Айвазовский

«Теперь изложу Вам подробно мою цель, — пишет художник П. Ф. Исееву. — Вам хорошо известно, что Ялта сделалась лучшим сезонным городом и туда приезжает лучшее общество со всех концов России. Местность Ялты — центр лучших живописных (мест) на нашем южном берегу Крыма. Я имею намерение весною выстроить там дом для старшей моей дочери, которая поселилась в Ялте. Место самое бойкое, и дом будет доходный… третью часть дома я намерен устроить с художественною целью, а именно, кроме внешних украшений (статуями и проч.) внутри будет картинная галерея со светом сверху, затем большая мастерская и несколько комнат — все это вместе составит отдельный от другой половины художественный павильон, который может удобно служить для выставок картин всех наших молодых художников, а также мастерской для известных художников наших за умеренную плату».

Айвазовский подсчитывает, что для постройки галереи ему необходимы двадцать тысяч, сумма не маленькая, быстро собрать не получится, что называется, каждая копейка на счету, тем не менее в начале 1886 года, то есть меньше чем через год после начала строительства, он жертвует 600 рублей в пользу ученической кассы Академии.

Приближался 70-летний юбилей Айвазовского и 50-летний юбилей его творческой деятельности. Вопрос о праздновании неоднократно поднимался многими деятелями искусства, в том числе сохранилось письмо Ивана Николаевича Крамского, который еще в 1885 году обращался с этим вопросом в редакцию журнала «Новое время»: «…K сожалению, я не знаю точного числа и месяца, но знаю, что скоро (в течение этой зимы) должно наступить его пятидесятилетие. Не конфискуя ничьих заслуг, я все-таки полагал бы, что о юбилее Айвазовского поднять вопрос следовало бы.

…Айвазовский, кто бы и что бы ни говорил, есть звезда первой величины, во всяком случае, и не только у нас, айв истории искусства вообще. Между 3–4 тысячами номеров, выпущенных Айвазовским в свет, есть вещи феноменальные и навсегда таковыми останутся…»[266]

В начале 1887 года по случаю 70-летнего юбилея Айвазовского и 50-летия Айвазовского-художника президент Академии художеств Великий князь Владимир Александрович ходатайствует перед государем о проведении праздника в честь Ивана Константиновича с торжественным чествованием и, разумеется, выставками самых известных и знаменитых работ художника. Айвазовский тут же обращается с предложением устроить выставку в пользу кассы академистов, на работы Ивана Константиновича во все времена приходило множество народа, что же говорить о юбилейной выставке, посетить которую посчитают за святую обязанность? Даже при самой скромной входной плате сбор будет достаточно велик, но Айвазовский не собирается прикасаться к этим деньгам, привычно жертвуя все до копейки более нуждающимся, нежели он сам.

Выставка открылась 25 января 1887 года в залах Академии и закрылась 22 февраля 1887 года. Плата за вход составляла всего 30 копеек, тем не менее было продано 880 билетов, разошелся 3471 каталог с работами И. К. Айвазовского. Отчего такие разные цифры? Дело в том, что Иван Константинович лично распорядился допускать на выставку бесплатно всех художников и учащихся любых учебных заведений. «Теплое, сердечное отношение к нам, еще только вступающим в область искусства, горячее сочувствие к нашим нуждам побудило нас публично выразить пред Вами наши чувства глубокого уважения, искренней любви и глубокой признательности», — напишут в подаренном Айвазовскому адресе учащиеся Академии 21 февраля 1887 года.

Вообще, на юбилеях и праздниках принято произносить заздравные речи, хваля виновника торжества, тем не менее искренняя любовь Айвазовского и желание помочь простым студентам была встречена академистами с восторгом. И их признания были искренними. И не только потому, что Айвазовский пожертвовал деньги, великий маринист жил достаточно далеко, и ученики не имели возможности видеть его так часто, как других профессоров. А значит, если у покойного Брюллова в мастерской любимые ученики дневали и ночевали, часами разговаривали с ним, гуляли, обсуждали театральные постановки или вдруг срывались и всей компанией устремлялись к цыганам или к девицам, если профессор Андрей Иванов часто принимал у себя дома учеников, желающих поделиться с ним сокровенным, то есть с академическими профессорами ученики могли подружиться, Айвазовский при всей его открытости и доброжелательности оставался далекой звездой. Тем удивительнее, что этой звезде приходило в голову позаботиться о людях, которых он, быть может, даже никогда не видел. «Живя далеко от Петербурга, я не могу быть (так) полезен для вас, как мои товарищи по искусству, а этой скромной материальной помощью, которую я вам представил, я обязан снисходительному отношению публики к моим произведениям», — ответит академистам Айвазовский.

