Грешники

В 1960-е в Ленинград приезжало много иногородних абитуриенток. Им хотелось поступить в институт, а поступали они в мое распоряжение. У меня были десятки этих юных, свежих, глупых, еще ничего не понимающих приезжих девочек. Мне были необходимы совсем юные существа — как первому сорвать цветок. Их молодая кожа разглаживала морщины на моем собственном лице. Я делал их старше, а сам становился юнее.

Мы делали это везде. В парадных. В гостях. С несколькими приятелями я скидывался и снимал квартиру, а как-то я делал это прямо в метро, на едущем эскалаторе. Люди думают, будто в людных местах секс невозможен, но это неправда. Чем больше вокруг народу, тем меньше внимания на тебя обратят. 18-летние тела… Влажные всхлипы… Они были такими теплыми… нежными и удивительными… Это была вечная молодость. Меня это дико вставляло.

* * *

Первые несколько лет делать бизнес с иностранцами было очень просто. Никакого контроля не существовало — ни государственного, ни криминального. После Сталина люди были настолько дрессированные, что контролировали себя сами. Я с приятелем мог совершенно бесконтрольно болтаться по валютным барам и интуристовским гостиницам, и нас никто не трогал. Выглядели мы невообразимо модно. Кагэбэшникам и в голову не могло прийти, будто мы русские.

Но как только фарцовщиков стало много, власть тут же начала реагировать. Народные дружины начали отлавливать модников и доставлять их во дворец Белосельских-Белозерских, где в те годы располагался Куйбышевский райком комсомола. Фарцовка больше не была просто смешным развлечением. Очень скоро этот бизнес перешел под полный контроль милиции и КГБ.

Те, кто начинал вместе со мной, к концу 1960-х дико поднялись. У людей были налажены связи с западными партнерами, существовали контрабандные каналы, в страну ввозились товарные партии часов или серебра. Деньги крутились приличные даже по нынешним меркам. Но кончалось все в любом случае плачевно.

Рано или поздно тебя ловили. А дальше — либо ты садился в тюрьму, либо начинал работать на этих ребят. По-настоящему разбогатеть мог только тот, кто стучал, — но в конце концов сажали и их тоже. Помню громкий процесс над парнем по фамилии Рокотов. Он стучал, сдавал всех своих партнеров и сумел стать первым в СССР долларовым миллионером — а потом его просто расстреляли.

Кто хотел, мог делать большие деньги даже в советские времена. Я не хотел. Мне было страшно. К концу 1960-х фарцовку я забросил совсем. У тех, кто все еще бегал по Невскому, я мог что-то купить для себя, но никогда ничего не перепродавал. Официально я работал парикмахером, а жизнь посвятил тому, чтобы спать с девочками.

* * *

Тридцать лет назад мой распорядок дня выглядел так: день я проводил у себя в парикмахерской, вечером шел в ресторан и снимал девочку, до полуночи успевал съездить с ней на квартиру, а к полуночи возвращался домой. Дома была жена.

Наверное, на свете есть самодостаточные люди. Те, кому никто не нужен. Но я не такой. Одиночество я могу вынести от силы сутки. Остаться одному — для меня это ад. Мне было жизненно необходимо, чтобы рядом была женщина, которая станет жалеть меня, заботиться обо мне. Так что первый раз я женился довольно рано — в 24 года. Девушка была чуть постарше меня. Она работала заведующей аптекой.

Я понимал, что брак — это огромная глупость. Жена только осложнит мне жизнь — своей глупой ревностью, своими претензиями на мое время. Кроме того, это было довольно разорительно: ни одна моя жена никогда не работала, и все расходы каждый раз ложились на меня. Но остаться одному — это было еще хуже.

Я женился, но менять свой образ жизни не собирался. Жить с одной женщиной, заботиться о ней, слушать ее нытье, принимать в расчет ее интересы — ничего этого мне совсем не хотелось. Мне хотелось получать много оргазмов. От многих разных женщин. Жена пыталась строить со мной семью, а я хотел получать свои быстрые оргазмы и жить сам по себе. Пусть, когда мне тяжело, она заботится обо мне, но в остальное время пускай ее просто не будет.

