Страница 131 из 232
Правда, Язов при этом предварил свое высказывание утверждением, что именно «план ограждения фашистской агрессии носил контрнаступательный характер»[531]. Выше уже многократно подчеркивалась, что план отражения фашистской агрессии, если говорить о нем как об официальном документе, т. е. о «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г., не носил ярко выраженного контрнаступатсльного характера. Его здравую логику последовательно взаимосвязанных действий невозможно расценивать в таком духе.
Контрнаступательный характер в духе концепции Тухачевского, причем ярко выраженный характер, носили действия дуэта Тимошенко — Жукова. Не случайно поэтому именно военные специалисты хронологически ограничили установленный ими факт стирания грани между боевыми действиями и первыми операциями начального периода войны временем совместного руководства Тимошенко — Жукова, т. е. последними пятью с небольшим месяцами до начала войны.
И на этот же период приходится резко диссонирующая как с изложенным маршалом Шапошниковым в «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г. абсолютно точным прогнозом, так и с безупречными на протяжении всего периода получения разведывательной информации о плане «Барбаросса» разведданными о том, что наиболее сильный (главный) удар вермахт нанесет именно левым крылом (т. е. в полосе ПрибОВО и ЗапОВО), неадекватная переакцентировка сил и средств РККА на Юго-Западное направление (т. е. в КОВО), ярко выраженный характер которой, говорящий к тому же и о направлении советского ответа, гитлерюги зафиксировали уже к концу первого месяца пребывания Жукова на посту главы Генерального штаба.
В этой связи, очевидно, небезынтересно будет отметить, что пока Жуков не стал начальником Генштаба и пока не образовался дуэт Тимошенко — Жуков, гитлерюги хотя и исходили из адекватного тогдашней ситуации в советском военном планировании положения дел (естественно, в предположительном порядке, ибо абвер, как и ГРУ, исходил из того, что было известно, а в разведке никогда не бывает известно все и тем более все точно), тем не менее, полностью уяснить себе характер группировки наших войск на западных границах не могли. С осени 1940 г. и до января 1941 г. включительно они последовательно исходили из следующей комплексной точки зрения.
Во-первых, всерьез допускали возможность применения советскими войсками варианта «активной обороны», предполагающего также и организованный отход с сохранением боевых порядков[532].
Кстати говоря, именно поэтому-то Гитлер еще 9 января 1941 г. предупреждал своих генералов о категорической недопустимости фронтального оттеснения наших войск. Обратите особое внимание на это, поскольку фронтальное оттеснение войск действительно возможно только при «активной обороне», ибо только она предполагает организованный, заблаговременно спланированный отход с соблюдением боевых порядков.
Иными словами, поскольку на тот момент дырок от бубликов еще не было и соответственно абвер не мог увидеть того, чего еще не было, то, следовательно, Верховное главнокомандование Германии (т. е. прежде всего сам Гитлер) именно в тот момент исходило из того, что с «нашей стороны будет сплошная оборона, построенная на принципе «активной обороны»!
Подчеркиваю это особо, потому как иначе предупреждение Гитлера о недопустимости фронтального оттеснения наших войск было бы не только беспочвенно, но и бессмысленно, а в военном деле Гитлер худо-бедно, но соображал. На тот период Гитлер еще не был впавшим в маразм идиотом — это случится значительно позже, когда его личный доктор Морель «закормит» фюрера своими пилюлями едва ли не до состояния дауна.
Во-вторых, едва ли не на грани гипотетического признавали, да и то только как возможное намерение советской стороны, от которого до исполнения достаточно длинная дистанция, создать «пункты концентрации для обороны», откуда, как они предполагали, советские войска могли бы, и то в лучшем случае, предпринять изолированное и ограниченное контрнаступление, т. е., по сути дела, в большей степени отдавали должное традиционной для военных всего мира логике мышления; оборона — контрнаступление[533]. В сущности, это было, скорее, гипотетическая профанация, нежели конкретное знание.
