Страница 16 из 24
Иван с содроганием ожидал приближения своей очереди и не знал, что лучше — броситься на мечи стражи сейчас или умереть от стыда чуть попозже. Еще одна колдунья. И все на их голову. Везет как утопленникам…
А интересно, видят ли остальные, как тяжело даются эти откровения дочери Ксенофоба? Это же так бросается в глаза… Она стала еще бледнее, дыхание поверхностное, прерывистое… Даже постарела прямо на глазах — ей уже можно тридцать дать!.. Да ей же плохо! Она просто устала!..
Не может быть, чтобы она по собственной воле могла так измываться над собой и над гостями. Наверное, ее заставил отец. Вон он — сидит, ухмыляется, рогоносец, лысиной поблескивает… Или это шлем такой?.. Не хотелось бы мне оказаться на месте Трисея… А если она разгадает наш план, разоблачит могучего иолкца… Хватит ли у меня духу применить всю магическую силу сапог, чтобы защитить стеллиандров?
И погубить гаттерийцев? К которым мы незваными гостями пришли за тем, что те по праву считают своим, а мы — своим?
Но иначе нас ожидает смерть, жестокости которой не может быть оправдания…
Но, может, если с ними поговорить, они поймут, что нельзя так поступать с людьми, которые им в общем-то не сделали ничего плохого.
Не успели, по крайней мере.
Как поступил бы на моем месте королевич Елисей? А Сергий?
Сергий… Сколько времени я тут потерял, вместо того чтобы искать тебя, Волк…
Ой, не нравится мне все это… Чем бы ни кончилось — все не слава богу… И что я тут делаю?..
Душевные метания Ивана были в самом разгаре.
Делегация подходила к концу.
— …А ты, кажется, ванадец. Да. Это так. Ты импульсивен, легкомыслен и влюблен. Имя ее… Адриана. А твое… Бутан… Иран… Нет, Ирак.
Трисей зарычал, огромная его ручища ухватила ошарашенного пунцового сына архитектора за шкирку, да там и была перехвачена тонкими сильными пальцами ясновидящей.
— А ты — герой, — уже не говорила, а шептала женщина в черном, но даже шепот ее разносился гулким эхом по притихшему залу. — Тебе проще выдернуть дерево с корнем, чем обойти его. Ты честен, отважен, но слишком прямолинеен и прост. Ты вполне мог бы быть предводителем… этого славного отряда… Но тебя… зовут… Трисей…
— Нет!
Но его никто не слушал.
Шок.
Акефал прав.
Мы покойники.
На запястье правой руки царевич почувствовал холодные пальцы гаттерийки.
— Ты… У тебя из всех собравшихся здесь… самая сильная… заинтересованность… в успехе… вашего предприятия… — Синеватые веки на осунувшемся лице вздрогнули, глаза чуть не приоткрылись, но усилием воли колдунья сумела удержаться в ускользающем трансе. — Розовый мрамор… дым… смрад!.. Ты был У оракула! Тебе… был обещан… успех… добрый… отзывчивый… мальчик…
Теперь всем стало видно, что силы покидали ее.
— Твое… имя… имя… короткое… из четырех букв… Гласная… Согласная… Гласная… Согласная… имя… Язон!
Если бы Иванушка не подхватил провидицу, она бы упала на пол.
Если бы она упала, он не сумел бы ее рассмотреть так близко.
Если бы он не сумел ее рассмотреть так близко, до него еще не скоро бы дошло, что колдуньи могут одновременно быть и первыми красавицами королевства.
Если бы до него дошло это не скоро, возможно, руки его бы не дрогнули и он не уронил бы ее на пол.
Неизбежность, однако…
Последовавшая за сим конфузом суматоха скомкала вторую часть приема — оглашение задания на завтра, но и из пары злобно брошенных Ксенофобом фраз Иван понял, что его ждет.
Бешеные медные быки, пышущие огнем, которых надо запрячь в плуг и вспахать на них поле.
«Это катастрофа. Я погиб, — захолодело все внутри у Иванушки. — Я же не умею пахать!..»
Если бы Иванушка не уронил Монстеру на пол, она бы назначила ему свидание и рассказала, как справиться с первым испытанием.
