Гобелен

Мадлен рассмеялась.

— Это называется чаепитием только тогда, когда происходит в три часа дня. Это важно знать, Тобиас. Я уже прошла инициацию. Но я не могу жить в Кентербери.

— Не стоит быть такой занудой. Совершенно очевидно, что тебе надоело заниматься преподаванием. Если не рискнешь, то закончишь, как леди Шалот.

— Это очень поэтично, Тобиас. Я бы даже сказала, мелодраматично.

— И ты просто сидишь в своей башне, не так ли? Смотришь на жизнь сквозь магическое зеркало! Полагаю, что в Кентербери живет Ланселот?

Мадлен закурила, стараясь не смотреть на Тобиаса.

— Я не ошибся?

Мадлен кивнула.

— Тогда, дорогая, тебе осталось решить, сможешь ли ты там жить без Ланселота. Если вдруг с Ланселотом не получится, то у тебя будут пути к отступлению!

Это был очень практичный совет. Мадлен пожалела, что не умеет мыслить такими простыми категориями.

— Если не пытаться, то как узнаешь ответ?

С этими словами Тобиас вернулся к роялю и погрузился в музыку.

Мадлен неслышно выскользнула из его квартиры и вернулась к себе.

Затем включила компьютер, чтобы написать ответ Николасу, но сперва прочла очередное письмо от Карла Мюллера.

Мадлен!

Поздравляю вас, хотя и с некоторым сожалением. Внутренний рынок полон слухов о том, что найден ковчег святого Августина.

Как вы догадываетесь, я разочарован тем способом, который вы выбрали, чтобы доложить о своих открытиях.

Должен сказать, что во время нашей первой встречи я сразу подумал, что вы «темная лошадка» — вы произвели на меня впечатление!

Увы, мы упустили шанс поработать вместе, а также весьма солидные комиссионные.

Кстати, я рассчитываю поговорить с вашими кузинами относительно шкатулки из гагата, поскольку у меня уже образовалась небольшая коллекция.

Быть может, мы когда-нибудь встретимся. Вы знаете, я часто бываю в Париже.

Вкрадчивое высокомерие Карла теперь вызывало у Мадлен лишь слабое раздражение — она заметила, что улыбается. Перехитрить Карла и таких, как Рене Девро, было значительной победой, и это порадовало Мадлен. А еще она с удовлетворением отметила, что ее совершенно не заинтересовало предложение Карла о встрече.

А вот его слова относительно «темной лошадки» вызвали неприятные ассоциации. Мадлен уже так называли.

Она решила, что не будет отвечать Карлу — ей предстояло написать куда более важное письмо.

Дорогой Николас!

Я принимаю приглашение поучаствовать в приключениях! В субботу утром есть ранний рейс в Гатвик. Сможешь меня встретить?

Она остановилась и задумалась. Добавить еще что-нибудь? Нет, чем проще, тем лучше. Как подписать письмо? С любовью? С уважением? Она испытывала оба этих чувства, но решила, что лучше держать их при себе.

Пока.

Мадлен не звонила Розе после того, как самым подробным образом описала ей поездку в Кентербери в первый же день своего возвращения в университет, в кафе. Она знала, что Роза вовлечет ее в обсуждение того, что они теперь называли «английским делом».

Однако Роза сама позвонила Мадлен. Наверное, она торопилась на ланч — вероятно, с профессором, а потому, слегка задыхаясь, сказала:

— Сангрия, восемь часов, сегодня вечером — договорились?

В тапас-баре оказалось много народу, и они сели во внутреннем дворике, в задней части здания, которую зимой закрывали. Кирпичные стены украшали виноградные лозы, воздух наполнял аромат жасмина, высаженного в горшки, которые были расставлены во дворике.

Мадлен не стала рассказывать о содержании письма Николаса до тех пор, пока они не управились с первым кувшинчиком сангрии.

Реакция Розы оказалась совершенно неожиданной. После того как улеглось ее возбуждение по поводу археологической экспедиции, она почти сурово посмотрела на Мадлен.

— Тебе, наверное, известно, что большая часть моих возражений против поездок в Кентербери носила эгоистический характер. Я не хочу тебя терять.

