Страница 29 из 56
— На англичанина ничего нет, ордеров нет, по Интерполу сведения еще не поступили.
Они продолжали молча глядеть на него.
О черт, подумал Джим. Ну почему он не мог промолчать? Улочка была пуста, свидетелей не было. Хотя, как ему было известно, свидетели вряд ли помешали бы секретной полиции избить его. Он вспомнил о своей спине и небольшой опухоли, которая появилась между лопатками, вспомнил про взрыв боли в тот день в мотеле, и все внутри у него похолодело, когда он представил, что через этот ужас придется пройти еще раз. Он закрыл глаза, ничего другого ему не оставалось.
(Будь он внимательнее, он услышал бы, как Мишлен Бауэр произносит:
— Вставьте им градусники в анус и подключите каждого к гальванометру… Если они еще раз будут так кричать, тут же дайте мне знать в любое время суток.
И чуть позднее:
— Погодите-ка, что это они делают?)
А потом в дальнем конце Елисейского дворца раздался приглушенный грохот. Послышались крики, завыла сирена.
Кто-то из жандармов отшвырнул его от машины, остальные уже вскакивали внутрь, запускали двигатель. Джим еще пошатывался от этого толчка, а машина уже, газанув на повороте, мчалась вперед, только гравий летел из-под колес. Завыла сирена, машина эффектно завернула на перекрестке, минуя поток встречного транспорта.
«Как вам это нравится?» — подумал Джим.
Вернувшись в свою комнату, он проделал обычную процедуру с резиновым мячиком и попробовал несколько упражнений на растяжку спины. Они немного помогли, но не сняли боль полностью. Джим начал подозревать, что получил какие-то новые повреждения, когда ударился спиной о стену на галерее мотеля. У него было ощущение, что в спине что-то сдвинулось со своего места. Много размышлять на эту тему Джим не стал. Еще меньше ему хотелось представлять, как он лежит лицом вниз на операционном столе, начинает действовать наркоз, и хирург дружелюбно говорит:
— Ни о чем не беспокойтесь, мистер Харпер. Я вызвал специалиста, он поможет разобраться с вашим случаем.
У Джима все начинает туманиться перед глазами, а в дверях операционной возникает улыбающееся лицо Алана Фрэнкса.
Одно было хорошо. Он научился немного контролировать свои кошмары. Сами сны не становились приятнее, но когда он проснулся сегодня утром, то не чувствовал себя такой развалиной, как раньше. Когда боль достигала предела, чувство самоконтроля почти выключалось, поэтому прошлую ночь пережить было легче. Минутная угроза провала в бессознательное, когда он стоял у полицейской машины, была только предчувствием беды. Во всяком случае, он надеялся, что это так. Ощущения, испытанные им в ту минуту, были сами по себе необычны. Он не мог избавиться от мысли, что в них присутствовало какое-то дополнительное измерение.
Хорошее самочувствие утром показалось ему добрым предзнаменованием. Но сейчас, когда боль в спине усилилась, он стал сомневаться, не променял ли он раскаленное железо на дыбу.
Глава 19
За последние два месяца в Париже было двадцать серьезных терактов, в основном против предпринимателей-евреев, правительственных зданий или посольских особняков. Жандармов поднимали по тревоге по десять раз на дню. Полиция заминировала и взорвала более ста машин — мера крайняя, но вполне эффективная для проверки наличия динамита в автомобиле. Прошлым вечером у Елисейского дворца взорвалась «феррари», зарегистрированная в Саудовской Аравии. Судя по всему, там было на что посмотреть. Джим узнал бы об этом взрыве больше, но мужчина за соседним столиком кафе, дочитав, сложил и спрятал в карман номер «Фигаро».
Сегодня вокруг павильонов было полно охраны. Но он опять был здесь, стиснутый представителями прессы в темноте павильона Перро.
По голове молотили волны оглушающей музыки, глаза слепил свет сотни прожекторов, освещавших обитый белым подиум, находившийся в центре битком набитого зала. Невдалеке от Джима кто-то со стремянки пытался фотографировать поверх голов.
Звучало что-то похожее на восточный рок вперемешку со звоном битого стекла. Модели напоминали пижамы с разрезами и ночные рубашки. Каждый раз, когда появлялась очередная порция из четырех девушек, раздавался всплеск аплодисментов, среди моря лиц самоцветами загорались фотовспышки. Женщина рядом с Джимом, точно загипнотизированная, тихо бормотала по-немецки в карманный диктофон, не отрывая глаз от подиума.
