Страница 28 из 112
Кстати, я получил право выдвигать ученых на Нобелевские премии примерно в 1976 году, поскольку Нобелевский комитет дает это право не только лауреатам, но и просто известным специалистам в тех или иных областях. С тех пор я регулярно получаю от комитета по физике конверт, куда я могу внести свое предложение на премию. А после того, как я стал Нобелевским лауреатом, я могу выдвигать кандидатуры как на премию по физике, так и на премию по химии, на которые я выдвигал и выдвигаю советских и российских ученых, а когда есть возможность — а это всегда помогает, — я выдвигаю отечественного ученого в связке с западным. Я очень надеюсь, что российские ученые еще получат Нобелевские премии. У нас есть достойные этого выдающиеся физики, хотя, откровенно говоря, в основном их работы выполнены в советское время.
— В 1990-е годы в науке возникло новое явление: ею все чаще и чаще стали руководить менеджеры. Правильно ли это было?
— Я могу вам по этому поводу сказать следующее. Когда создавался Госплан в 1920-е годы, на Политбюро обсуждалась кандидатура его председателя. Было два претендента: академик Глеб Максимилианович Кржижановский и Пятаков. Владимиру Ильичу Ленину о них доложили примерно так: Кржижановский блестящий ученый, но к административной работе склонности не имеет, а Пятаков блестящий администратор, но не ученый. Ленин сказал: «Я думаю, абсолютно правильно, если председателем Госплана станет человек, который по-настоящему все понимает, — и пусть им будет Кржижановский, а заместителем к нему поставим этого блестящего администратора Пятакова». Я думаю, что и в постсоветской науке должно было быть именно так.
— Проблемы внедрения научных открытий в жизнь стали главной бедой России на пути к прогрессу или были и в советское время?
— Проблема внедрения была и в советское время. Мы много занимались тем, как бы этот процесс ускорить. На самом деле в тех же Штатах процесс от научного эксперимента, который приведет к созданию нового прибора, до его промышленного выпуска занимает пять, семь, десять лет. Самое страшное в современной России то, что научные открытия и внедрять-то некуда, даже не то что на науку и по сей день дают мало денег — в 3—4 раза меньше по сравнению с советскими временами; я уж не говорю про 1992 год, когда финансирование моего родного физтеха упало в 20 раз! Наша промышленность разрушена, мы перешли в постиндустриальный период, ликвидировав индустрию, поэтому большинство наших научных результатов не востребовано промышленностью и экономикой. Сейчас, правда, начинается процесс восстановления промышленности. Я был очень рад, когда один из промышленных специалистов мне сказал; «Жорес Иванович, на самолетах пятого поколения стоят ваши гетероструктуры! Причем стоят те, которые мы же и изготавливаем в лаборатории».
— Вы были народным депутатом СССР. Но и после развала Советского Союза продолжаете заниматься законотворчеством. Поверили, что сможете помочь науке через парламент 1990-х?
— Да, в свое время я пошел в народные депутаты СССР, но после того, что случилось со страной, у меня становиться депутатом желания не было. Поэтому естественно, что я не участвовал в первых выборах в Государственную думу и дальше не собирался быть депутатом. Когда предстояли выборы во вторую Государственную думу, Виктор Степанович Черномырдин, с которым я много общался по проблемам петербургской науки, обратился ко мне с просьбой войти в предвыборный список созданного движения «Наш дом Россия».
Тут надо сказать, что, когда Виктор Степанович стал премьер-министром, первая его официальная поездка была в Санкт-Петербург, а первая его встреча была в Санкт-Петербургском научном центре Академии наук со всеми членами нашей академии, директорами институтов, с научной общественностью города. Черномырдин в это тяжелое время помогал Академии наук, его отношение к науке — не буду говорить о других областях — было очень хорошим. Я прекрасно помню, как ходил с нашими проблемами в Белый дом, еще не будучи депутатом, и Черномырдин вызвал первого замминистра финансов Андрея Вавилова и сказал: «Ты знаешь этого человека? Когда он к тебе обратится, ты ему поможешь». Но тем не менее в тот раз пришедшим ко мне от имени Черномырдина людям я ответил категорическим отказом войти в «Наш дом Россия». Но случилось так, что в то время я усиленно пробивал строительство научно-образовательного центра, в котором должны были расположиться научные лаборатории, наш лицей, много еще чего. Проект был сделан еще в советское время, площадку под строительство выделила мэрия Санкт-Петербурга 21 августа 1991 года, а в 1992 году в Академии наук я даже уже заложил 1,5 миллиона рублей под строительство этого корпуса. Но вскоре эти деньги превратились в труху. Все мои обращения в правительство, а также к Борису Николаевичу Ельцину не имели никакого эффекта.
