Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 125



Княгиня нашла письмо Алексея Орлова вызывающим, он писал «как лавочник, а тривиальность выражений, бестолковость» послания княгиня объяснила тем, что автор «был совершенно пьян», Дашкова, конечно, полностью отвергала причастность Екатерины к убийству, называла разговоры об этом «грязной клеветой!», Но Дашкова прекрасно знала, что если Екатерина не причастна к самому акту в Ропше, то она ведь этот акт одобрила, а значит, хоть и задним числом, но к убийцам присоединилась: никто не был наказан и даже следствия не проводилось. Что же расследовать, если Пётр умер от «приступа геморроя»!

Записка Орлова являлась для Екатерины II чрезвычайно ценным самооправдательным документом, который она хранила в особой шкатулке в личном секретере. После её смерти документ был извлечен на белый свет и с ним ознакомился Император Павел. Якобы после этого Император изрёк: «Слава Богу! Это письмо рассеяло и тень сомнения, которая могла бы ещё сохраниться у меня»[25]. Конечно, Императора могла радовать мысль, что мать не отдавала приказа убить отца, но он не мог не понимать, что так или иначе, но Екатерина виновна.

Павел Петрович много лет ничего не знал о свержении и убийстве своего отца. Он только на всю жизнь запомнил, как утром 28 июня 1762 года его ещё спящего растолкал Никита Панин, и, не объясняя ничего, повез в Зимний Дворец (Павел пребывал в Летнем Дворце). Ему не дали даже одеться: накинули наверх какой-то плащ, а под ним ничего, кроме ночной рубашки и панталон, не было. В Зимнем мальчик, которому не исполнилось и восьми лет от роду, оказался в водовороте событий, в которых ему раньше находиться не доводилось. На улице перед Дворцом собрались толпы народа, а во Дворце — масса офицеров и штатских чинов, все в парадных одеждах.

Панин успел сообщить ребёнку, что его батюшка скончался, а теперь будет царствовать матушка. Павел, научившийся с раннего детства не задавать вопросов, ничего больше не узнавал. Когда подвели к Екатерине, она взяла его на руки и вынесла на балкон, для обозрения толпы, которая от этого зрелища пришла и неистовый восторг. Далее Павла отправили обратно в Летний Дворец. И всё.

Больше никогда в окружении матери об отце не говорили не только с ним, но даже между собой. Тема была навсегда изъята из обращения: все прекрасно знали, что любое упоминание о Петре Третьем нежеланно Государыне, а кара ослушника настигнет незамедлительно. Павел не видел отца на смертном одре (на похороны его не допустили) и даже не присутствовал на заупокойных службах, которых в царских дворцах не проводилось.

Долгие 34 года — от момента смерти отца до смерти матери — Павел Петрович ничего не мог узнать достоверного. Он прекрасно понимал, что все окружающие его лица являются осведомителями матери, а потому те и теряли дар речи при самом невинном вопросе типа: «Вы видели, как военный смотр устраивал мой батюшка?» Потому и не ставил людей в неловкое положение и не пытался выведать подробности кончины отца. Он даже не знал наверняка, умер ли он или ещё жив. Ведь в усыпальнице Императорского Дома в Петропавловском соборе Петропавловской крепости его могилы не было, а в царском помяннике имя Императора Петра III отсутствовало. Может быть, заточён где-нибудь, Россия ведь такая огромная, так что и следов не осталось, А в могиле в Благовещенской церкви может покоиться кто угодно: у матушки вдоволь мастеров чёрных дел.

Теперь же Павел мог открыто спрашивать и получать любую информацию. Потому так понятен его вопрос графу A.B. Гудовичу (1731–1808), состоявшему при Петре III флигель-адъютантом: «Жив ли мой отец?» Отрицательно-однозначный ответ закрыл тему. Сын решил восстановить историческую справедливость и отдать последний достойный долг памяти своего отца. Он принял решение, которое так шокировало и возбудило современников: перезахоронить Петра III одновременно с погребением Екатерины II. Вся екатерининская камарилья возопила в один голос: это «святотатство», это — «оскорбление великой государыни». Все старались не вспоминать отвратительную несправедливость, совершенную относительно Петра III: Император был погребен без необходимой д ля такого случая торжественности. У Екатерины не хватило благородства души отдать долг внуку Петра I.

