Страница 25 из 42
— Ты можешь сесть, Ич! — приветливо сказал Хуфу. — Почему перевязана твоя голова? Жрецы уту плохо закрепили тебе нижнюю челюсть при бальзамировании? Мой личный потрошитель исправит их оплошность.
— Нет-нет, благодарю, — поспешно отказался Ленин. — Просто фантомная зубная боль. Пустяковейнейшая вещь, да и прошла уже.
Он поспешно сорвал платок с головы, удачно скрыв в мягких складках ткани вавилонский диск.
— Расскажи, как прошел великий почин, — тем же ласковым голосом предложил фараон.
«Не раскрыт!» — упала гора с ленинских плеч.
— Преотлично прошел, на ура, — доложил Ильич, стараясь скрыть облегчение. — Более того, от инициативной группы поступило предложение: кроме субботников организовать еще и воскресники, чтобы коллективный сознательный труд стал нормой, а не исключением.
— Пускай будут воскресники, — доброжелательно кивнул головой Хуфу. — Больше тебе нечего сказать?
Вдруг лицо его исказилось, словно от боли. Ленин не удержался и скосил глаза вниз, приоткрыв диск в платке. Кажется, тот начал зеленеть…
— Что это? — перехватил его взгляд фараон.
— Так, медальон. Буржуйская вещица, ношу только в память матери, — торопливо сказал Ильич, честя себя на все корки за неосторожность.
— Дай.
Ленин и слова поперек сказать не успел, как черные руки выхватили у него платок, вытряхнули оттуда диск и услужливо поднесли фараону. Хуфу повертел его в руках, зачем-то понюхал. Усмехнулся:
— Мы должны чтить своих предков и их деяния. Не так ли, Ич? Возьми, если это действительно твое.
Ленин дрожащей от волнения рукой принял диск обратно, и — наконец-то! Тот явно приобрел пока еще блеклый, но все же отчетливый зеленоватый оттенок. Ильич возликовал: началось. Словно в подтверждение его мыслей фараон качнулся на золотой табуретке. Не удержавшись, Ленин коротко хохотнул. Он уже мысленно видел Хуфу бессильно барахтающимся в космическом пространстве.
— Ты весел? Развесели и меня, — надменно предложил фараон.
Наступила пауза. Ленин с дерзким вызовом смотрел на Хуфу, ожидая дальнейших трансформаций. Но ничего не происходило. Через пару минут томительного молчания фараон оттолкнул ногой раба и молвил:
— Что ж, тогда я буду веселить тебя. Смотри внимательно, Ич!
Он щелкнул пальцами — и на стене образовался уже знакомый экран в рамке из снующих друг за другом скарабеев. Какое-то время он оставался белым, затем внезапно появились движущиеся картинки. Это был неизвестный Ленину город с высоченными домами. Толпы людей на улице с ужасом глядели вверх: там большой аэроплан бесстрашно пикировал прямо на одно из зданий. Миг — и оно сложилось карточным домиком, вздымая до небес клубы пыли. Люди в панике брызнули в разные стороны. На обломках здания заплясал огонь.
От нехорошего предчувствия ноги у Ильича стали ватными. Он не сводил глаз с экрана, на котором с жутким воем сирен объявились пожарные машины. Они шеренгой встали у руин, из машин повыскакивали спасатели в касках. Но в этот момент раздался дружный вопль: люди разом остановили свой бег от места катастрофы и опять подняли головы к небу. В нем обнаружился еще аэроплан, он двигался на здание, стоящее по соседству с уже обрушенным. Не снижая скорости, летательный аппарат врезался в верхние этажи… Рухнувшие обломки заставили взметнуться на невиданную высоту второй клуб пыли.
— Смотри внимательно, Ич! — властно повторил фараон.
На экране появилась перепуганная барышня с черной мохнатой грушей в руках. Приблизив к ней губы, она торопливой скороговоркой говорила, словно докладывала невидимому начальству: «Такого Америка еще не знала. Сегодня 11 сентября 2001 года группа террористов, захватив рейсовые авиаланеры, атаковала здание Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. В настоящий момент спасатели начинают извлекать из-под обломков тела пострадавших. Уже ясно, что счет погибших пойдет на тысячи…»
И впрямь, за спиной барышни около обломков копошились люди с носилками. Вот трое из них с трудом сдвинули с места кусок обрушенной стены и вытащили неподвижное тело старика. Приставив два пальца ему сбоку под подбородком, один из спасателей на секунду замер, затем безнадежно махнул рукой — и вместе с напарниками начал бесцеремонно заталкивать мертвеца в черный мешок. Хотя лицо и борода несчастного были залиты кровью, Ильич с ужасом узнал крючконосого Авраама.
