвязны, были запахи формалина и гниения…

Из наблюдений своих Денис сделал вывод, что в профессионале все же есть что-то от объекта приложения профессиональных усилий — большинство встречавшихся ему трупорезов отличалось некоторой высушенностью, отсутствием возраста. Как, например, Иван Леонидыч, начотдела медико-криминалистических исследований ЭКЦ МВД, рослый сутуловатый тип со впалыми щеками и тяжелым взглядом. Вполне, впрочем, словоохотливый, вопреки суровому виду.

— …Существуют три картотеки: картотека лиц, пропавших без вести, картотека неопознанных трупов и картотека неизвестных больных. Ну, в последнюю, вы знаете, заносят сведения (те же самые, что и в случае исчезновения человека) о людях, которые поступили в лечебные заведения — главным образом, естественно, психоневрологические диспансеры, иногда дома престарелых — и не могут сами сказать, кто они такие… — Иван Леонидыч излагал свободно и напористо, давя бычки и вновь закуривая. — Если находят труп без документов в еще нормальном состоянии, его данные, естественно, сразу пробивают по базе на пропавших. В бюро, например, регистрации несчастных случаев стекается вся такого рода информация… Даже на значительных стадиях разложения, когда опознание по лицу уже невозможно, по правилам, должен быть сделан его так называемый «туалет», восстановление специальными методами. Если и это нереально — голову надо отделить, череп очистить, восстановить лицо по методу профессора Герасимова… Хотя последнее, строго говоря, тоже перегиб — но такое требование существует. Отпечатки должны быть обязательно сняты у любого неустановленного — тоже, если надо, с применением специальных методик восстановления папиллярных узлов. Должно быть описано состояние зубного аппарата, ну и так далее… Но, знаете, это только по правилам. А на самом деле тут — как всегда в России… Даже по Московской области были цифры: процентов тридцать таких трупов не фотографируют, больше чем у половины не сняты отпечатки и не описаны зубы. В остальной провинции еще хуже. Сплошь и рядом покойников хоронят без всякого документирования и в общих могилах. Отсюда — порядочное, чего уж там, число милицейских злоупотреблений. Отсюда — жуткая статистика: сколько народу у нас остается без вести пропавшими, и родственники так ничего об их судьбе не узнаю́т…

Жуткая, подумал Денис. Куда уж жутче. Порядка сотни тысяч пропавших в год. И десятки тысяч остающихся неопознанными мертвецов. Сгинувшие сразу после приватизации собственного жилья. Уехавшие и исчезнувшие вместе с машиной. Попавшие в аварию в другом городе. Бомжи. Соучредители фирм, переписавшие под пытками все на партнеров. Бойцы разбитых бригад. Те, кто был вовсе ни при чем — и провалился сквозь землю на ровном месте… Расчлененные, сожженные, утопленные, спихнутые в коллекторы, в заброшенные шахты и колодцы, закопанные по лесам, по общим могилам, под чужими именами. Те, о ком никто никогда ничего не узнает, — и те, о ком никто никогда даже не попытается узнать… Растворившиеся без следа. Сожранные гигантским бесформенным пространством этой всепожирающей страны…