Грешники

* * *

Я тусовался уже сорок лет. Сегодня я общаюсь с внуками тех, кто начинал в 1960-х. Я видел, как волны накатывали и разбивались о берег: люди приходили, уходили, взрослели, спивались, открывали новые наркотики и умирали от передоза, эмигрировали, гибли, богатели и разорялись. Кого-то убили, кто-то пропал без вести, кого-то облили кислотой и сожгли все лицо, кто-то предпочел сбежать за границу.

Я стал меньше бывать на людях и целиком сосредоточился на зарабатывании денег. Свободного времени появилось очень много, и в голову тут же полезли странные мысли. Может быть, из-за того я и тусуюсь уже почти полвека, чтобы не остаться одному и не думать обо всяких ненужных вещах.

В 1994-м у меня умерла мама. При жизни я относился к ней очень плохо. Вернее, я никак к ней не относился. Отношений почти не было… и я вдруг пожалел об этом. Она умерла, и я заметил, что постоянно про себя беседую с ней. Я маялся, не находил себе места и обещал, что если бы мог попробовать еще раз, то все было бы по-другому.

Каждый год теперь мог стать последним и для меня. Я постоянно думал о смерти: еще чуть-чуть — и все. Дело шло к пятидесяти. Я прикидывал: сколько еще мне осталось? Впереди ведь больше ничего не было. Жизнь кончилась за одну секунду. Иногда ночью я иду в туалет, случайно вижу себя в зеркале и пугаюсь: неужели этот старик — я? Мне не узнать этого человека. Внутри-то я чувствую себя совершенно другим. Окружающие смотрят на меня как на пожилого человека, но сам-то я знаю: я еще ничего не успел. Я только-только начал жить.

* * *

Отношения с женой тоже давно развалились. Она была невозможно красивая… и ненасытная. А я был самым обычным… и чувствовал, что, чем дальше, тем меньше ей нужен. Честное слово: я не хотел, чтобы все так обернулось. Я не изменял жене очень долго — может быть, полгода. Но что мне было делать, если я прикасался к ней, а она больше не реагировала? Я трогал ее, прижимал к себе и буквально читал ее мысли: опять?.. Ты желаешь залезть на меня и взбрыкнуться?.. Хорошо… только можно сегодня я просто полежу?

У нас появился общий ребенок, сын. Но отношения с ним у меня никогда не складывались. Когда он родился, мне позвонил врач и, дрожа от радости, стал кричать:

— Поздравляю! Представляете? У вас сын!

Я рассчитывал, что родится девочка. Врачу ответил коротко:

— Засуньте его туда, откуда вытащили, — и положил трубку.

Последние годы супружества я почти не появлялся дома. Мне не оставалось другого выхода, кроме как снять квартиру и поселиться там сразу с двумя красотками. Люди завидовали мне, но на самом деле это был ад.

Жизнь вдруг стала разворачиваться ко мне изнаночной стороной. Женщины, которые прежде были счастьем, вдруг стали моим проклятием. Воспоминания, которые раньше доставляли удовольствие, теперь терзали меня. Я просыпался весь в холодном поту. Мне нужно было совсем не это. Именно тогда я окончательно разучился спать по ночам.

Кончилось тем, что жена меня бросила. Я не мог понять из-за чего. Мы прожили вместе пятнадцать лет. Я полностью ее обеспечивал. А она позвонила и заявила:

— Я больше так не хочу. — И мы разошлись.

Я не хотел ее терять. Я первый раз в жизни в ком-то нуждался. Но она все равно ушла. Это оказалось действительно страшно. Маму я уже потерял — а теперь терял последнего близкого человека. Боль была настолько сильной, что легче было умереть. Я вполне всерьез собирался застрелиться.

Она ушла, и все потеряло смысл. Я был готов умереть. Но в тот раз не умер. Было ощущение, будто я стою перед выбором: мне решать, как все обернется дальше. Я мог попробовать все еще раз. С самого начала. Развернуть все в любую сторону. Можно было исправить все предыдущие ошибки и стать таким, каким я не был.

