Страница 13 из 112
— Намекаете на конфликт принципов существования демократического общества и методов работы служб охраны?
— Да. В наших демократических условиях многие вещи сделать просто нельзя. Раньше с этим мы сталкивались только за рубежом. Например. Встреча Горбачева с президентом Южной Кореи Ро Де У должна была проходить на острове Чеджудо. Плеханов мне говорит: «Поезжай на этот остров, посмотри ситуацию. Встреча состоится в отеле, полтора часа, а для всех пассажиров в это время будет культурная программа. Твоя задача подготовить отель на это время, а потом Горбачев сразу улетает домой». Прилетаю на Чеджудо. А уже в ночь, накануне прилета Горбачева, получаю информацию, что он будет в этом отеле ночевать. Соответственно, всю его свиту в 90 человек надо разместить в этом же отеле. А там столько свободных мест нет.
Возникни такая проблема в Москве, например, с гостиницей «Москва», то она решилась бы одним звонком: «Выселить всех!» А этот отель на Чеджудо был построен для послесвадебного отдыха детей миллиардеров со всего мира. Вот попробуйте их выселить или даже провести какой-нибудь осмотр. Естественно, это было невозможно. Так и в сегодняшней России, как и в Америке, многие подобные вещи невозможны.
Хотя объективности ради должен сказать, что американцы разработали юридическую базу, серьезно расширяющую права Секретной службы США. Например, четко установлено, что демонстранты не могут приближаться к Белому дому ближе двухсот метров. В противном случае его охрана может применять все средства обороны.
Мы же до сих пор, к сожалению, серьезных документов по охране государственных деятелей и режимных объектов так и не разработали. Простой вопрос: сотрудник ФСО заподозрил преступный умысел — будет ли он стрелять первым? Я лично уверен, что до тех пор, пока не прозвучит первый выстрел, сотрудник ФСО стрелять не будет. Мы психологически другие, нежели американцы, которые сначала стреляют, а потом спрашивают документы. Хотя это тоже только в кино. Нужна детальная проработка наиболее спорных юридических вопросов, чтобы у сотрудника не было сомнений.
— Вас не упрекали, что после отставки Вы, генерал КГБ, взялись охранять буржуев, Валерий Николаевич?
— Во-первых, жить-то как-то надо было, вот я и создал одно из первых в России частных охранных предприятий. Однажды про меня где-то написали: «Величко — коммунист-капиталист». В чем-то это определение соответствовало истине. Но я горжусь тем, что длительное время давал возможность работать, зарабатывать и кормить свои семьи оказавшимся без работы коллегам, офицерам запаса.
А во-вторых, кто вам сказал, что я охранял буржуев? Длительное время мы, например, обеспечивали безопасность Центра сердечно-сосудистых заболеваний, которым руководит Лео Бокерия. Разве это буржуй? Мы охраняли Институт стали и сплавов, ежегодные праздники газеты «Московская правда» на стадионе «Динамо». Охраняли Глазьева. Когда он перестал быть министром, появилось много людей, желающих свести с ним счеты. Я оказывал профессиональную поддержку Виктору Ивановичу Илюхину, когда он организовывал импичмент Ельцину. Я ему тогда сказал: «Виктор Иванович, официально я тебя охранять не могу, потому что завтра останусь и без лицензии, и без оружия, но я гарантирую тебе контрразведывательное обеспечение. Контрнаблюдение на трассах. А при появлении каких-либо угроз заранее тебя предупрежу». Некоторое время я помогал и генералу Рохлину. Но не охранял. На мне нет вины в его смерти. Так что, как видите, к объектам охраны и выбору охраняемых лиц я всегда подходил выборочно.
Москва, июль 2011 г.
Луговой Андрей Константинович — депутат Госдумы, экс-сотрудник 9-го Управления КГБ СССР. Родился 19 сентября 1966 г. в Азербайджане. Экс-руководитель службы безопасности ОРТ. Руководитель охранных агентств. Обвиняется властями Великобритании в отравлении полонием-210 политэмигранта Литвиненко.
— После гибели Советского Союза градус ненависти к новым руководителям нашего государства откровенно зашкаливал. Недоброжелателей у высших лиц новой России — Гайдара, Козырева, Филатова, которых Вам довелось охранять, было куда больше, чем у всех, вместе взятых, руководителей СССР. Часто возникали экстремальные ситуации?