Сын решил исправить бесчестное дело и перезахоронить останки отца в петербургской усыпальнице Дома Романовых — Петропавловском соборе, где к тому времени покоились Пётр I, Екатерина I, Анна Иоанновна и Елизавета Петровна[26]. В акте перезахоронения многие узрели и писали о том многократно, что Павлом двигало желание «отомстить матери», «унизить её после смерти» перед подданными. На самом деле злобная мстительность ничего не определяла в политике Павла I. Он всегда лишь стремился добиваться торжества справедливости.

Екатерина II преставилась 6 ноября 1796 года, а уже 8 ноября появился Императорский указ на имя князя Юсупова, обер-церемониймейстера Валуева и статского советника Карадыкина, в котором говорилось: «По случаю кончины нашей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны, для перенесения из Свято-Троицкого Александро-Невского монастыря в соборную Петропавловскую церковь тела любезнейшего родителя нашего, блаженной памяти Государя Императора Петра Фёдоровича, для погребения тела её Императорского Величества в той же соборной церкви и для наложения единовременного траура, учредили Мы печальную комиссию, в которую назначили вас к присутствию…» Одновременно был объявлен траур на год.

Первый раз Павел посетил могилу отца ещё 8 ноября, когда произведено первое вскрытие гроба. Второй раз то же случилось уже в присутствии Императорской Фамилии 19 ноября, когда была отслужена панихида. Начиная с этого дня в Благовещенской церкви ежедневно служились панихиды и дежурили особы первых четырёх классов по Табели о рангах. 25 ноября Павел совершил коронование своего отца, который при жизни не успел короноваться. Государь вошел в царские врата алтаря, взял приуготовленную там корону, возложил на себя и потом, подойдя к останкам отца, и при возглашении вечной памяти снял корону и положил её на гроб отца.



Тело же Екатерины II с 25 ноября находилось в гробу в Большом зале Зимнего Дворца, позже получившего название Николаевского.

1 декабря в Благовещенскую церковь Александро-Невской лавры были доставлены Императорские регалии: корона, скипетр и все высшие ордена, которыми Император награждался по праву властного приоритета. Среди них были и такие, которые учредила Екатерина II: Святого Георгия и Святого Владимира.

1 декабря 1796 года состоялось перенесение гроба Петра III из Александро-Невской лавры в Зимний Дворец. Вдоль всего пути были выстроены полки гвардии и армейские полки, а траурную процессию возглавил Император Павел Петрович. Всех доживших участников цареубийства 1762 года ждало возмездие: граф Алексей Орлов нёс корону, а рядом, еле передвигая ноги, плёлся обер-гофмаршал Екатерины II Фёдор Барятинский, По воле Самодержца убийцы отдавали последний долг убиенному. На просьбу дочери Барятинского Екатерины (1769–1849), в замужестве княгини Долгоруковой, пощадить её отца, Павел Петрович сказал, как отрезал: «У меня тоже был отец, сударыня».

Гроб с телом Петра III был уставлен в том же зале, где покоились останки Екатерины II. Разница была лишь в том, что гроб Императора был закрытым, и его украшала корона, гроб же Екатерины был открытым, и корона украшала голову усопшей. Постоянно шли поминальные службы и при гробах дежурили особы, имевшие штатные должности при Дворе. Вся эта траурная церемония далеко не всем пришлась по душе. Придворные Екатерины, давно забывшие и не вспоминавшие убитого Петра III, были шокированы.

Графиня В. Н. Головина в своих мемуарах в полной мере отразила впечатления недовольных; «Всё было величественно, красиво и религиозно, но гроб с прахом Петра III, стоявший рядом, возмущал душу. Это было оскорбление, которого и могила не может стерпеть; это кощунство сына в отношении матери делало горе непереносимым».

25

Бытует несколько вариантов этого текста-восклицания, но смыл пересказа один и тот же: Павел убедился, что мать не причастна к убийству отца.

26

Внук Петра I Император Пётр II Алексеевич (1715–1730), умерший в Москве в возрасте четырнадцати лет от оспы, был похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля.