Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 24



Усталый невидимый кот вернулся в зал, где спали гости-пленники, только под утро, уже отчаявшись было найти в кромешной тьме и грязи незнакомого города этот проклятый дворец. Тяжело спрыгнув на так и не успевший остыть за ночь после горячего летнего дня каменный пол, Иванушка быстро добрался до своей лежанки, очеловечился и повалился на пыльные мягкие шкуры делать вид, что спит. Он был уверен, что после всех впечатлений и треволнений этой ночи и вчерашнего дня уснуть не сможет.

Проснулся он от того, что знакомые голоса со всех сторон выкликали его имя:

— Ион!

— Тссс! Дурак! Язон надо говорить!

— Язон? Какой Язон? Язон спит! Сам дурак!

— Иона мы называем пока Язоном!

— Пока не кончатся испытания…

— Или пока он жив…

— А ты орешь: «Ион»…

— Ты хочешь, чтобы услышала эта змея Монстера?

— Думаешь, она стоит под дверью?

— Идиот! Она же колдунья!

— Колдуньям незачем стоять под дверью, чтобы услышать что-либо, Акефал!

— Точно-точно! Вот моя двоюродная тетушка Амфибрахия однажды рассказывала, взяв с меня обет молчания, что, когда она была маленькой, однажды к ним в дом темной дождливой ночью постучалась незнакомая одноглазая старуха, которую…

— Ирак!..

— Язон!..

— ИОН!..

Ах чтоб тебя!

Идиот!

Хорошо, хоть сапоги не снял!

— Бумс, — торопливо шепнул Иван и натянул на себя успевшее куда-то отползти шкурное одеяло.

— Язон!..

— Язон!..

— Я…

— Ну чего раскричались, как на пожаре? — лицемерно потягиваясь, выглянул из-под своего укрытия царевич. — Здесь я, куда денусь?

— ЗДЕСЬ?!

Все стеллиандры, как один, повернулись к Иванушке и уставились.

— ЗДЕСЬ!?

— Ну да…

— Но мы посмотрели — твоей обуви нет, и мы решили…

— Ну естественно, ее не было… Я… Я в ней спал.

— Спал?!

— Спал?..

— Ну да… А что тут такого? Ночью у меня замерзли ноги… и я решил… я решил… Что это вы на меня так смотрите? Ночи в этих местах могут быть очень прохладными, между прочим… Несмотря на высокую дневную температуру… Да что случилось?

— Пять минут назад я сам заглядывал под это одеяло — там никого не было! — обвиняюще затряс толстым пальцем Акефал.

— Было! — пошел в наступление прижатый к стенке царевич. — Просто, когда сплю, я сворачиваюсь клубочком! И меня становится не так заметно с первого взгляда! Особенно когда я мерзну!

— Чего?! — не сразу дошло до стеллиандра.

В нахмуренную голову Трисея, кажется, пришла какая-то мысль, от которой он нахмурился еще больше. Перекинувшись парой быстрых слов с Ираком, он сделал шаг вперед.

— Послушай, приятель, — переставил он озадаченного сотоварища за шкирку туники на другое место, подальше от лукоморца. — Если Ион… Язон говорит, что он так спит, то, значит, не приставай.

— А чего?..

— Так. Надо. Понял?

— Нет.

— Вот и хорошо.

— Не по…

— За нами пришли!

— Эй, веселого утра вам, чужестранцы! Завтрак готов!

— И быки накормлены!



— Ха-ха-ха!

— А козлы?

— Что?

— Что ты сказал?

— Он говорит, что мы уже идем!

— А-а…

— Бе-э…

— Ион! То есть Язон!..

От громкого шепота за спиной лукоморец вздрогнул, сбился с шага, налетел на Сейсмохтона и обернулся.

— Язон! — вытаращив возбужденно глаза, Ирак чуть не тыкался губами ему в самое ухо. — Язон! Я, кажется, знаю! Я догадался! Теперь наверняка!

— Что? — не сразу вернулся царевич в реальность из своего частного маленького мирка недобрых предчувствий, тяжелых ожиданий и просто тихого ужаса, где он отрешенно прощался с жизнью на тот случай, если его наивная маленькая хитрость не сработает и позже он это сделать не успеет.

Иванушка был человеком воспитанным.

— Я понял! Ты — бог теней Дендрогам! Я помню, нам в гимнасии рассказывали — однажды богиня облаков Нефекла повстречала на высокой-превысокой горе молодого пастуха…

— Ирак!..