— Конечно, в Советском Союзе опасности для жизни и здоровья первых лиц государства было меньше. И власть была посильнее, и угроз, подобных нынешним, не было. О терроризме тогда ведь никто и не слышал. А тут вдруг появилась открытая информация о жизни и быте лидеров государства. Кроме того, радикальные экономические реформы, повлекшие за собой демонстрации, забастовки, сильно увеличили угрозу для жизни и здоровья руководителей России. Но на их безопасности это никак не отражалось. Сложившаяся еще в советские времена система охраны первых людей страны по-прежнему работала слаженно и надежно. Я не припомню, чтобы в Гайдара кто-то стрелял, пытался его взорвать или броситься с ножом. Да, кричали, хамили, оскорбляли, но даже до рукоприкладства не доходило. К экстремальным ситуациям могу отнести события 1993 года, связанные с роспуском Верховного Совета. Тогда Гайдар по ночам ездил выступать на митингах перед зданием московской мэрии, на телевидение, на митинги к Кремлю... У мэрии, к примеру, когда Гайдар говорил, неподалеку была отчетливо слышна автоматная стрельба. В Москве же тогда бардак был. И вот, я думаю, вылезет сейчас кто-нибудь на ближайшую крышу и даст автоматную очередь по оратору... Вблизи, если охраняемое лицо начинает контактировать с людьми, тоже существует большая вероятность покушения. Ты идешь через ревущую толпу, которая пластична, как пластилин, расталкиваешь людей, стараешься телом прикрыть охраняемого и вывести его на безопасное место. У той же мэрии каждый хотел дотронуться до Гайдара, но мы вчетвером умудрялись провести его сквозь эту массу людей. Работали только с группой сопровождения.
В «мирное» же время работа ФСО строится следующим образом. Места проживания охраняются отдельными подразделениями. Приезжаешь домой к охраняемому — там уже стоит объектовая охрана. Выезжаешь за эту территорию, в дороге тебя сопровождает пятый отдел. Приезжаешь на работу в правительство, Кремль — там тоже своя охрана ФСО. Если охраняемый едет в театр или ресторан, на какую-либо конференцию, где наличие ФСО не предусмотрено, туда за два часа до мероприятия приезжает группа 18-го отделения количеством от пяти человек и выше вместе с собаками и «технарями» для изучения объекта. Они и зачищают объект, то есть производят проверку на предмет безопасности. Далее выставляются посты, которые уже полностью «режимят» территорию. Получается, что ты только сопровождаешь охраняемое лицо, которое на всех этапах движения защищено твоими коллегами.
— В новые времена возникло всеобщее право открыто относиться с неприязнью ко всем без исключения высшим лицам страны, к тому же Гайдару. Политическая благонадежность при зачислении в «личники» как-то учитывалась?
— Безусловно. Существует специальная методика о назначении государственных охранников. Когда появляется новое охраняемое лицо, выходит соответствующий указ президента о предоставлении ему государственной охраны. Руководителю подразделения, соответственно, спускается приказ об обеспечении охраны тремя прикрепленными. Он же и принимает решение, кого именно взять в эту тройку. Одного из трех он назначает начальником, остальных двух — его заместителями. Но до этого тебя приглашают на беседу, сообщают, кого предстоит охранять, и спрашивают о твоем к нему отношении. Мало ли какие у тебя могут быть к этому лицу предубеждения. Но мы, как правило, к охраняемым персонам относились сугубо профессионально. Ведь сегодня одна власть, завтра другая, а работать-то надо. Вот пример. У министра иностранных дел Козырева был начальником охраны опытный офицер, полковник в возрасте, Решетов. До этого он долгое время проработал начальником охраны министра иностранных дел СССР Андрея Громыко. Ну, вот и рассудите: идеология и сами государства были уже разные, международная политика нашей страны тоже, министры тем более, тем не менее Решетов прекрасно работал что с Громыко, что с Козыревым. Ровным счетом, как и масса его коллег, которые выполняли свой профессиональный долг в схожих условиях. О тех, кто ушел из ФСО по идеологическим мотивам, я, честно говоря, не слышал.