Страница 15 из 33
С ликвидацией феодальных обычаев наметился бурный рост сельского хозяйства, отмена гильдий и прочих такого рода структур подхлестнула промышленность и торговлю, каковая стала куда более свободной после слома границ и отмены таможенных сборов. Вслед за конфискацией церковной собственности началось строительство школ, развивались университеты. Совершенно неудивительно, что выше перечисленные процессы сделали Наполеона особенно популярным среди представителей среднего класса, у мелких торговцев, крестьян, ремесленников и евреев, в равной степени как и у прогрессивно мыслящих интеллектуалов, студентов и писателей. Иоганн Вильгельм Гляйм, поэт, более привыкший воспевать славу Фридриха Великого, написал оду Наполеону, Фридрих Гёльдерлин тоже увековечил его в стихах, а Бетховен – в музыке, посвятив императору французов «Героическую» симфонию.
Хотя многих либерально настроенных жителей Германии оттолкнуло решение первого консула Бонапарта увенчать себя императорской короной, а некоторые даже почувствовали предательство с его стороны из-за этого шага, немецкие интеллектуалы продолжали взахлеб восхищаться Наполеоном, которого они расценивали как фигуру, подобную Александру Великому. Часть из них надеялась, что он возродит некое подобие древней германской империи, сыграв роль современного Карла Великого. Другим Бонапарт и вовсе виделся неким олицетворением божества. Молодой Генрих Гейне, наблюдавший за вступлением Наполеона в родной Дюссельдорф, рисовал его в образе Христа, въезжавшего в Иерусалим в вербное воскресенье. Георг Вильгельм Фридрих Гегель, как известно, отозвался о нем как о проскакавшей мимо верхом «душе мира».
Но момент сразу после двойного сражения при Йене и Ауэрштедте, где Наполеон уничтожил прусскую армию и потряс до основ прусское государство, стал чем-то вроде поворотного пункта. Пруссаков шокировали и глубоко задели победы французов, но они также видели в них доказательство превосходства Франции и ее политической культуры. Когда Наполеон въезжал в Берлин, там его приветствовали толпы, которые, согласно воспоминаниям одного французского офицера, проявляли восторженности не меньше, чем народ, приветствовавший императора в Париже после триумфа при Аустерлице годом раньше. «Не поддающееся определению чувство – смесь боли, восхищения и любопытства – царило в толпах, стремившихся приблизиться к нему, когда он проезжал по улицам», – рассказывал один из очевидцев{44}. Наполеон завоевал сердца берлинцев, равно как и вызывал их восторг на протяжении следующих недель.
Однако он обошелся с Пруссией и ее королем куда хуже, чем поступал с покоренными странами и побежденными монархами прежде. В Тильзите император французов публично унизил Фридриха-Вильгельма III, отказавшись вести с ним переговоры, а также проявив оскорбительную обходительность по отношению к королеве Луизе, явившейся к нему просить за свою страну. Наполеон не собирался договариваться, а попросту вызвал прусского министра, графа Гольца, и поставил того в известность относительно своих намерений. Он поведал министру, что собирался отдать королевский трон Пруссии своему брату Жерому, но из-за уважения к царю Александру, попросившего пощадить Фридриха-Вильгельма, император французов милостиво соблаговолил оставить короля на месте. Однако при всем том он уменьшил территорию Пруссии, отторгнув ранее отобранное той у Польши, а потому количество подданных Берлина, достигавшее прежде 9 744 000 чел., снизилось до 4 938 000. Наполеон не собирался вести дискуссию, а потому Фридриху-Вильгельму осталось только покориться{45}.