— Не будь смешной — этого никогда не произойдет! И даже если я действительно поживу там — совсем недолго! — нас будут разделять всего несколько часов на машине.

— И вода, а это для меня проблема, — сказала Роза.

Тем не менее она выглядит совершенно довольной жизнью, подумала Мадлен. Ее оливковая кожа сияла, став золотисто-коричневой. Она отрастила волосы, и теперь от сексуальных локонов трудно было оторвать взгляд, а простое летнее платье делало ее более привлекательной, чем прежние костюмы в стиле женщины-вамп.

Мадлен задумчиво потягивала сангрию.

— В любом случае мне придется съездить туда еще несколько раз. Надо встретиться с историком, который изучает дневник.

— Ты хочешь сказать, что тебе надо встретиться с Николасом, — уверенно сказала Роза. — И конечно, цель сугубо профессиональная!

Мадлен ловко сменила тему.

— А как насчет мистера Изящные Искусства?

— О, наше общение также носит исключительно профессиональный характер! — Роза откинулась на спинку стула и стала похожа на греющуюся на солнышке кошку. — Я еще не решила, стоит ли в него влюбляться.

— Естественно, ты полностью контролируешь ситуацию?

На мгновение Роза стала совершенно серьезной.

— Разумеется. — Она пожала плечами. — Мы просто получаем удовольствие, проводя время вместе. — Она перехватила взгляд Мадлен, и обе рассмеялись.

— Врушка! — сказала Мадлен.

Роза кивнула.

Во время полета из Кана в Гатвик Мадлен пыталась отвлечься от мыслей о замурованном сокровище и о Николасе, сортируя старые квитанции, списки покупок и другие листочки, скопившиеся на дне сумки.

Среди прочего она нашла вырванный из блокнота листок с тремя рунами и их значением — результат ее первого визита к Еве. Первая руна, которую она вытащила из мешочка Евы, была Эйваз, тисовое дерево. Она представляла тайну смерти. Мадлен почувствовала, как перехватило горло, а ее сосед, бизнесмен средних лет, с опаской посмотрел в ее сторону. Мадлен сложила листок и отвернулась. К счастью, он продолжил читать газету.

Теперь Мадлен развернула листок так, чтобы видеть его могла только она. Второй символ, Совило, руна исцеления, олицетворял победу жизни над смертью.

«Когда солнце вернется, все станет лучше», — сказала Ева. Третья, и последняя, руна — руна огня, Феху. Мадлен вспомнила объяснение Евы — огонь есть средство изменения, с помощью огня воины получали магическое оружие. Теперь значение этих символов перестало быть для Мадлен тайной. В каком-то смысле они отобразили ее жизнь после смерти Лидии. А теперь наступило лето, и солнце вернулось.

Николас ждал ее в зале прибытия. Как только Мадлен увидела его, ее сердце подпрыгнуло, но внешне, как она надеялась, ей удалось сохранить спокойствие. Он тепло обнял ее и поцеловал в губы, потом забрал сумку и повел к выходу из аэропорта.

— Если не возражаешь, мы сразу же отправимся в Йартон, — предложил он, выехав на шоссе. — Парни из Лондона там со вчерашнего дня. Я встретился с ними и рассказал об Иоганнесе Корбете и волхвах с ларцом. На них это произвело впечатление. Думаю, им не терпится встретиться с тобой! Могу лишь сказать, что со своими электронными приспособлениями они похожи на отряд ФБР.

— Господи! Надеюсь, они найдут ковчег!

— Не беспокойся — что-то металлическое там есть.

Мадлен почувствовала, как ее охватывает возбуждение, а Николас искоса посмотрел на нее и улыбнулся.

— Они довольно быстро обнаружили полость в камне в одной из стен башни. А уже через десять минут металлодетектор завыл, как пожарная сирена.

К тому моменту, как «фольксваген» заехал во двор церкви в Йартоне, Мадлен чувствовала себя в компании Николаса непринужденно. Он оказывал на нее успокаивающее действие до тех пор, пока не касался ее тела. Тогда воздействие получалось прямо противоположным.