— Я понял! Но и Трисей тоже со мной согласился! Ну вот смотри, как мы догадались…

— Ирак… Ну я же тебе говорил… — обреченно вздохнул Иван. — Перестань… — Лукоморца так и подмывало продолжить «маяться дурью», но в силу своей непозволительной для героя и тем более для стеллиандрского бога вежливости он усилием воли вымучил:

— …выдавать желаемое за действительное. И без тебя… плохо…

— Плохо?! — Ошеломленный Ирак тоже сбился с шага и налетел на Сейсмохтона. — Тебе — плохо?!

Казалось, даже сама мысль о том, что его кумиру, анонимному божеству, сошедшему на неустроенную, недостойную касания его ног землю, может быть иначе, кроме как очень хорошо, была святотатством. Но та же самая мысль, высказанная вслух самим божеством, уже подрывала устои его незыблемого еще мгновение назад мироздания. Кит нырнул, бегемоты разбежались, земной блин, кувыркаясь, полетел в крынку с Млечным Путем.

— Тебе?.. Плохо?.. — совершенно убитым голосом только и смог вымолвить стеллиандр, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног, а на смену ей приходят пальцы ног Пахидерма.

— Ой, — сообщил Пахидерм.

— Ой… — поддержал его Ирак.

— Отвратительно, — мрачно продолжал Иван, в личной вселенной которого творились похожие катаклизмы. — Во-первых, я не представляю, как надо запрягать быков…

— И все?! — поспешил прервать его Ирак, пока не произошло что-нибудь еще более непоправимое. — И только поэтому?..

— Я же сказал, во-…— попытался договорить царевич, но счастливый Ирак заткнул ему рот.

— Естественно! — восторженно воскликнул он. — Знать, как запрягают каких-то быков, — ниже достоинства настоящего бога!

— ИРАК!

— …Но зато я знаю, как их запрягать! Я тебе расскажу! Я видел! Ты берешь быка и тем концом, на котором рога, вставляешь его в эту рамку, которая называется ярмо! А к бокам этого ярма бывают привязаны две длинные палки — дышла вроде оглоблей. А к ним как-то цепляют саму пахалку! Все очень просто!

— Чего цепляют? — недопонял царевич.

— Пахалку! То, чем пашут! И все!

— Что бы я без тебя делал, — только и смог вымолвить на это Иван.

— Я тебе помог? — Радостный Ирак прослезился. — Помог? Правда?..

— Что это вы там перешептываетесь? — подозрительно прищурившись, направил к ним поближе своего коня Ксенофоб.

— А о чем это вы только что говорили с принцессой Монстерой? — не растерялся воодушевленный Ирак.

Царь презрительно расхохотался, запрокинув лысую голову в рогатом шлеме.

— Если хочешь знать, мы поспорили, останется ли хоть одна целая кость у вашего милейшего Язона через пять минут! Ха-ха-ха!!!

— Ха-ха-ха-ха! — поддержали его гаттерийцы вокруг.

Угрюмое молчание героев было им ответом. С их точки зрения, тут, к сожалению, не о чем было даже и спорить.

— А вот и поле! Вы пришли!

То, что Иванушка издалека принял за стадион — новомодную стеллиандрскую штучку, экспортированную на гаттерийскую землю, при ближайшем рассмотрении оказалось заросшим бурьяном обширным пустырем, со всех сторон окруженным каменными трибунами для зрителей. Искатели златошерстного счастья наводняли раньше Гаттерию в таких количествах, что после пары инцидентов, когда медные быки потоптали заодно с пришельцами и половину зрителей, правивший тогда царь приказал сколотить трибуны из дерева, а затем, после десятка пожаров и введения платы за посещения любимого народного аттракциона, заменил его на более несгораемый материал.

Апидром — как гордо назвал один из предшественников Ксенофоба получившееся сооружение — был полон.

При появлении иноземцев размеренный гул тысяч голосов превратился в рев.

Стража древками копий преградила дорогу стеллиандрам, предоставив Иванушке почетное право в одиночку шагнуть на роковое поле.

Ворота за его спиной захлопнулись.

Публика взвыла.

Сердце Ивана екнуло. Он стиснул зубы и сурово попытался с целью моральной поддержки убедить себя в том, что это его приветствуют дружелюбно настроенные зрители, а не толпа кровожадных иностранных маньяков жаждет увидеть его тело распростертым в пыли сего ристалища, распластанным в луже собственной крови, растоптанным бездушным медным зверем с горящими безумными глазами, раздавленным в лепешку…