Склонившись перед неизбежным, 3 августа 1807 г. король написал императору с просьбой принять Пруссию в число союзников Франции, при этом обращаясь к Наполеону как к «величайшему человеку нашего столетия». Наполеон игнорировал просьбу. Причина нежелания приобретать такого союзника состояла в намерении императора французов ограбить страну. В договоре, навязанном им Пруссии, он брал на себя обязательство вывести оттуда войска, но не ранее окончания выплаты всех репараций. Однако четкое решение в отношении их размеров отсутствовало, и в то время как гигантские суммы перетекали из прусской казны во французские сундуки, около 150 000 французских солдат продолжали вдохновенно «кормиться с земли», бесцеремонно забирая себе все им потребное у местного населения. Французские военные власти фактически осуществляли надзор за администрацией страны, тогда как экономика рушилась. Прусскую армию сократили до 42 000 чел., в результате чего сотни тысяч уволенных солдат и даже офицеров бродили тут и там по градам и весям в попытках как-то обеспечить себе средства к существованию{46}.
Наполеон действительно замышлял вообще аннулировать Пруссию как государство. Королевство, в общем-то, совсем недавно заявило о себе как о мощной державе – всего пятьдесят лет тому назад (как раз в результате поражения, нанесенного французам)[13], но оно оказалось сильным и способным к расширению, а посему могло в один прекрасный день объединить вокруг себя остальные государства Германии, чего император французов как раз-таки любой ценой стремился избежать. Но пусть он продолжал использовать ее ресурсы и унижать правителя, покончить со страной он все никак не решался. В действительности обращение Наполеона с Пруссией есть хрестоматийный пример его общей близорукости в отношении германского вопроса, за что другим французам пришлось потом заплатить немалую цену, в том числе и в 1940 г.
Если Фридрих-Вильгельм III имел все основания для печали, большинство прочих правителей Германии, объединенных в составе Рейнского Союза, с полным на то основанием могли сказать спасибо Наполеону. Прежде всего, они избавились от тяжелой руки господства Габсбургов. И пусть теперь государи эти подчинялись Наполеону, связавшему их рядом союзнических договоров и соглашений, власть правителей в своих областях выросла и окрепла. Некоторые же и вовсе получили повышение, и практически все выиграли в плане приобретения территорий, сделавшись настоящими суверенными властителями со своими собственными армиями.
Ландграфу Людвигу Гессен-Дармштадтскому довелось возвыситься до великого герцога и стать свидетелем роста своих владений. Скромное ландграфство Баденское тоже превратилось в великое герцогство, а его правитель, Фридрих Карл, с полной на то готовностью женил внука на падчерице Наполеона, Стефании де Богарне. Курфюршество Саксония увеличилось в размерах и приобрело статус королевства. Бавария тоже расширила свои границы и стала королевством, а в 1809 г. баварский король Максимилиан I присоединил к своему государству новые территории, вследствие чего оно обошло по размерам Пруссию. Вюртемберг, бывший всего лишь герцогством, прирастал землею с каждой победой наполеоновских войск, а курфюрст его, Фридрих, в 1806 г. получил звание короля. И он радовался, когда выдал дочь за Жерома Бонапарта, самого младшего из братьев Наполеона.
Сам Жером правил королевством Вестфалия, созданным Наполеоном в самом сердце Германии Карла Великого со столицей в Касселе и вновь расширенным в 1810 г. за счет включения в его состав Ганновера, Бремена и части побережья Северного моря. «Народ Германии страстно желает того, чтобы индивидуумы, не обладающие благородным происхождением, но наделенные талантами, были равными перед вами в правах, чтобы любые формы порабощения и все посреднические инстанции между государем и представителями самых низовых сословий были полностью упразднены», – писал Наполеон Жерому, когда тот вступил на престол Вестфалии.
«Преимущества Кодекса Наполеона, прозрачность процедур и судебной системы будет отличительной характеристикой вашей монархии. И позвольте мне быть совершенно откровенным с вами: я в большей степени рассчитываю на их воздействие в плане расширения и консолидации вашей монархии, чем на самые великие победы. Ваши люди должны жить в условиях свободы, равенства и процветания, неведомых другим народам Германии», – продолжал император французов, недвусмысленно давая понять брату, что на благо его трону, как и престолу и Франции в большей степени послужат величайшие преимущества, дарованные ею людям, нежели численность армий или количество крепостей{47}.