* * *

У каждого в жизни рано или поздно возникает вопрос: к чему все это? Дожив до определенного возраста, ты лбом упираешься в очень странные вопросы. И я, и все мои приятели, и любой человек на свете — через интерес к религии проходят все. У нас в стране, где никаких разговоров о Боге нет уже почти столетие, этому вроде бы неоткуда взяться. Но так уж устроен человек.

После смерти матери я вдруг заметил, что меня тянет сходить в церковь. Жизнь скрутила так, что больше-то идти было и некуда. Все остальное рухнуло, сгнило, обмануло, оказалось ненадежным, предало. Оставалось идти в церковь, и я пошел.

Я чувствовал, что со мной что-то не так, а правильная жизнь есть там, в церкви. Но как к ней подступиться? В детстве мне никто ничего не объяснил насчет этой жизни, и теперь я за это расплачивался. Мне было почти пятьдесят, и я впервые попробовал пойти в ту сторону. Разумеется, у меня ничего не получилось.

Я очень хотел верить. Мне была необходима вся та любовь, о которой рассказывается в Евангелии. Я приходил в церковь и впервые в жизни чего-то просил. Раньше все, что мне было нужно, я покупал, — а теперь просил… и самое странное, что получал… впервые в жизни я был по-настоящему любимым… все вроде бы получалось.

В церковь я ходил все чаще. Было ощущение, что я смогу замолить все грехи. И тут в стране хлопнул дефолт 1998 года. Для очень многих людей это событие стало концом — а вот для меня дефолт обернулся скорее новым началом.

Уже сорок лет все свои сбережения я хранил только в долларах. Рублевых запасов у меня не было никогда. В дефолт, когда рубль рухнул окончательно, за доллары можно было купить все. Наличных долларов не было ни у кого — а у меня были! Эту ситуацию упускать было нельзя.

За семь тысяч долларов я купил участок прямо в черте города и выстроил там дом. Через пару лет, когда ситуация выправилась, этот дом я продал за треть миллиона долларов. Время было просто шикарное. Практически за бесплатно я смог получить помещение для своего парикмахерского салона почти на Невском проспекте.

Именно в дефолт я заложил основы своего сегодняшнего благополучия. Момент был такой, что о личных проблемах думать было уже некогда. Окончательный выбор был сделан.

* * *

Я не могу жить днем. Свет меня раздражает, лишает сил, я не могу есть, у меня нет аппетита, а в голову лезет черт знает что. День — это всегда геморрой, мое время — ночь. Ночью я опять становлюсь прекрасен. Жаль только, что после ночи каждый раз наступает утро.

Сорок пять лет назад я присутствовал при первых залпах русской секс-революции. Для меня она продолжается до сих пор. Думаю, что нынешние 20-летние тоже станут тянуть свою революцию до самой смерти. Мир изменится тысячу раз, а они — какими стали в 1990-х, такими и умрут.

Я привык жить ночью — я и дальше стану жить ночью. В 62 года меняться поздно. Все выправилось, и к началу XXI века в церковь ходить я перестал. Постепенно я перестал даже вспоминать о том, что когда-то туда ходил. Главное, что я понял после всего этого: жить стоит только для себя. После дефолта я наконец-то был свободен, богат, у меня была нормальная крыша, и я впервые ничего не боялся.

Понемногу, очень не спеша, я стал опять выбираться из дому. Какие-то знакомые в тусовке сохранились у меня еще с доперестроечных времен. С кем-то из модных людей я познакомился у себя в салоне. Когда Эдик Мурадян открыл клуб DecaDance, мне была выдана одна из первых клубных карт. Я начал ходить в DecaDance, а дальше уже не останавливался. Сегодня по клубам и вечеринкам я хожу триста шестьдесят пять ночей в году.

Первое время после развода я жил как Калигула. Для начала я снял номер в гостинице «Москва». Денег было много, а девушек еще больше. Обслуживающий персонал за глаза называл меня «Щекотилло»: каждый день я возвращался домой в шесть утра и с кучей девиц. Главное, что в моем возрасте ценишь в девушках, — это доступность. Из гостиницы я переехал в собственный особняк в Озерках. Девочки приходили, уходили, оставались пожить, приводили подружек. Мне они отдавались все вместе и с радостью. Я мог взять любую и увести в спальню, а остальные только смеялись.