Страница 18 из 33
По одному из пунктов Венского договора Францу предстояло изгнать всех французских эмигрантов, пьемонтцев и немцев из других государств, осевших в Австрии или поступивших на службу в ее войска. Ряд их, включая Карла фон Грольмана, прусского офицера, приехавшего воевать за Австрию, теперь отправлялись в Испанию, где могли вести свой персональный крестовый поход против наполеоновской Франции. Многие другие предпочли дорогу на Санкт-Петербург, уже протоптанную иными из немецких патриотов, уехавших было в Пруссию в надежде стать защитниками и спасителями Германии. После того, как обе страны – и Пруссия, и Австрия – дискредитировали себя, Александр начал превращаться в фактически единственную альтернативу. Он по-прежнему оставался союзником Наполеона, к тому же поступил как таковой, когда отправил войска создать угрозу Австрии в ходе последней войны. Однако царь сделал лишь минимум того, чего ожидал от него император французов. Снедаемые желанием, захваченные мечтами, многие из противников Наполеона и французского господства стали видеть в Александре этакого ангела-хранителя своего дела.
Одним, то есть одной из первых, кто разглядел в Александре исполнителя великой миссии еще в 1805 г., стала жена Фридриха-Вильгельма III, королева Луиза, назвавшая его «спустившимся на землю героем Шиллера». «В вас воплощено совершенство, – писала она царю, – надо узнать вас, чтобы узнать совершенство». Нельзя сказать, что сей порыв остался без вознаграждения. Возможно, как раз он-то и спас Пруссию от полного крушения в Тильзите. Однако Александр мало что мог сделать для королевы и ее несчастного мужа. В январе 1809 г. царь пригласил чету в Санкт-Петербург, где чествовал их и устраивал празднества, посылая тем самым четкий сигнал всем противникам Наполеона в Европе. Взаимное уважение между Александром и Луизой росло. Услышав о ее кончине в Пруссии в июле 1810 г., царь счел ее жертвой варварского притеснения Наполеона и отреагировал достойно – по-рыцарски. «Клянусь вам отомстить за ее смерть и добиться того, чтобы убийца заплатил за свое преступление», – сказал он, как считается, прусскому министру в Санкт-Петербурге{54}.
В качестве потенциального спасителя рассматривали Александра и другие униженные или лишенные вотчин монархи и вельможи, в том числе короли Франции, Сардинии, Обеих Сицилий, Испании, великий магистр Мальтийского ордена, целые стаи обездоленных немцев, равно как неисчислимые орды французских, пьемонтских, испанских и прочих эмигрантов.
Ничего не мешало также с ожиданием смотреть на царя даже тем, кто сильнее или слабее противодействовал в свое время «старому режиму». Многие немцы, возлагавшие надежды на Александра, являлись республиканцами или, по крайней мере, либеральными националистами, находившимися в конфликте с прусской монархией. Туда же можно отнести членов Тугендбунда и к тому же франкмасонов, в которых король Фридрих-Вильгельм видел опасных диверсантов. Среди испанцев и итальянцев, связывавших тогда многие чаяния с царем, попадались либералы-вольнодумцы, каковые в свое время еще окажутся закованными в железо их собственными монархами.
Среди других неожиданных членов этого клуба оказались французские либералы-оппоненты Наполеона, как те же Бенжамен Констан и мадам де Сталь. Пусть они с готовностью подписывались под всеми достижениями французской революции, но ненавидели императора французов за склонность к деспотизму и культурное высокомерие, проявляемые им в обращении с Европой. Опубликованный в 1807 г. и принятый публикой на ура роман мадам де Сталь «Коринна», излучал плохо замаскированную критику в отношении деяний французов в Италии, в то время как ее трактат о германской литературе, «De l’Allemagne», оказался столь откровенно нелицеприятным для Наполеона, что тот велел конфисковать первое издание.
Поведение его и проводимая им политика способствовали быстрой потере Наполеоном господства над сердцами и умами людей, каковое он с такой легкостью завоевывал в прежние годы, в то время как великий интернационал отчужденных по всей Европе собирался вместе исключительно из-за ненависти к императору французов. Даже Веллингтон начал уже рассматривать и позиционировать свою войну против Наполеона в Испании как часть некоего морального крестового похода{55}.
Ничего из вышеперечисленного пока не приносило ядовитых плодов, а положение Наполеона в Европе оставалось по-прежнему прочным. Он контролировал обширный imperium за счет уз верности помощников, начиная с коронованных братьев. Повсюду в Европе он насадил обязанную ему всем новую международную аристократию, представителям которой были пожалованы вотчины, оказавшиеся вакантными в результате медиатизации Священной Римской империи или приобретенные в ходе завоеваний. К 1812 г. в императорском альманахе значились четыре князя, тридцать герцогов, около четырех сотен графов и свыше тысячи баронов, не говоря уже о титулах, розданных Наполеоном членам собственной фамилии.
Кроме того, необходимо заметить, что император французов имел немало естественных союзников, связанных с ним взаимным интересом того или иного свойства. Фридрих-Вильгельм III и Харденберг боялись социального взрыва, грозившего произойти из-за национального возрождения, сильнее, чем ненавидели Наполеона. Другие в Германии и в Европе в целом опасались могучего натиска русской экспансии и опасались, как бы ослабление французского влияния не повлекло за собой установление русского господства. Такие люди не доверяли мотивам Александра{56}.
Между тем шпики Наполеона пристально присматривались к потенциальным диверсантам повсюду в Германии и отмечали факты поддержки, получаемой ими из России. К лету 1810 г. император французов с растущим раздражением наблюдал за ростом количества русских, прибывавших с визитами к европейским дворам и посещавших столицы в намерении настроить людей против Франции.
В Вене бывший посол граф Разумовский, salonière[16] княгиня Багратион и старый корсиканский враг Наполеона, Поццо ди Борго, носивший в то время русскую военную форму, создали настоящую пропагандистскую сеть. Другие обрабатывали умы в духе вражды к Наполеону на водных курортах Германии. Император французов попросил Александра отозвать всю эту камарилью обратно в Россию, но с весьма малым результатом.
В ноябре 1810 г. преемник Талейрана на посту министра иностранных дел, Жан-Батист де Шампаньи, сообщал Наполеону о «громадной революции», закипавшей в Германии и питаемой национальной ненавистью к Франции. Процесс набирал силу по мере роста напряженности между Францией и Россией и недовольства, порождаемого залезавшей в кошельки немцев Континентальной блокадой. Хотя обычно Наполеон смотрел на такие угрозы сквозь пальцы, теперь он начал относиться к происходящему серьезнее и даже заявил о намерении «искоренить германский национальный дух». Но единственный способ, которым он мог «выкорчевать» те дающие ростки семена крамолы, отобрать у них питательную почву, унавоживаемую из России{57}.
4
Дрейф к войне
В Эрфурте Наполеон как-то неожиданно спросил Коленкура, как, по его мнению, Александр отнесется к династическому союзу между двумя империями. Император французов как будто бы не вкладывал большого значения в свои слова, но потом раза два возвращался к теме. Выражение подобного интереса не застало Коленкура врасплох. С того самого момента, когда Наполеон увенчал себя императорской короной, возник вопрос о наследнике, так как императрица Жозефина вышла из репродуктивного возраста, и давно ходили слухи о разводе. После Тильзита начались неофициальные разговоры о возможном сватовстве императора к одной из сестер царя, что способствовало бы упрочению новой entente.