Прежде чем проститься

«Интересно, какие из воспоминаний о матери действительно мои, а какие я слышал от других, но привык считать своими?» Дэн часто задавал себе этот вопрос. Совместной жизни с отцом он не помнил; тот ушел из семьи, когда Дэну было всего три года. К счастью, после исчезновения матери он не стал добиваться опеки над сыном. Единственный отцовский поступок, за который Дэн не кривя душой мог бы сказать ему спасибо.

Дед и бабушка относились к Престону Майнору весьма неприязненно, однако никогда не настраивали внука против собственного отца.

— Увы, Дэн, слишком много браков распадается, — говорили они подросшему внуку. — Иногда желание расторгнуть брак бывает взаимным, и тогда супруги расстаются с легким сердцем. Но гораздо чаще для кого-то из супругов это оказывается громом среди ясного неба и вызывает душевную травму. Время излечивает подобные травмы. Наверняка и твоя мать сумела бы оправиться после развода. А вот после случившегося с тобой она так и не смогла оправиться.

«Откуда у меня такая уверенность, что мать захочет жить вместе со мной?» И этот вопрос Дэн тоже часто себе задавал. Он знал: есть категория людей, предпочитающих жить на улице. Они не желают возвращаться к привычной жизни и даже тяготятся ею. Дэну хотелось верить, что его мать не такая. В этом его убеждали скупые сведения, которые сумел добыть нанятый тогда частный детектив. Оказалось, его мать периодически занималась социальной работой — обслуживала одиноких стариков. Те были очень довольны: заботливая, всегда выслушает. Потом Квинни одолевала депрессия, она начинала пить и уходила на улицу. Так повторялось несколько раз.

Частный детектив беседовал с социальной работницей, у которой однажды был долгий разговор с Квинни... Потягивая вино, Дэн вспоминал ответ своей матери. Когда та женщина спросила ее о самом заветном желании, она ответила: «Освободиться от груза прошлого».

От груза, который она сама на себя взвалила и который столько лет давит ей на плечи.

Зазвонил телефон. Дэн подошел к аппарату и взглянул на определитель номера. Звонила Пенни Мейнард, модельерша, жившая на четвертом этаже. Несколько раз они встречались в лифте и перебрасывались обыденными фразами. Пенни была примерно того же возраста, что и Дэн. Миловидная, чуть полноватая женщина. Дэн даже подумал, не познакомиться ли с ней поближе, но затем оставил эту идею. Еще в подростковом возрасте он вычитал в какой-то книге совет: «Постарайтесь не заводить близких отношений с соседями по дому. Тем самым вы избежите многих неприятностей». Наблюдая жизнь своих друзей, Дэн не раз убеждался в справедливости этого совета.

Сейчас Дэн решил не брать трубку, а выслушать сообщение, оставляемое на автоответчике. После щелчка раздался голос Пенни:

— Привет, Дэн. Я знаю, что вы сейчас дома. Ко мне зашли соседи. У них есть дети; к счастью, здоровые. Но они все равно решили, что пора бы познакомиться со своим соседом-педиатром. Милости прошу ко мне. Если вы заняты, обещаю: больше чем двадцать минут вашего драгоценного времени мы не украдем, если, конечно, вы не захотите остаться на мой фирменный «макаронный ужин».

В квартире Пенни слышались голоса. Дэн вдруг обрадовался неожиданному приглашению.

— Спасибо. С удовольствием приду, — сказал он, взяв трубку.

Соседи, захотевшие с ним познакомиться, оказались вполне приятными людьми. Дэн остался на «макаронный ужин» (Пенни мастерски умела готовить) и вернулся к себе только перед десятичасовым выпуском новостей.

Первым показали фрагмент о поминальной мессе по Адаму Колиффу — архитектору, погибшему на прошлой неделе на борту своей взорвавшейся яхты. Видеоряд комментировала Розанна Скотто с телеканала «Фокс-ньюс»: «Как вы, наверное, знаете, ведется расследование обстоятельств взрыва, погубившего Колиффа и еще троих... Думаю, этого человека, идущего рядом с вдовой Колиффа, вам представлять не надо. Да, это Корнелиус Макдермотт. Легендарный политик, который почти пятьдесят лет заседал в Конгрессе. Ходят упорные слухи, что теперь это место намерена занять его внучка Нелл. Боб Горман, нынешний конгрессмен от Центрального Манхэттена, по истечении срока решил уйти из политики».

