Страница 98 из 112
Швыдкой Михаил Ефимович - специальный представитель Президента России по международному культурному сотрудничеству. Родился 5 сентября 1948 г. в г. Кант (Киргизия). В 1998-2000 гг. — председатель ВГТРК В 2000 - 2004 гг. - министр культуры РФ. В 2004 — 2008 гг. - руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии.
— Сейчас модно ставить в пример «свободу» отечественных СМИ 1990-х теперешней «несвободе». Сегодня Вы президент Академии Российского телевидения. В конце 1990-х руководили главным федеральным каналом страны и играли не последнюю роль в информационных войнах того времени. Достаточно вспомнить «человека, похожего на генерального прокурора», показанного всей стране на Вашем ВГТРК. Что можете сказать по этому поводу?
— СМИ, которые имеют хозяина, несвободны всегда. Под хозяином я имею в виду бизнесмена, который вкладывает в СМИ деньги, у которого есть свои хозяйственные интересы... В этом смысле никакой закон о печати, который регулирует взаимоотношения издателя и главного редактора СМИ, никогда не поможет. Да, я был участником всех этих информационных битв 1990-х годов, во всяком случае, в один из самых их напряженных моментов, в 1998 — 1999 годах. ВГТРК, которым я в тот момент руководил, представлял интересы Кремля. Я говорю об этом совершенно спокойно, потому что нашим учредителем и единственным владельцем было государство. Причем в непростой момент. У Кремля, как вы помните, тогда была своя политика, у Белого дома, когда его возглавлял Примаков, — другая... Все это было очень сложно. Телеканалы НТВ и ОРТ играли тогда важную политическую роль, они были заточены под определенные политические силы, то есть это была «свобода» в интересах определенных бизнес-элит. В этом смысле там была дисциплина куда более жесткая, чем на канале «Россия». Поверьте мне.
Что касается пленки про «человека, похожего на генпрокурора», я могу сказать следующее. Естественно, эта пленка тогда была у всех, если говорить честно. И я тогда для себя понимал одну простую вещь: если бы НТВ или ОРТ показали бы эту пленку, их бы засудили. В законе о печати есть пункт, который гласит, что распространение подобного рода материалов в определенных интересах частных лиц является предметом уголовного преследования. В данном случае у нас не было частных целей, потому что мы были государственным телевидением. Поэтому я считал, что если кто-то и может донести эту информацию до общественности, то без последствий это получится только у государственного телеканала...
— ...которым формально являлся на тот момент и ОРТ, Михаил Ефимович. Я верю в ваше личное благородство, но представить себе, что НТВ, пускай даже освобожденный от всяких судебных рисков, стал бы выдавать в эфир такую информацию о Скуратове в той политической ситуации, извините, не могу...
— ...там шла своя битва. НТВ тогда поддерживало Примакова и Скуратова, получая от этого большие дивиденды. Я сейчас не хочу про это подробно говорить. В принципе, эту пленку мог показать любой частный канал, но все частные каналы понимали, чем это грозит.
Я не хочу рассуждать о добре и зле в данной ситуации, я поступил как журналист, которому интересно было дать в эфир материал, который никто не может показать по тем или иным причинам. Или не хочет. Я, конечно, понимал, что этот материал будет сенсационным. И я горжусь, что, похоже, моим лучшим и уж точно самым известным литературным сочинением является ставшая впоследствии крылатой фраза: «Человек, похожий на генерального прокурора». Я ее написал своей рукой.
Касательно вопроса о свободе сегодняшних СМИ... Это вопрос слишком серьезный, чтобы отвечать на него однозначно. Сегодня есть палитра СМИ, которой не было в 1990-с годы. Более того, когда мы говорим об этом диапазоне, нельзя забывать Интернет. Интернет-порталы, интернет-газеты сегодня существуют и свободно, и в интересах своих хозяев. Когда мы говорим о свободе одного СМИ — это одна проблема, а когда мы говорим о свободе медиапространства, то в нем сегодня можно найти все что угодно. Не менее острое и хлесткое, чем в 1990-е годы.