В этих условиях ранней осенью 1995 года я встретился с Черномырдиным, который приехал в Санкт-Петербург. Заранее зная, что он приедет, я подготовил целый ряд бумаг по проблемам санкт-петербургских научных учреждений Академии наук. После совещания, которое проводил Черномырдин, он пригласил меня в резиденцию К-2 на Каменном острове, где мы проговорили два с лишним часа. Я отдал свои бумаги, а через пару дней мне позвонил Андрей Вавилов и сказал, что на бумаге по строительству корпуса научно-образовательного центра есть резолюция Виктора Степановича о выделении 40 миллиардов рублей (8 миллионов долларов по тем временам) — такова была сметная стоимость проекта. «Вам перевести деньги в рублях или в долларах?» — спросил Вавилов. Я ответил, что в долларах. Деньги пришли, и мы получили возможность начать строительство. А еще через несколько дней позвонил помощник Черномырдина и спросил: «А как насчет «Нашего дома Россия»?» Я сказал: «Да», потому что не мог в этой ситуации сказать ничего другого. Так я и оказался в Думе.
— Но хотя бы с пользой для науки?
— Наука тогда была в ужасном положении, и мы в Госдуме пытались ее спасти, разрабатывая закон о науке. Но все мои предложения по этому поводу фракция «Наш дом Россия» не поддерживала. Более того, вскоре фракция вызвала меня на свое заседание, чтобы пропесочить за то, что я голосовал за музыку Александрова к гимну России, а не за музыку Глинки. С этого заседания я ушел, заявив, что не желаю присутствовать при рассмотрении персонального дела Алферова. А спустя еще две недели, когда Володя Рыжков, который был у нас руководителем фракции, сказал, что я не имею права подписывать импичмент Ельцину: «Фракция постановила, что тот, кто подписывает, не может состоять в нашей фракции», я сказал: «Замечательно!» — и написал заявление о переходе от Рыжкова-младшего к Рыжкову-старшему во фракцию «Народовластие». А все это время КПРФ, и в частности Иван Иванович Мельников, который был председателем комитета Госдумы по науке и образованию, меня поддерживали, с ними я находил полное ’взаимопонимание. На следующих выборах они обратились ко мне с просьбой бал-дотироваться в Госдуму в списке Компартии. С тех пор я в их списке, и хотя являюсь беспартийным, но полностью разделяю программу и практическую деятельность КПРФ.
Санкт-Петербург, февраль 2010 г.
Солдатов Алексей Анатольевич — один из создателей отечественного Интернета. Родился 25 ноября 1951 г. в г. Москве. Доктор наук Работал директором по научному развитию РНЦ им. И.В.Курчатова. В 2008—2010 гг. — замминистра связи и массовых коммуникаций России. Проректор МГУ.
— У многих есть устойчивое заблуждение, что советская власть сама по себе препятствовала прогрессу, например, в сфере массовых коммуникаций. Между тем Интернет был уже в СССР. Первый выход во Всемирную паутину помните?
— Помню, хотя лично не участвовал. Это произошло в августе 1990 года. В Курчатовском институте я руководил подразделением, в котором были вычислительный центр и внутренние сети. После того как мы осознали, что это дело интересное и хорошее, связались с финнами. Ну, это известная история. Юниковская часть наших товарищей связалась с юниковской частью Финляндии. Почему с Финляндией? Потому что тогда автоматическая международная телефонная связь была только с финнами. А уже после этого сеанса интернет-связи мы поняли, что Интернет может быть интересен не только для узкого сообщества специалистов.