Фауст

Версия Видмана, последовательно переработанная в более читабельные произведения – сначала Иоганном Пфитцером (1674), а затем анонимным автором (1725), позднее вдохновила Гёте. Знаменитое произведение Марло было также навеяно публикацией английской редакции книги Шписа. Автор перевода, изданного в Лондоне в 1592 году, подписался лишь двумя первыми буквами – P.F. и таким же кратким обозначением рода занятий – Gent (то есть джентльмен). Кем он был на самом деле, осталось неизвестно. Впрочем, автор не ограничился простым переводом. С обычным для Елизаветинской эпохи ухарством и напором P.F. написал весьма свободный – или, точнее, значительно адаптированный текст. Переводчик частично опустил скучный теологический материал и внёс в текст много новых подробностей и описаний. В частности, P.F. приводит в книге нелестные высказывания о немцах.

В этом потоке разнообразных историй, многие из которых повествовали о других магах, живших в разные времена, встречались упоминания о событиях, современных Фаусту, в которых он, как считалось, участвовал – или вполне мог участвовать. Важно, что истории, нередко отбрасываемые как «легенды» или заведомая неправда, на самом деле описывают не только то, что приписывали магам, но, что гораздо важнее, рассказывают о том, что заявляли сами маги. Как мы увидим, многие легенды о магах, и о Фаусте в частности, нередко происходят или развиваются параллельно их собственному дискурсу, то есть сродни текстам, написанным магами или от имени магов.

В конце концов, известно огромное количество работ, авторство которых приписывали Фаусту. Первой из этих работ считается книга магических заклинаний Doctor Faustens dreyfacher Höllenzwang («Фаустово тройное заклятие адских духов»), по мнению многих изданная неправдоподобно рано – в 1407 году, в Пассау. В список литературы включено 18 ссылок, относящихся к этой книге, но можно насчитать ещё больше. Наиболее обстоятельное исследование обнаружило целых 45 рукописей и ещё 40 печатных изданий, не все из которых дошли до нашего времени{14}. Хотя центрами их происхождения и распространения чаще всего были Лион, Пассау и Рим, некоторые работы, как ни удивительно, выходили в Лондоне и Виттенберге.

Неотъемлемой чертой «фаустовских» книг и руководств по магии всегда было драматическое название. Настойчивое и частое применение таких словосочетаний, как, например, «тройное заклятие адских духов» или «чёрный ворон», подчёркивает, что эти определения имеют почти такое же значение для идентификации определённого магического дискурса, как и имя предполагаемого автора. Хотя эти тексты представляют огромный интерес для изучения жизни и карьеры Фауста – вместе с тем совершенно очевидно, что они написаны более поздними авторами, извлекавшими из легенды практическую выгоду.

В большинстве текстов используется более поздняя форма имени Иоганн либо его вариации, но никогда не используется имя Георгий, что предполагает более позднюю дату написания, то есть после 1538 года. В большинстве текстов имя Фауста применяется способом, чуждым по-настоящему аутентичным работам (к примеру, Агриппа отнюдь не назвал свою наиболее известную работу «Книгой Корнелия Агриппы об оккультной философии»). Обычно такие приёмы служат для возбуждения интереса читателя, демонстрируя то, что сегодня называют «привязкой к имиджу знаменитости». Самая ранняя печатная работа выпущена в 1607 году, в то время как наиболее старая рукопись датируется примерно 1650 годом. Исследование древних рукописей позволяет отнести большинство упомянутых работ к XVIII веку. При этом основная масса печатных изданий входит в обширный сборник антиквара Иоганна Шайбля Das Kloster, изданный в 1845–1849 годах. Наиболее интересные тексты будут обсуждаться по мере их появления в хронологии Фауста, что позволит увидеть фаустовский литературный жанр в развитии и одновременно в связи с жизнью предполагаемого автора.

