Страница 7 из 12
— Понял, — сказал Семен.
— А там тебя ждет старуха. Понял?
— Понял, — сказал Семен, хотя пока еще ничего не понимал.
Он прополз под проволокой, и в лопухах его действительно ожидала старуха. Они побежали, и у реки, в осоке, Семен порезал палец об острую травину.
— Пососи, — сказала старуха.
Старуха перекрестилась, пошамкала ртом и начала рассказывать:
— А я твою мать Нюрку знала, жила у меня, когда на учителку училась. И отца твоего знала. Бедовый мужик. — Старуха улыбнулась. — Потеха. У Нюрки был другой хахаль, а твой-то раз и увез. — Старуха рассмеялась. Во рту у нее был один очень длинный зуб, она косила глазом и хромала. Потом, когда он прочел свою первую сказку о Бабе Яге, ему приснилась эта старуха, и было совсем не страшно. И вообще все сказки ему казались выдуманными и нестрашными.
От старухи Семена забрал мужчина, у которого была одна нога, к обрубку другой был пристегнут костыль. Он приехал утром и стал Семена учить новой фамилии.
— Запомни. Теперь твоя фамилия Тихомиров, а зовут Петькой, а я твой батька.
— Не батька, а папа, — поправил Семен.
— Нет, батька. В деревне говорят не «папа», а «батька».
Семен подумал и решил согласиться, у него был свой папа, а этого он мог звать и батькой. Они ехали, не торопясь, хотя лошадь совсем не устала, и его батька время от времени спрашивал:
— Как твоя фамилия?
— Тихомиров, — отвечал Семен. Потом они свернули в лес, из-за деревьев вышел Осипов и сказал:
— Здорово, Буслаев!
Семен на него обиделся еще во дворе школы и решил не отвечать.
— Ты что, меня не узнал? — спросил Осипов.
— А вы разве меня не узнали в школе? — спросил Семен.
— Нельзя мне было тебя узнавать, а теперь вот можно.
У Осипова на груди висел немецкий автомат. Семену очень хотелось потрогать автомат, так близко немецких автоматов он еще не видел.
— Если что, — сказал человек с деревянной ногой, — дашь мне автомат. Я задержу.
— Почему ты? — возражал Осипов. — Я сделаю это лучше. Я это очень хорошо сделаю.
Семен никак не мог понять, о чем они говорят и что собираются делать, но спросить стеснялся.
— С одной ногой я не уйду далеко, зачем мальцу пропадать.
— Обойдется, — сказал Осипов. — Здесь поста не должно быть.
Дальше они ехали молча. Семену хотелось, чтобы Осипов с ним заговорил, он уже почти простил его, но взрослые молчали.
— Обожди, — попросил Осипов. Он раздвинул кусты и стал что-то высматривать.
— Ну что? — спросил одноногий.
— Заметят, если с подводой, — сказал Осипов.
— Из пулемета не достанут, а пока через болото переберутся, далеко будем.
— Если у них мотоцикл, то в обход догонят… Лошадь придется бросить.
— Жаль, хорошая трехлетка.
— А жизни тебе не жаль?
Лошадь привязали за вожжи к дереву, и она тут же стала щипать траву, отмахиваясь от многочисленных слепней. Семен с одноногим пошли лесом, а Осипов остался…
Несколько лет назад Семен вспомнил об одноногом человеке. Осипов рассказал ему, что Тихомиров ухаживал за его матерью, но она вышла замуж за отца Семена. Семену очень хотелось увидеть Тихомирова и поговорить с ним о матери. И еще он подумал, что, наверное, было опасно выводить из города мальчишку, которого искали. Если бы их узнали, Тихомиров не мог даже бежать на своем костыле, не мог он взять и оружие, потому что полицейские на постах обыскивали телеги, искали оружие, но больше надеялись найти самогон. А самогон искали очень тщательно.
В последний свой приезд в деревню Семен решил найти Тихомирова, но тот за два года до приезда Семена умер. Осипов рассказывал, что Тихомиров всегда спрашивал о нем, попросил фотографию Семена у Марии Трофимовны. Тихомиров так и не женился, и у него не было детей.