Или подарила бы книжку «Триста вопросов про фермерство, которые вы хотели задать, но не решались».
Ивану не спалось.
Атмосфера, царившая в среде космонавтов после аудиенции и до самого отхода ко сну, напоминала Иванушке скорее о сне вечном и к простому просмотру цветных широкоформатных грез не располагала.
Провертевшись часа полтора на жестком ложе, он тихонько встал, натянул сапоги из кожи заменителя и прошептал заклинание невидимости — у него было нехорошее предчувствие, что за их залом могут следить.
Как часто это бывает, предчувствия его не оправдались. За их квартирами не следили. Они просто были заперты снаружи. Единственной связью с внешним миром было окно, в которое смогла бы пролезть разве только кошка.
Или кот.
В образе усатого-полосатого запрыгнуть на подоконник шириной с лезвие его меча и на высоте двух метров от пола для Ивана было делом одной секунды. Еще мгновение — и он уже снаружи.
Он уже собирался снова превратиться в человека и произнести заклинание невидимости, как в его ушастую кошачью голову вместе с тяжелым запахом дыма и раскаленного металла пришла одна мысль и осталась там.
Найти быков, не рыская человеком-невидимкой по городу, а в образе кота — по запаху! Ксенофоб сказал, что быки медные и раскаленные. Значит, запах должен быть как раз такой, какой принесло сейчас откуда-то ветром! Откуда?.. Сейчас посмотрим… Ага, оттуда! Вперед!
Первая попытка привела его к пожарищу в мастерской медника. Вторая — к кузнице. Третья — еще к одной. Равно как и четвертая, и пятая, и шестая, и седьмая…
Иван уже собирался начать сомневаться в гениальности своей идеи, как у источника очередного смрада — похоже, где-то уже почти за городом — оказался нос к носу с закрытыми воротами, обитыми железом. Они защищали проход в каменной — не в глинобитной! — стене. Возле них, опершись на копье, в угрожающей позе всех охранников мира, работающих в ночную смену и стерегущих что-то, на что не позарится ни один здравомыслящий человек, спал стражник. А из-за ограды доносились пыхтение и вздохи, как будто в кузнице работал мехами десяток кузнецов.
Снова прыжок — и с верхушки забора в каменном стойле с новыми прожженными воротцами царевич увидел быков.
Быки были как быки. Полностью соответствовали ожиданиям. Медные, огнедышащие, бешеные.
Быки увидели Ивана.
При известной доле фантазии и снисходительности рев, который они издали, можно было сравнить с мычанием. Потому что теплоходные гудки в то время еще не были изобретены.
Заклинание невидимости сорвалось с губ Иванушки без тени раздумья.
Минут через двадцать, когда злонравная скотина успокоилась, царевич осмелился спуститься во двор и осмотреться.
На противоположном конце двора располагался склад с дровами. «Корм их, наверное», — догадался Иванушка. Рядом — колодец. Ближе к коровнику — или быковнику? — еще один. На деревянном щите, обитом железом, — красное ведро, топор, багор и лом. Под щитом — ящик с песком. У стены стойла, недалеко от входа — небольшая поленница.
«На завтрашнее утро приготовили, — обреченно подумал Иван. — Покормят спозаранку — и вперед. Глаза горят, из ноздрей дым валит, медные бока раскалились докрасна, копытами землю роют — раздавят и не заметят, как эти… как их…» — Нужное сравнение Иванушка подобрать так и не смог, потому что паровозов тоже еще не придумали.
Смутное подозрение подсказывало ему, что использование магии популярности ни ему, ни его товарищам на гористой гаттерийской земле не прибавит, да и в присутствии Монстеры, совершенно справедливо опасался он, вряд ли у него получится это сделать. Больше одного, очень короткого, раза, во всяком случае.
Что не оставляло ему никакого выбора.
Как поступил бы королевич Елисей?
А отрок Сергий?
Уж они-то что-нибудь с ходу придумали, это факт… Вот так вот, просто: раз-раз — и пешка в дамках. А король в дураках.
Но так ведь это они!
А что делать ему, Ивану?..
Царевич вздохнул, превратился в человека, почесал невидимой рукой в невидимом затылке и снял с ржавого крюка красное ведро.
Через минуту в душной темноте заскрипел разбуженный колодезный журавль.