Между тем, с 14 октября 1940 г. уже шла интенсивная работа по претворению предписаний «Соображений…» от 18 сентября 1940 г. — ведь с указанной даты документ был действующим. Налицо факт, что даже к концу января, т. е. за три с половиной месяца (с даты утверждения) исполнения этого документа в СССР, гитлерюги так и не смогли точно выяснить ни одной, даже малейшей зацепки для какой бы то ни было оценки или переоценки характера группировки наших войск, а следовательно, и сути оборонительного замысла советского военного командования. Если еще точнее, то тогдашний характер дислокации группировки наших войск на границе с Германией и ее союзниками никоим образом не давал гитлерюгам ни малейшей зацепки даже для того, чтобы хотя бы за уши притянуть вывод о каком-то ином, кроме сугубо оборонительного характера этой дислокации.
При этом вплоть до утверждения Директивы № 21, она же пресловутый план «Барбаросса», т. е. вплоть до 18 декабря 1940 г., гитлерюги вполне уверенно исходили из того, что основные силы прикрытия и обороны у Советов находятся на правом крыле, т. е. в полосе ПрибОВО, а также ЗапОВО (для вермахта это левое крыло), и в целом это было адекватно. И «этюд Лоссберга» от 15 сентября 1940 г., и проект Генерального штаба ОКВ от 26 ноября 1940 г., стратегически отшлифованная комбинация из которых в конечном итоге и стала тем самым планом «Барбаросса», исходили из того, что главные силы РККА — именно там, на правом фланге советско-германской границы (для гитлерюг это левое крыло)[534]. Зная это и понимая громадное стратегическое значение своего плацдарма на левом крыле для попытки достижения двух третей главных целей своего блицкрига на Востоке — т. е. захвата Прибалтики и Ленинграда, в т. ч. имея в виду возможность соединения с финской армией, а также, главным образам, захвата Москвы, в т. ч. и в первую очередь за счет выхода с Прибалтийского направлении на Белорусское, прежде всего на Минское как наикратчайшее на пути к Москве, гитлерюги так и порешили: самый главный удар наносить левым крылом, т. е. в полосе ПрибОВО и ЗапОВО. И при окончательном утверждении Директивы № 21 вариант с тремя группировками вторжения, в т. ч. двумя из них на северном (левом) фланге вермахта, был одобрен.
Когда речь заходит о левом крыле вермахта, особенно о ГА «Центр», то необходимо четко понимать, что формально, да, это одна группировка, однако на самом-то деле — две! Сосредоточив в этой группировке 40% всех германских дивизий, выделенных для нападения на СССР, в т. ч. 50% всех моторизованных и танковых, гитлерюги разделили силы этой группировки на две части, каждая из которых фактически была равна по силе ГА «Север»: удар наносится и с севера, с Сувалкского выступа, и с юга, т. е. южнее Бреста. Две ударные группировки ГА «Центр» хотя и принадлежали ей, тем не менее по факту действовали едва ли не как самостоятельные группы армий. Что касается взаимодействия в рамках левого крыла вермахта, получалось, что там действуют и ГА «Север» и 50% ГА «Центр», т. е. по сути такая же группировка, как и сама ГА «Север», и плюс группировка южнее Бреста. Итого, по факту на левом крыле наступали практически три группировки вермахта. Именно на левом крыле стратегическая новинка вермахта — когда первый удар по расходящимся направлениям мгновенно превращался в действия по сходящимся, т. е. в охватывающую операцию — была доведена до высшего уровня развития. И вот надо же было такому случиться, что вопреки всем еще в январе 1941 г. открыто высказанным опасениям именно на этом направлении ради бессмысленного немедленного встречно-лобового контрблицкрига Генштабом и командованием округа были раздвоены силы ЗапОВО!? Получилось нечто вроде зеркального варианта по отношению к планам гитлерюг…
531
Там же.
532
См., напр.: Cecil. Hitler's Decision to Invode Russia 1941. London, 1975. Р. 167; Erickson J. The Road to Stalingrad. London, 1975 Р. 85; Безыменский Л. А. Особая папка «Барбаросса». М., 1972. С. 206 — 207.
533
Там же.
534
Там же.