Семен вспомнил, как они шли с Тихомировым лесом почти сутки и Семен так устал, что не мог идти, потом он никогда так не уставал. Тихомиров посадил его к себе на спину, наверное, ему было тяжело нести крупного пятилетнего мальчика много часов подряд. Семену хорошо сиделось на широкой спине. Держась за крепкую спину, он поспал, а потом стал срывать листья с веток осин у себя над головой и один раз так сильно дернул за ветку, что Тихомиров потерял устойчивость и упал. Семен рассмеялся, потому что Тихомиров чуть не перевернулся через голову. Семен смеялся, а Тихомиров стал в колее, тяжело дышал и вытирал пот подолом рубахи. Теперь Семену почти всегда делалось стыдно, когда он вспоминал об этом.
12
Щелкнула зажигалка лейтенанта.
— Ну что? — спросил Семен.
— Через два часа мне выходить, — сказал лейтенант.
— Значит, знакомство не состоялось?
— Опоздал, — признался лейтенант. — Надо было раньше, потом неизвестно, как она посмотрела бы.
— А это никогда не известно.
— Симпатичная девчонка, — сказал лейтенант.
— Симпатичная, — подтвердил Семен.
— Вообще-то у меня есть девушка. Вернее, была, — поправился лейтенант. — Сейчас рассорились.
— Из-за чего? — поинтересовался Семен.
— Да так. Замуж не согласилась выйти. Повременим, говорит.
— Сомневается, наверное, — сказал Семен.
— Сомневаешься — не покупай, говорят у нас в деревне. Тут уж надо наверняка. Доказывать бессмысленно. Или любишь, или не любишь, особенно если дело имеешь с офицером.
— Почему именно с офицером? — спросил Семен.
— А потому. В гражданской жизни, кроме любви, есть еще у каждого свое дело. А я уезжаю в отдаленный гарнизон, жена, разумеется, со мной, в городке ее профессия не требуется, значит, только жена, только любовь и дети. Чтобы на такое решиться, абсолютная любовь должна быть. С первого взгляда. А если временить, проверять чувства, короче: сомневаешься — не покупай.
— В принципе, может быть, и верно, — сказал Семен.
— А как же, — подхватил лейтенант. — Продумано. По теории вероятности такие жены должны быть, только искать надо.
— По теории могла быть и эта студентка, — сказал Семен.
— Могла. Мне вообще трудно, — признался лейтенант. — Мне все нравятся. Как увижу девушку, так и нравится, каждая чем-то красивая. А как у вас? Как вы жену выбирали? — спросил лейтенант.
— А я как-то не выбирал, — признался Семен.
— Сложная эта штука — выбор жены, — вздохнул лейтенант. — Вот я сейчас имею возможность выбора. Офицер. Приличная зарплата. Ну и что? Какая-то кустарщина, никаких рекомендаций, никаких твердых правил…
…Наташке очень понравилось в деревне.
— Жила бы здесь всю жизнь, — сказала она, когда они сидели вечером на берегу реки. «Не жила бы», — подумал тогда Семен. Первым испытанием стала бы печь. Топить печь не так просто. Это не повернуть кран газовой плиты и поднести спичку к конфорке. Печь разжигают рано утром, обед, правда, не успевает остыть, но вечером надо протапливать снова, особенно зимою. И ходить за водою, и стирать, и топить баню, и доить корову. Он тогда ей ничего не сказал.
Наташка впервые была в настоящей русской деревне, не в дачном поселке среди берез, а просто в деревне. Обычно она ездила отдыхать с матерью на юг. Снимали комнату на двоих, обедать ходили в шашлычную. В доме Марии Трофимовны для нее все было интересным. Она рассматривала ухваты, сама попробовала достать из печи чугун и едва не опрокинула щи, приготовленные на два дня.
Мария Трофимовна давно, еще до войны, закончила учительский техникум, вышла замуж за военного и, хотя в те годы разводы были редкостью, меньше чем через год разошлась с мужем и вернулась в родную деревню. Теперь, когда она так долго прожила в деревне, она стала снова обычной деревенской женщиной, только одевалась более модно, потому что чаще ездила в районный город и не могла и не хотела отставать от таких же, как и она, учительниц.
Она держала корову, кур, поросенка, управлялась с хозяйством самостоятельно, учительская зарплата для нее была подспорьем, а не основным заработком. Не выбросив дедовых сундуков, она купила лакированный немецкий шифоньер, раскладной диван-кровать и громадный торшер, который зажигался только для гостей. За стеклом серванта у нее хранились подшивки журналов «Семья и школа» и «Пионер», на стенах были развешаны репродукции картин русских художников. Рядом висели фотографии, на деревенский манер собранные в большие рамы под стеклом, их можно было рассматривать бесконечно, как мозаику. Наташка пыталась угадывать родственников.