Как-то я поехал в пансионат «Дюны». В те годы там собиралась самая изысканная в городе публика. Обычно я заскакивал в бар, быстро высматривал, что сегодня за девки, старался как можно скорее увести какую-нибудь в номер… А в тот раз я встретил девушку, глядя на которую вдруг не захотел никуда бежать. Рядом с которой я встал и понял, что бежать некуда. Мое место — именно здесь.

Она была невозможно красивая, а мне было уже 36. Если бы еще за час до этого мне сказали, что я способен испытывать такое, я бы лишь рассмеялся. Забрав из дому только зубную щетку, я почти сразу ушел к ней. С предыдущей женой я прожил двенадцать лет, но теперь эти годы ничего не стоили.

* * *

В последние годы советской власти я стал заниматься антиквариатом. Это был фантастически прибыльный бизнес. Времена были такие, что можно было наживать по $10 000 в день. Купишь у бабушки Фаберже — и год можешь не работать. Но если ты хотел выжить, необходимо было соблюдать строжайшую конспирацию.

Совсем богатым я так и не стал. Но только потому, что панически боялся криминала. Я бегал, искал старинные вещи, выкупал их — и тут же сдавал перекупщику. Вещи контрабандой уходили за границу, и люди, стоящие в конце этой цепочки, зарабатывали миллионы. Я стоял в самом начале и получал копейки, но меня это устраивало. Зарабатывать больше в те годы мне было страшно. Я предпочитал получать меньше денег, но зато остаться на свободе и не попадаться на глаза уже появившимся бандитам.

Там, где появились богатые люди, не могла не возникнуть мафия. В 1970—1980-х все мы были одна компания. Самый первый ленинградский бандит Феоктистов тусовался в тех же гостиничных барах, что и я. И только постепенно выяснилось: кто-то умеет делать деньги своим умом, а кто-то нет. И те, у кого наладить бизнес не получилось, стали делать деньги на приятелях.

В начале 1980-х власти зачем-то запретили карате. Огромному количеству спортсменов не оставалось ничего другого, как уйти в криминал. Вчера парень вел детскую спортивную секцию, а сегодня от безысходности стал выбивать карточные долги. Позже к каратистам присоединились боксеры и культуристы. И когда прежняя система все-таки рухнула, бригады были уже полностью укомплектованы. Там были люди, у них были лидеры, и все не могли дождаться сигнала к началу войны.

* * *

Двадцать лет подряд главными героями тусовки были фарцовщики. Но к концу 1980-х их оттеснили бандиты, а после 1991 года начался и вообще беспредел. Девяностые были эпохой маргиналов и бандитов. Удолбанная молодежь сидела по подвалам и слушала рейв. Бандиты сидели везде, куда бы ты ни пришел. Нормальному человеку пойти было некуда.

Я всегда одевался очень ярко. Бандиты воспринимали мой внешний вид болезненно. Сами быки носили только черное. Иногда где-нибудь в ресторане я встречал знакомых, с которыми десять лет назад имел деловые отношения. Я был по-прежнему одет ярко, празднично, нарядно — а бывшие приятели теперь наголо брились и носили черные куртки.

При встрече они цедили:

— Ты одет как пидор!

— Ребята, вы хоть раз видели меня без девушки? — объяснял я. — А кто из нас двоих вечно сидит в чисто мужской компании?

Как-то мы с женой отправились пообедать в модный ресторан «Невские берега». Это было одно из немногих приличных мест в городе. Мы сели и сделали заказ. Почти сразу после этого из-за соседнего стола ко мне подошел бритый подонок, который сказал, чтобы я оставил телку, а сам уходил.

— Ребята! — пытался объяснить я. — Это моя жена!

— Не ебет! — было отвечено мне.

Выбраться из «Берегов» стоило мне больших трудов. Я отдал все деньги, которые у меня были с собой, чтобы официант провел нас через черный ход, и стучал таксиста по спине, чтобы он ехал быстрее. После этого я перестал где бы то ни было появляться. Кто-то скажет, будто 1990-е были прекрасным временем. Но не для меня. На протяжении этого десятилетия я просто пытался выжить. Воздух девяностых пах пытками и смертью. Для меня пришла пора спрятаться. И я спрятался почти на десятилетие. Время показало, что это было правильно, потому что почти все, кто в начале 1990-х вовремя не остановились, сегодня уже мертвы.