— Действительно Вы не препятствовали появлению на телевидении жесткой эротики, а на кабельном телевидении порно?
— Моя позиция очень проста. У нас страна все-таки еще диковата во многих отношениях... Мы, если угодно, захлебнулись собственной свободой. Зачем придумывать велосипед? Есть нормы, принятые во всем взрослом цивилизованном мире; я не беру исламские страны — там другая норма цензуры, связанная с эротикой, моралью, религиозными вещами... Во всем нормальном христианском мире везде есть кодирование каналов, по которым показывают порно. Везде есть запрет на показ эротики до определенного времени. Согласитесь, и вы, и я сможем пережить эротические передачи совершенно спокойно. А вот детишек, я считаю, да и вообще всех, кто не хочет это смотреть, надо, конечно, беречь. Россия — страна, в которой живут христиане, мусульмане, буддисты, иудаисты, католики... религиозные чувства людей в этом смысле, разумеется, надо уважать. Хотя, еще раз повторяю, я против жестких запретов. Я за регламентацию, которая принята во всем мире, — ничего в этом страшного нет.
— «У Ефремова он оживленно беседовал с Гайдаром и Костиковым, у Дорониной любезничал с Зюгановым, Язовым, Прохановым. В «женском» МХАТе его не остановило даже то, что у входа публику встречал плакат: «Жиды, вон из России!» Про Вас цитата?
— Я такого плаката не видел. А сказать по этому поводу могу вот что... Когда я был министром культуры, я считал, что у меня, как у чиновника, не должно быть эстетических и политических пристрастий. Обо мне все прекрасно знают, что я — демократ-государственник, западник с государственным уклоном. Но когда ты министр культуры, твое ведомство должно поддерживать все, что в рамках
Конституции. Потому что, если мы начнем, работая руководителями каких-то ведомств, делить культуру на своих и чужих — это будет неправильно. Другое дело, что есть опасность, выраженная в вопросе: а судьи кто? Это самое сложное. Но — приведу пример — как министр культуры я сказал, что надо поддерживать журнал «Наш современник», хотя, как вы понимаете, этот журнал не является оплотом русской демократической мысли. А люди из «Современника», которым я помогал, писали на меня доносы президенту.
— «Михаил Швыдкой лучше Геббельса?»
— Конечно, я читал эту книгу. Я даже ее подписывал, дарил своим друзьям и знакомым — специально для этого купил две коробки. Смешно было, когда моей маме кто-то принес эту книгу и, не прочитав ее, заявил: «Вот про Мишу книгу написали». Я сказал: «Мама, выкинь ее, не читай!» Я к таким вещам отношусь очень спокойно. Любой публичный человек должен спокойно относиться к любым нападкам на него, если они исходят от журналистов. У меня есть целый ряд недругов в среде журналистов, которые тупо, регулярно — я знаю, по чьему заказу и зачем — занимаются моим очернительством. За этим всегда есть какая-то цель. Только однажды я подал в суд. На бывшего министра культуры господина Соколова, который обвинил нас, бывшее министерство, в коррупции. Это был единственный случай. Все-таки когда такие вещи говорит чиновник — это уже неприемлемо.
— Правда ли, что Ваш, сформулированный Вами самим, жизненный принцип — насрать в тетрадь?
— Нет, это ошибка. «Насрать в тетрадь»... можно, конечно, шутить на эту тему, но мой жизненный принцип очень простой, если говорить серьезно: поступай по совести, и будь что будет. Во всяком случае, я старался жить так всю жизнь, и этот принцип для меня важен. Все остальное для меня не играет никакой роли. То есть можно, конечно, отшутиться, сказать, что я такой бравый солдат Швейк, который, как известно, был сторонником партии умеренного прогресса в рамках законности.
Я человек во многом компромиссный, проживший в Советском Союзе определенную жизнь и сделавший определенную советскую карьеру. Поэтому говорить о том, что я — диссидент, идущий на баррикады, было бы неправильно. Я, к примеру, был последним партсекретарем журнала «Театр», когда все мои партийцы вышли из партии. Но все же, все же... Главное — живи по совести, и будь что будет.