Вампир

— Было таким же действительным фактом, как и твоя встреча с ней. И ты ее видел, и среди нас она была.

— Значит, она раздвоилась на две совершенно тождественные личности? Не насмехайся надо мной, не убеждай, ведь это противоречило бы всему, что мы знаем, и было бы кощунством против разума! — кричал раздраженно Зенон.

— Чему бы противоречило? Нашему знанию и разуму? А что же мы знаем? Ничего! Мы утонули в глупых, ничего не объясняющих фактах, за которые мы держимся, как за перила над бездной, не смея пошевелиться, не смея даже подумать, что можно броситься в бездну и не погибнуть, не пропасть, а, наоборот, там найти единственную правду — человеческую душу.

— Оставим этот разговор, я сегодня не могу спорить с тобой, я так утомлен и обессилен, что упал бы как камень сквозь экзотические туманности твоих гипотез. Я — человек, верящий исключительно действительности, доступной моим внешним чувствам.

— Есть только одна действительность — Душа. Все остальное — только тень, падающая от нее в бесконечность, привидение и самообман.

— Эхо учений Магатмы Гуру! — шепнул недружелюбно Зенон.

— Да, я его ученик и поклонник.

— Боже мой, никогда человек не может обойтись без наставников!

— Потому что человек должен иметь спасителей, если он не остается только чандалой, только зерном в той массе человеческой икры, из которой, может быть, только со временем вырастут священные цветы духа. Гуру спас меня, я вновь родился из его мудрости, я был слеп — и прозрел, я был лишь труп человеческий, а он меня вывел из мертвых на дышащие лотосом берега вечной, единой правды. И вот я весь принадлежу ему и со счастливым смирением и гордостью говорю тебе об этом.

— Пойдешь за ним? — спросил Зенон, с дрожью ожидая ответа.

— Да, я уже не оставлю его до того дня, в котором «стану и буду».

— И ты мог бы отречься от отечества и своих близких?

— Отечество души — «он», желание и цель ее — успокоиться в «нем».

Зенон не ответил и сидел робко, удивленно поглядывая на друга.

Они вышли из вагона и прошли несколько пустых улиц в совершенном молчании. Прощаясь на лестнице гостиницы, Джо задержал руку Зенона в своей и, наклонясь, значительно прошептал:

— Советую тебе: опасайся мисс Дэзи!

И быстро удалился.

— Почему? — крикнул Зенон, потрясенный до глубины души его зловещим тоном, но Джо исчез без ответа в длинных и уже темных коридорах.

V

Они остались одни в читальном зале.

Зенон страстно ждал этого мгновения, сам не зная зачем, а когда оно наступило, когда дверь захлопнулась за последним оставившим комнату пансионером, его объял страх и беспокойство. Поднявшись с места, он начал нервно ходить по комнате, чувствуя сильное внутреннее раздражение и будучи не в состоянии произнести ни одного слова. В этот мучительный миг ему нечего было сказать, он только сознавал, был уверен, что теперь он стоит перед чем-то таким, что неожиданно всплывает на поверхность молчания. И в то же время он не ждал ничего определенного.

Еще полчаса тому назад, во время шумного и довольно банального разговора, поднявшись, чтобы уйти, он прочел в ее взгляде совершенно ясное приказание остаться и остался, несмотря на настойчивые приглашения Джо. Он ждал, дрожа внутренней мучительной дрожью неуверенности, которая, как змея, обвивает сердце холодными кольцами, медленно давит и пьет всю кровь и все мысли.

Мисс Дэзи, как бы не обращая на него внимания, играла какую-то тихую сложную мелодию, а он все ходил, слоняясь вокруг расставленной мебели, иногда смотрел в окна на серый, грустный день, смотрел, ничего не видя, всему далекий и чужой, прислушиваясь только к росистому водопаду все затихавших звуков, или же, вырываясь из-под их очарования, глядел на ее рыжие, словно из меди выкованные, волосы и на белые длинные руки, скользившие по клавишам, как сладостный сон.

Она играла не останавливаясь, поворачивая иногда бледное задумчивое лицо, и тогда их глаза встречались на одно мимолетное, неотразимое мгновение. Кованные из холодного и твердого сапфира стрелы ее глаз пробивали насквозь его душу, и он вздрагивал и останавливался, так как ему казалось, что уже наступает то мгновение, когда исполнится какое-то ожидание, откроется тайна... Но она продолжала играть.

