Черчиль

Среди его коллег не было никого, кто мог бы более живо совместить очарованность прошлым и понимание настоящего. Он больше наслаждался практическими, чем отвлеченными вещами. Его страсть к преемственности совмещалась с интересом к современности; это была та самая комбинация, из-за которой было невероятно трудно втиснуть его образ в рамки какого-либо стереотипа. Он также увлекался автомобилями, и особенно гордился тем, что для принятия назначения сам вел из Шотландии свой красный «Напье» стоимостью 610 фунтов стерлингов, который был доставлен ему в Балморал. Его военное прошлое всегда давало ему уверенность в разговорах о вооружении. Как только представилась такая возможность, он посетил подводную лодку и казался неподдельно заинтересованным в том, чтобы узнать, как она работает. Он стремился как можно больше узнать об аэропланах и, к вящей тревоге своей жены, множество раз поднимался в воздух. Он справедливо мог требовать того, чтобы узнать сложности и радости полета, и, как он выражался, стоял на позиции — «понимать все вопросы политики, которая в недалеком будущем поднимется во весь рост». Его аппарат и сослуживцы быстро осознали, что военно-морской министр не испугается трудностей, если он поставил себе цель узнать правду.

Такое обстоятельство одновременно приветствовалось и не приветствовалось среди адмиралов, с которыми ему приходилось иметь дело. Его увлеченность деталями была одновременно и вдохновляющей, и надоедающей. Много раз бывали случаи, когда офицеры чувствовали, что он слишком далеко зашел в своей критике и замечаниях в ходе своего визита. Хотя, когда становилось понятно, что он заботится о благосостоянии военно-морского флота в целом, злость часто подавлялась. Он интересовался своевременностью выплат и предпринимал меры по реформированию устаревшего кодекса флотской дисциплины. Таким образом, налицо была преемственность отношений, которые он утверждал на предыдущих постах.

Такая известность его заботы немного помогла ему на высшем уровне. В итоге Черчилль знал, что ему придется немало намаяться с адмиралами и жить так, как от него ожидали. Встреча КОИ 23 августа, которая ускорила его назначение, обнаружила неспособность (произрастающую из недостатка желания), при возникновении необходимости, переправить шесть дивизий во Францию. Казалось необходимым создать Военно-морской штаб, но он встретился с противодействием пожилого Первого лорда по морским делам, сэра Артура Уилсона. Черчилль решил убрать Уилсона с поста, но вопрос такой замены немедленно привел его к проблемам власти и ответственности. Он решил, что необходим Военно-морской штаб, и, по трем отделениям, он должен был действовать под началом Первого лорда по морским делам в начале 1912 года. Тем не менее вопрос стоял шире. До какой степени гражданский министр способен будет принять на себя его ответственность? Черчилль ясно дал понять, что не передаст адмиралам столько власти в принятии решений, сколько они надеялись получить. Не было необходимости говорить, что Черчилль не принимал таких решений с кондачка. В течение нескольких предыдущих лет он завязал замечательные дружеские отношения с такой деятельной фигурой, как сэр Джон Фишер, от которого он также перенял по мелочам многие взгляды изнутри на проблемы Королевского ВМФ. Думать о том, чтобы вернуть его на замену Уилсону, было искушением, но Черчилль понимал, что это не тот человек, чтобы играть вторую скрипку. В дополнение к этому, назначение Фишера только разбередит старые раны и обновит вражду с его оппонентами. Черчилль решил назначить Первым лордом по морским делам сэра Френсиса Бриджмана, и принца Луи Баттенбергского — Вторым лордом, имея в виду перспективу их замены, которую утвердил лишь на следующий год. Эти и другие решения пополняли все увеличивающийся список адмиралов, пребывавших не в духе. Поскольку была общая критика, она основывалась на том факте, что Черчилль казался принимающим скоропалительные решения о людях, и без соответствующего расследования.