Ему здорово повезло, что он сумел пробраться сюда. Вчера он прошел в павильон безо всякого труда вместе с поставщиками оборудования. Сегодня на этом месте стояли охранники и заворачивали обратно всех, у кого не было билета, и тех, кто пытался сунуть взятку. Джим поступил проще. Он обошел украшенный коврами и колоннами проход перед музеем, а потом перескочил через парапет ограждения и оказался на другой стороне. Показ моделей Дома Акиры уже начался, когда он прошел сквозь узкую арку во внутренний двор Лувра. Дверь в павильон была открыта: опоздал какой-то представитель прессы. Джим прошел следом и с уверенностью, которой в себе даже не подозревал, объявил, что он английский корреспондент. Его тут же пропустили.
Стиснутый со всех сторон фотограф со стремянкой искал, где бы ему пристроиться. Белый свитер он накинул на плечи, завязав узлом рукава, к тому же его одеколон имел слишком томный аромат. Джим подвинулся, пропуская его, и стал оглядывать зал в поисках Рашели.
Пижамы сменились варварскими моделями в стиле 1920-х годов в черно-белой гамме. Люди вокруг были полностью поглощены происходящим. Манекенщицы, некоторые из которых были знакомы Джиму по вчерашней репетиции, были как на подбор длинные, плоскогрудые, с одинаково небрежными прическами. Они шагали по подиуму, даже не пытаясь уловить ритм мелодии. Пройдя до конца, они останавливались и одаривали публику высокомерным взглядом, прежде чем повернуть назад. Джим знал, что Рашель на подиуме искать нет смысла. Все свое внимание он обратил на публику.
В полутьме видны были только лица — восторженные, приподнятые кверху, освещенные прожекторами с подиума. Местами свет отражали стекла очков, придавая своим владельцам бессмысленный вид, неприятно напоминавший взгляд Гранди. Джим не видел Рашель. Скорее всего она была где-то за сценой, но он продолжал искать ее глазами. Наконец, показ моделей завершился.
Манекенщицы дружно вышли для прощального тура по подиуму. Все пятьдесят или шестьдесят, сколько их там было, демонстрировали направление новых устремлений Акиры. Они собрались на просцениуме и зааплодировали. Это был знак модельеру. Когда он появился в свете прожекторов, зал взорвался аплодисментами. На поклон Акира вышел в темном костюме и мягкой белой шляпе. Выступив вперед, Акира снял шляпу и бросил ее через плечо. Одна из девушек заученным жестом поймала ее и отправила за кулисы. Девушка, которая подхватила шляпу за сценой, появилась лишь на мгновение, но Джим узнал в ней Рашель.
Акира поклонился, повернулся и исчез за кулисами. Манекенщицы чинно последовали за ним. Аплодисменты смолкли. Когда в зале зажглись огни, все поднялись со своих мест и потянулись к выходу.
Он не мог уйти сейчас. Нужно было как-то добраться до Рашель, к тому же в закулисной суете Даниэль будет не так опасен.
Зал был почти пуст. Репортеры в ложе для прессы собирали свои камеры, упаковывали объективы и фотопленку. Джим стал пробираться к подиуму между рядами кресел. Пол был усеян билетами и коробочками из-под фотопленки. По рядам уже ходили со щетками и пластиковыми мешками для мусора шестеро уборщиков в красных жилетах.
Кто-то продолжал фотографировать за загородкой, отделявшей помещение, где модели переодевались. Подняться на сцену и пройти за кулисы не было никакой возможности: два человека Акиры, одетые в форменные ярко-синие пиджаки с красными галстуками, дежурили на сцене и на все попытки пробраться внутрь только качали головой.
Джим поискал на полу, вдруг кто-нибудь выбросил аккредитационную карточку, которой он мог бы воспользоваться. Места для гостей в зале были отмечены красным шрифтом на розовых карточках, прикрепленных к спинкам стульев: «Мейсиз Калифорния», «Нью-Йорк Таймс», «Обсервер», «Галери Лафайетт», «Блумингдейл», «Нойман-Маркус». «Сакс» с Пятой авеню, должно быть, чем-то обидел Акиру в прошлом году: его представителя усадили в непрестижном шестом ряду. Ничего полезного для себя Джим не нашел.