Его раздражение и беспокойство возрастали, он снова кружил по комнате, подстерегая каждое движение ее головы, каждый ее взгляд, который был все так же холоден, пронизывающ и безмолвен.

Уже несколько раз вспыхивало в нем возмущение, он решительными шагами приближался к дверям, намереваясь уйти, он не мог этого сделать.

Так проплывали долгие, долгие минуты молчаливого ожидания.

Незаметно сумерки стали задергивать дневной свет своей пепельной пылью, обволакивать все пеленой сонной задумчивости, гасили краски и сияния, ложились пушистым, колеблющимся, густым туманом.

Зенон, усталый, обессиленный, упал в кресло и сидел неподвижно; беспокойная тишина, молчание, звучавшее еле слышными тонами, ударяли его, как молотком, отнимали силы и пропитывали непонятной грустью.

Нет, он не мог уйти. Он сидел, точно прикованный невидимыми крепкими узами к этому силуэту женщины, уже едва различимому в сгущавшемся сумраке, и сам постепенно впадал в состояние сонного, немого омертвения, полного грусти и странных, расплывающихся во мраке привидений.

Комната становилась похожей на морское дно, где сквозь темно-зеленые колеблющиеся слои воды скользят едва заметные очертания неузнаваемых вещей, блики потускневших красок, неуловимые колебания контуров, водовороты теней, застывшие пятна серого вечернего мрака, а откуда-то, как бы с далекой и шумной поверхности, струятся приглушенные звуки и падают тяжелыми каплями на его усталую душу, ударяют неустанно, неуловимо, и каждая капля — как острая стрела, и каждая наполняет его грустью и едкой тоской.

Спустя некоторое время он очнулся и поглядел вокруг. Сумерки становились ночью, комнаты почти совсем не было видно, только зеркала глядели на него как пустые, засыпающие глаза, а большая пальма, стоявшая на столе посредине комнаты, обрисовывалась призрачным контуром на синем полусвете окон, медленно скрывавшихся под мертвыми ресницами теней.

Мисс Дэзи уже не было видно во мраке; она все еще играла, но как-то сонно, безучастно. Зенон быстро поднялся с решительным намерением заговорить с ней, но раньше, чем он произнес слово, ему явилась неожиданная, отрезвляющая, как удар кнута, мысль, что ее повелительный взгляд, быть может, говорил только то, чего он сам тайно желал, что, может быть, это не произойдет ни сегодня, ни завтра, никогда, а он, как глупец, ожидал с дрожью любопытства и страха...

Ведь она очень часто приходила играть в читальный зал и, случалось, играла по нескольку часов не переставая, — и сегодня сделала то же, не обращая на него внимания, может быть, даже сердясь за то, что он мешает ей своим присутствием.

Зенон ощутил горький вкус разочарования и глубокое недовольство собой и возможно тише, с чувством неловкости, вышел из комнаты.

Он занимал квартиру по тому же коридору во втором этаже. Когда он открывал свою дверь, послышался сдавленный, протяжный вой Ба, и спустя мгновение мисс Дэзи прошла мимо, как бы совершенно не замечая его, хотя он стоял в ярком свете лицом к ней.

Этот слепой взгляд так неприятно и больно задел его, что он, входя к себе, с досадой хлопнул дверью, сразу же зажег электричество, так как не выносил темноты, и стал дрожащими руками распечатывать письмо, которое ожидало его на письменном столе с самого завтрака.

Письмо было от Бэти, но он ничего не понимал, читая его, не мог связать слов и уловить содержание. Нервничая все больше, он небрежно отбросил письмо в сторону и пошел к двери, решив выглянуть в коридор, уже пустой и тихий.

Теперь Зенон был вполне уверен в том, что тогда ошибся, и это причиняло ему такую досаду, что он долго не мог успокоиться.

«Да и что же она могла мне сказать? Зачем могла желать остаться со мной вдвоем? Иллюзия, и ничего больше! В этом сумасшедшем доме и я уже начинаю галлюцинировать!» — подумал Зенон и, заметив опять письмо Бэти, стал пробегать только глазами страницу за страницей, нисколько не растрогавшись нежным щебетанием невесты: вся его душа была полна воспоминанием о той. По прочтении письма он решил сейчас же ответить, даже написал заглавие, но ему попросту не хватило содержания, он не знал в эту минуту, что сказать, и вдруг почувствовал непреодолимое желание уйти в город, пошататься по людным и шумным улицам, затеряться в толпе; но раньше, чем он успел сделать это, служитель доложил, что его желает видеть мистер Смит.