Безжалостная перестановка военно-морским министром руководства ВМФ была пока что самым заметным проявлением власти в его карьере. Его дерзость могла рикошетом ударить по нему самому, если ему не удастся убедить как его коллег, так и широкую публику, в том, что флот находится в безопасности. Он определенно выбросил за ненадобностью свое прежнее противостояние расходам на ВМФ. Когда он менял позицию, казалось, он делал это скорее эффективным скачком, чем ненавязчивой переменой. «Сам характер немецкого флота, — говорил он Комитету по обороне империи 11 июля 1912 года, — показывает, что он был создан для агрессивных и оскорбительных действий самого широкого характера в Северном море и Северной Атлантике». На публике, в Глазго и где бы то ни было, он подчеркивал, что британский военный флот был необходимостью, германский же нет. Это была постоянно повторяющаяся тема, хотя он так же безуспешно вынашивал идею «военно-морского праздника». Морская политика неизбежно взаимодействовала с внешней политикой, и в общем Черчилль был согласен с широкими линиями, предложенными Греем. Он хорошо знал о планируемом в 1912–1913 годах размещении британских войск от Средиземного до Северного моря. Как министр иностранных дел делал это по всеохватывающему кругу политических вопросов, Черчилль старался отыскать такое устройство дел, посредством которого британские и французские военно-морские силы будут взаимодействовать в случае войны; обещания, что Британия немедленно вмешается, дано не было. Однако на будущее он тоже готовил некоторые «обязательства чести».

Это были широкие стратегические вопросы, но война могла быть выиграна или проиграна из-за мелочей. Именно из-за того, что он погрузился в них до необыкновенной степени, в его записях присутствовали особые похвала и критика. На генеральном уровне о нем можно было сказать, что он ввел ту степень срочности, которая ранее была упущена. В частности, он мог требовать предоставления кредита на постройку быстроходных боевых кораблей с пятнадцатидюймовыми орудиями на борту, жизненно необходимых для флота. Он так же быстро понял необходимость замены кораблей с угольными топками на дизельные, и, через Англо-Персидскую нефтяную компанию, обеспечить источник заправки. С позиций бюджета, недочеты британских снарядов, торпед и артиллерии отчасти вообще могли быть отнесены к его желанию поскорее увидеть продукцию на испытаниях. Военно-морской штаб едва ли встанет с кровати, пока не грянет война, — но это была вина не Черчилля.

В общем, к 1914 году он поставил рекорд, которым мог гордится; — если допускались его предположения о вероятной войне. Однако это был тот случай, когда существенная часть Либеральной партии не желала принимать такую вероятность. Таким образом, Черчилль не только сражался против разнообразных составляющих флота, но и против структур своей партии. Это было особенно заметно в битвах вокруг последних двух смет по ВМФ перед войной. В это время он был в конфликте с Ллойд Джорджем в особенности, но министр финансов, казалось, конспектирует настроения момента — и Черчилль вряд ли мог надеяться победить.

Не было сомнений в том, что военно-морской министр продемонстрировал огромную энергию и трудолюбие. Тем не менее это несколько компенсировалось, хотя такие компенсации навлекли на вето огонь критики. «Чаровница», адмиралтейская яхта, имела и другие цели, кроме простой доставки военно-морского министра с одной базы флота на другую. Звонить Ллойд Джорджу оказалось возможным не только для того, чтобы пригласить его в Крисси, но и в круиз по Средиземноморью. «Панч» освещал эти увеселительные прогулки без особой жестокости, но «Нэйшнл ревью», страж экономики, желал знать, сколько было сожжено угля, съедено омаров и выпито больших бутылок шампанского. Черчилль не побеспокоился о том, чтобы снабдить их этой информацией.

Кроме видимых моментов отдыха, преданность Черчилля ВМФ неизбежно вызывала некоторую критику. «Он слишком сосредоточен на своем особом ведомстве», — писал газетный владелец лорд Риддел в своем дневнике в декабре 1912 года[30]. В действительности, хотя ВМФ занимал большую часть его времени, не в его характере было не оставлять без внимания все остальные вопросы. Было бы удивительно, если бы сын его отца мог позволить себе забыть об Ирландии. На заре его карьеры члена парламента от либералов, когда предпринималась «шаг за шагом» более чаи исчерпывающие ирландские меры либералов, его оговорки о праве Ирландии на самоопределение не выделялись из общих радов. Между 1908 и 1909 годами ему случалось высказывать большую симпатию самоуправлению Ирландии, хотя он не ставил под вопрос верховенство парламента Империи. Он казался воодушевленным примером южноафриканской стычки, чтобы полагать, что между Британией и Ирландией может быть достигнут удовлетворительный modus vivendi. Он также не упускал из вида избирателей ирландского происхождения в тех избирательных округах, которые ожидал представлять.

30

Рандолф С. Черчилль. Уинстон С. Черчилль. Т. Н. Юный государственный деятель. 1901–1914. Лондон, 1967. С.607.