В том, что касается Фауста, следует с осторожностью относиться ко всем дошедшим до нас источникам. Отличить реальную историю и легенду можно путём проверки, но в нашем случае доказательство будет полностью зависеть от сказанного, написанного – или от того, что мы сумеем прочесть между строк. Поскольку мы вряд ли обнаружим достаточное количество надёжных фактов (такие факты нечасто встречаются в жизни реального человека), то наша работа будет также состоять в рассмотрении вероятных событий.

Современные и околосовременные Фаусту источники в основном были написаны учёными, высоко ценившими доверие людей своего круга. Хотя возникает искушение положиться на их мнение, всё же очевидно, что при случае они не гнушались разрушить чужую репутацию – особенно это касается авторов, находившихся под влиянием Тритемия. Поскольку они апеллировали к чувствам читателя, их аргументы против Фауста выглядели необъективными. Фауст олицетворял мировоззрение, противоречившее взглядам этих авторов, и, хотя никакого «заговора» против Фауста не существовало, они представляли группу, по-настоящему сплочённую против чужака. Происходившее напоминало общее негодование в отношении Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гогенхайма (1493–1541) – знаменитого врача, получившего известность под именем Парацельса.

Сегодня нелегко разглядеть образ Фауста в смешении более поздних легенд об этом человеке. Мифы о Фаусте росли, как сорная трава, на протяжении всей его карьеры. Мне следовало это знать. Такое происходило и в моей карьере, хотя не так часто, как у Фауста. Это началось в конце 1990-х. Однажды мы решили собраться в саду, чтобы отметить день рождения вместе с соседями. На таких встречах всегда задают вопрос: «А чем ты занимаешься?» Разумеется, я рассказал любопытным, что пишу диссертацию о современном колдовстве. На следующий год, когда мы встретились по тому же поводу, один из гостей сказал своей соседке, что нужно вести себя осторожнее, раз под боком живёт «волшебник». За какой-то год совершенно безобидный разговор о чисто научном исследовании сделал из меня практикующего мага. Если учёный так легко превращается в мага в наш просвещённый век, то как обстояло дело 500 лет назад, в эпоху, когда всех заботили происки дьявола? Именно это последнее соображение заставляет нас быть внимательными к проблемам дешифровки жизни Фауста.

При написании этой биографии я использовал новый подход. В отличие от других исследователей, я старался по возможности рассмотреть Фауста и его мир с позиций мага, а не с позиций современного филолога. Здесь я хочу особо упомянуть Е.М. Батлер из Кембриджа, написавшую самое первое исследование по этой теме, в котором она заняла позицию скептика, но некритически подошла к источникам, что придало работе саркастическую и пренебрежительную окраску.

Это вовсе не значит, что я не ищу рациональных объяснений – особенно как средства для современного понимания сложного мира тех давних времён. Почти всё, что предположительно совершил Фауст, можно интерпретировать как фокусы – и в его эпоху определённо существовали такие приёмы. Хотя сегодня мы значительно лучше представляем, как работает маг, развлекающий публику, в XVI веке лишь немногие посвящённые знали, что подобный обман был чем угодно, только не показом «настоящей» магии сверхъестественного. В Египте до сих пор исполняют фокус с превращением жезла в змею, который использовали Моисей и Аарон, чтобы изумить фараона, – и никто не считает это чудом. По-видимому, когда мы читаем, как Фауст внушил людям, что их носы – это виноградные грозди, мы или можем считать это вымыслом, или должны признать, что сегодня такое по силам любому артисту – гипнотизёру и, следовательно, Фауст тоже мог исполнить такую иллюзию. Как Парацельс, так и Мишель Монтень (1533–1592) были уверены в несомненной магической силе воображения. Фауста нельзя рассматривать как Копперфильда или Блейна XVI века, поскольку его предполагаемое искусство оказалось заведомо выше уровня ярмарочного фокусника, что выводило его на передний край «науки» того времени, в том числе – герметизма, алхимии и астрологии, и напрямую сталкивалось с представлением о реальности, диктуемым церковью.