Почти весь экран заняло лицо Нелл, показавшееся Дэну очень знакомым. «А ведь я ее знаю, — подумал он. — Лет пять назад мы встречались на приеме в Белом доме. Она тогда была с дедом, а я сопровождал дочку конгрессмена Дейда».

Дэн вспомнил их недолгий разговор с Нелл. Они выяснили, что оба являются выпускниками Джорджтауна. С трудом верилось, что за эти годы она успела выйти замуж, овдоветь и теперь готовилась начать собственную политическую карьеру.

Нелл великолепно держалась, но ее глаза были полны боли. Дэн с трудом узнавал в ней прежнюю, беззаботно смеющуюся женщину, которую встретил тогда на приеме.

«Обязательно пошлю ей письмо с соболезнованием, — мысленно пообещал он себе. — Вероятно, она меня уже забыла, но я все равно это сделаю. Она ведь так страдает. Должно быть, этот Адам Колифф был замечательным человеком».

16 ИЮНЯ, ПЯТНИЦА

33

Квартира, в которой Уинифред Джонсон прожила почти всю свою жизнь, находилась в доме на углу Амстердам-авеню и Восемьдесят первой улицы. Нелл условилась с дедом, что они встретятся в десять утра прямо в парадной.

— Остатки прежней роскоши, — сказала Нелл, поздоровавшись с Маком.

Макдермотт огляделся. И парадная, и сам дом знавали лучшие времена. Мраморный пол покрывали пятна, в светильниках горели тусклые лампочки. Вся мебель перед столиком консьержа состояла из двух протертых кресел.

— Мать Уинифред сегодня утром звонила управляющему и предупредила о нашем приходе, — сказала Нелл консьержу, который явно выполнял здесь несколько обязанностей сразу.

Консьерж кивнул и указал им на единственный лифт.

— Нелл, по-моему, мы совершили громадную ошибку, отправившись сюда, — сказал Корнелиус Макдермотт, когда кабина старомодного лифта, поскрипывая, везла их на пятый этаж. — Не берусь гадать, чем окончится расследование, которое затеяла окружная прокуратура, но если Уинифред была причастна к взяткам или что-то знала о них, и если...

Он осекся.

— Мак, только не вздумай сказать, что Адам тоже был причастен к взяткам или замешан в мошенничестве, — сердито предупредила деда Нелл.

— По-моему, я ничего такого не говорил. Ты не дала мне докончить фразу. Я хотел сказать: если прокуратура сочтет нужным произвести обыск в квартире Уинифред, получится, что мы сунули туда нос раньше их.

— Мак, прошу тебя, — одернула деда Нелл, стараясь не показывать своего раздражения. — Нас с тобой всего-навсего попросили помочь. Миссис Джонсон очень боится, как бы ей не пришлось покинуть этот пансион. А ей там хорошо. Ты бы ее видел. Совершенно беспомощная, никому не нужная старуха. Вдобавок с тяжелым характером. Она очень давно страдает ревматоидным артритом. Думаю, если бы меня столько лет мучили боли, мне бы тоже было не до лучезарных улыбок.

Они вышли из лифта.

— Нелл, мы с тобой никогда не лукавили, — сказал Мак. — Можешь отрицать, но я вижу еще одну причину твоего визита в эту квартиру. Ты надеешься найти в бумагах Уинифред нечто такое, что в случае чего делало бы главной взяточницей ее и одновременно обеляло Адама.

Коридор был столь же запущенным, как и парадная.

— Какая у них квартира? — спросил Мак.

— Пять «Е», — ответила Нелл и полезла в сумочку за ключами, которые ей дала миссис Джонсон.

— А замочки-то простенькие, — усмехнулся Мак. — Двойной и секретный, в котором никаких секретов. Профессионалам и отмычки не нужно; достаточно простого консервного ножа.

Нелл открыла дверь. Изнутри пахнуло затхлостью нежилого помещения. Странно: Уинифред погибла всего неделю назад, а казалось, квартира пустует уже давно.

Нелл зажгла свет. Почти у самой двери, на столике, стояла ваза с пыльными засушенными цветами. Такие букеты продавались во всех бакалейных магазинах. Прихожая была не слишком просторной. Двойные застекленные двери вели в гостиную — длинную, узкую и весьма унылую комнату с истертым персидским ковром на полу. Вдоль одной стены стояли старый диван, обитый красным бархатом, и такое же кресло, а вдоль другой — пианино и стол, очень похожий на столы в старых библиотеках.