Итак, Айвазовский щедр, внимателен и скромен, он изливает свет и тепло на свое окружение и даже совершенно чужих людей, и лишь один человек, как кажется, люто ненавидит пожилого художника — его бывшая жена и возлюбленная — забытая всеми Юлия Гревс (прекрасная и несчастная в своей гордыне Айше). Она забрасывает гневными письмами академическое начальство и Феодосийскую городскую думу, пишет императору… После стольких лет совместной жизни и труда, после того как она родила четырех дочерей и потратила годы в ожидании своего состарившегося, но от того не менее любимого мужа, она, Пенелопа, продолжает ждать не вернувшегося к ней Одиссея, который, презрев родной порт, пирует теперь с молодой прелестницей. А ведь она — Юлия, заплатила годами ожидания, чтобы теперь наблюдать триумф человека, погубившего ее жизнь, и не иметь возможности даже приблизиться к нему.

Как же она тогда влюбилась в него, слушая романсы Глинки и думая, что он не замечает ее. Как затем его душа, слившись со звуками колдовской скрипки, коснулась ее души. Она помнит тайные свидания, когда художник давал уроки ее воспитанницам, а она сидела где-то поблизости, ловя каждое его слово, купаясь в звуках его голоса. Все было прекрасно в эти полные нежных тревог дни. И признание в любви, и согласие выйти замуж. Удивительно, обычно такая рассудительная и умная девушка, она бросилась в новые неизведанные ею чувства, как кидаются со скалы в теплое южное море. Бросилась, еще толком не осознавая, сумеет ли выплыть. А зачем, если без него смерть?! Потом знакомые Ованеса плевали ей вслед, клевеща, будто бы гувернантка вскружила голову известному художнику в надежде на его деньги. Мало кто знает, как мало за семейную жизнь она видела этих самых денег. Да и к чему они ей? Драгоценности — его глаза — вот сокровища, на которые она могла бы смотреть вечно. Красивые платья — это среди жен рыбаков? Его объятия были для нее самыми желанными и богатыми покровами. Иногда ей казалось, что она может забеременеть от одного только его взгляда.

Дорого бы она заплатила, чтобы Ованес был только с ней, в любое время дня и ночи находился при ней, обнимал ее, рассказывал крымские истории про разбойников, турецких пленниц и, главное, ту — заветную — про хозяйку замка гордую Айше. Им обоим нравилась эта история. Пусть бы снова гладил ее по волосам, а она представляла себя Айше, а его князем, как будто бы смерть никогда не разлучала их, и они, бросив свою крепость, воздвигли новую, из белого давалинского мрамора, замок их любви. Или пусть бы просто сидел в любимом кресле. Все бы отдала ради такого счастья, еще дороже, чем уже заплатила, положила бы. Но Айвазовский в любое время дня и ночи стремился заниматься живописью. Она бродила вместе с ним по берегу, выискивая самые красивые места, а потом ждала его, пока не понимала, что уже сильно прозябла, а он не видит и не чувствует ее состояния. Тогда Юлия уходила домой, а занятый своим любимым делом Ованес кидал ей вдогонку несколько слов, просил испечь к ужину пирог с мясом, а то и вовсе не обращал внимания на ее уход. Однажды, беседуя с архитектором Кохом, Юлия узнала про находящиеся в Феодосии курганы и рассказала мужу об археологии. Тот неожиданно быстро зажегся новой идеей, после чего они трудились вместе, раскапывая страшные захоронения, беспокоя давно спящих. Быть может, это их проклятия достали теперь Юлию?

266

Крамской И. Н. Письма. М., 1937. Т. 2. С. 373, а также «Книга для чтения по истории русского искусства». Вып. IV, 1948. С. 28–29.