«По непроверенным данным, ответственность за теракт готова взять на себя известная террористическая организация Аль-Каи…», — звонко тараторила девица. Щелкнув пальцами, фараон заставил ее умолкнуть, а экран — исчезнуть.
Ленин попытался изобразить недоумение:
— А, собственно, какое отношение… — начал он, но фараон недовольно повел головой и телохранители тряхнули Ильича за плечи так, что клацнули зубы. «Игра проиграна», — обмерев, понял он.
— Я знаю, кто помрачил твой ум, Ич, — презрительно сказал Хуфу. — Это вавилонский халдей, что строит мне козни уже много веков подряд. Теперь он вообразил, что может заманить меня в ловушку с двух высоких башен. Ты видел, что с ними сталось. По моему указанию они только что обращены в пыль. Что касается халдея, он понесет жестокое наказание. Его родину, так страстно любимый им Вавилон сотрут с лица земли. Писец!
Сидящий слева от подножия трона бритоголовый юнец встрепенулся, проворно расправил кусок папируса на низеньком столике и обмакнул палочку в бронзовую чернильницу.
— Пиши. Я, божественный сын Амона Ра, великий Хуфу приказываю и повелеваю, — писец быстро завозил палочкой, высунув от усердия кончик языка. — Не позднее окончания сезона тему 2003 преданному рабу моему Джорджу собрать армию и, присовокупив к ней армии преданных вассалов моих, вторгнуться в Вавилон… Как он там сейчас именуется?
— Ирак, о Светозарный, — угодливо подсказал юнец.
— …в Вавилон, открой скобки, Ирак, закрой скобки. И, обратив жителей его в страх, повелеваю захватить города его, и села его, и колодцы его, и скот его, — Хуфу прокашлялся, очищая горло, — и нефть его, и вышки его, и НПЗ его, и прочее добро. Тех, кто попытается противиться воле моей, уничтожить и обратить в прах. Тех, кто покорится воле моей, миловать, даруя жизнь. Царя вавилонского, в скобках иракского, как он там… Гусейн? Хосайн? Который с усами…
— Хусейн, о владыка, — опять поспешил с подсказкой писец.
— …Хусейна, повелеваю схватить живым и публично казнить, дабы негодным рабам был дан урок не противиться воле фараоновой, ибо только она дарует миру истинный порядок и процветание. Операцию назвать… — фараон немного пожевал губами, — Как мы там ее планировали назвать?..
— «Шу и Сехмет», о великий! — пискнул писец.
— Верно, «Шок и трепет», — повторил глуховатый фараон. — И вот что. Возьмешь у хранителя мешок золотых, чтобы свиньи, едящие у меня с руки, в своих говорящих ящиках объяснили черни, что война в Вавилоне есть война за свободу и демократию. — Произнеся слово «демократия», фараон скривился, словно разжевал черного таракана. — Для этого следует дать им заранее заготовленные…
— Уже все сделано, о повелитель! — поклонился писец.
— Покажи.
Юнец вскочил и развернул перед фараоном длинный папирус.
— Тут для «Би-би-Си», это для «Си-Эн-Эн»… — торопливо забормотал он.
Фараон близоруко прищурился, явно не разобрал написанное без очков и величаво махнул рукой:
— Я доволен тобой. Можешь идти.
Пятясь вертлявым задом, юнец поразительно быстро выскользнул из камеры. Забытый Ленин заерзал на краешке саркофага. Он бы с удовольствием последовал за писцом.
— Ну что, Ич? — обернулся к нему фараон. — Считаешь меня исчадьем тьмы? Демоном, сеющим разрушение. Так? Отвечай — не бойся. Клянусь Ра, что твоя откровенность ничем тебе не грозит.
Терять было нечего. Позорное разоблачение не оставляло ровно никаких надежд.
— Да, товарищ Хуфу — считаю! — с отчаяннной храбростью нежильца выпалил Ильич.
Фараон не удивился.
— Я так и думал. А почему?
— Потому что мир, который вы хотите восстановить, не имеет исторического права на существование. Потому что единственно правильный путь широких народных масс — это диктатура пролетариата.