Страница 19 из 101
Горячечные в беспамятстве хоть не страдали, «но в памяти быть в койке на верблюде — не приведи Бог никому! Вам, например, встретилась естественная нужда — к кому вы обратитесь, чтоб вас достали из койки? К киргизу-погонщику нитки, которая занимает в глубину отряда по крайней мере сто сажен? Но увы! у вас нет ни голоса, ни сил, да наконец он и слышать не хочет, или не может, или не понимает вас».
Более трудных больных или офицеров помещали в лодках, которые везлись на колесах и имели верх на манер кибиток. Тут было хорошо.
Чушка-Кульское укрепление (или Ак-Булакское) предположено было упразднить из-за развившейся там болезненности, запасы взять с собою дальше, а больных и слабых отправить на Эмбу. Для выполнения этого предположения за несколько дней еще до выступления с Биш-Тамака главной колонны послана была к Ак-Булаку, под начальством штабс-капитана Ерофеева, на 40 санях, запряженных верблюдами, рота пехоты в 140 чел. и 70 казаков, из коих, впрочем, только 40 конных. Лошади же остальных 30 казаков были запряжены в сани. При отряде этом следовал транспорт в 230 верблюдов с овсом, сухарями и прочими припасами. Когда главные силы пришли на Эмбу, здесь получено было 21 декабря донесение из Ак-Булака о нападении хивинцев.
Еще 18 декабря, в 7 часов утра, скопище в 2000 или 3000 показалось с юго-западной стороны укрепления и, подъехавши крупной рысью, версты за полторы или за две остановилось, а лучшие наездники, премущественно из туркмен, отделясь от толпы, бросились на пикет, стоявший в версте от укрепления; но пикет успел сняться вовремя и отступить в крепость. Между тем хивинцы разделились на несколько частей и повели атаку одновременно на восточный и северный фасы. К счастью еще, что в укреплении накануне сделана была тревога по настоянию случайно попавших сюда горных инженеров капитана Ковалевского и поручика Гернгросса. До них Геке даже и о том не позаботился, чтобы каждому указать место на случай тревоги. Офицеры же эти ехали с бухарским послом в Бухару, куда их перед походом послали по просьбе эмира для геологических исследований, но, заметив, что за их караваном следят киргизы, прямо грозившие захватить русских, они воспользовались бураном и ночью, бросив свой багаж, сами одвуконь, с одним вожаком ускакали назад и, сделав 300 верст в 2 1/2 суток, счастливо добрались 25 ноября до Ак-Булака. На пробной тревоге люди были рассчитаны по местам; части укрепления распределены между офицерами. Поэтому при неожиданном нападении хивинцев не произошло ни малейшего замешательства. В укреплении здоровых всего было 130 чел. нижних чинов; но в минуту опасности больные (которых было 164 чел.), кто только мог подняться с постели, взялись за оружие и усилили гарнизон. Ружейный огонь и действие артиллерии, управляемой названными горными инженерами, отразили хивинцев со значительным для них уроном. Несмотря на то, они до самой ночи повторяли нападения, пытались также зажечь скирды сена, стоявшие вне укрепления, но также без успеха.
На другой день, заметив, что со стороны солонца нет орудия, хивинцы напали на укрепление и с этой стороны; но гарнизон в течение ночи успел устроить там барбет, а во время нападения перевез на него орудие, осыпавшее неприятеля картечью. Хивинцы отступили версты за три, а затем потянулись к Эмбе, получив, как видно, известие о движении оттуда к укреплению Ак-Булак небольшого русского отряда. Это был транспорт Ерофеева.
Ничего не подозревая о близости неприятеля и потому не ожидая нападения, отряд этот, застигнутый бураном, перед вечером 19 декабря расположился всего в 17 верстах от Ак-Булака на ночлег, распустив на пастбище лошадей и верблюдов, которые, впрочем, были стреножены, а люди занялись отыскиванием кореньев для разведения костров, что было тем необходимее, что юламеек взято не было. О хивинцах так мало думали, что не только не заняли ближайшего пригорка, но даже не выставили цепи… Мало того: ружья казаков были увязаны в чехлах, а у пехоты — даже затюкованы в санях!
Вдруг из-за возвышений показываются хивинские всадники. Хорошо еще, что они не догадались воспользоваться расплохом и истребить отряд, а бросились на отставших со вьюками верблюдов и начали отгонять их.
Только незначительная толпа кинулась к саням и снятым уже тюкам, из которых в это время только что начат был обычный на ночлегах четыреушльник. Ротный барабанщик, стоявший как раз на том фасе бивака, который обращен был к бугру, первый заметил хивинцев и ударил тревогу. Хивинские лошади, доскакав до барабанщика, круто сворачивали в сторону, испуганные неслыханною трескотнею. Тем временем люди успели достать из чехлов и саней свои кремневые ружья, и казаки, у коих ружья были заряжены, открыли огонь. Хивинцы отхлынули, успев захватить в плен одного солдата, копавшего корни далеко от бивака.
Удалившись на бугор, хивинцы разрезали захваченные тюки и стали грызть сухари и кормить овсом лошадей. Этот пир голодных хищников дал время не только достроить бивачное каре, но еще и присыпать вал из снега.
Утолив голод, хивинцы понеслись на наш бивак густою толпой. Буран уже стих. Раздался залп. По-видимому, ни одна пуля не пропала даром. Хивинцы поворотили. Затем разделились на две части и понеслись снова, охватывая бивачное каре. Тоже неудача… Тоща они спешились, жалея лошадей, из которых много уже было убито и ранено. Заслонившись отбитыми верблюдами, хивинцы погнали их вперед. На этот раз Ерофеев подпустил их еще ближе и открыл пальбу рядами. Верблюды были перебиты, а затем досталось и пешим хивинцам.
Таким образом, ни конным, ни спешенным толпам не удалось прорваться за валы; бывшие при отряде погонщики-киргизы были спрятаны за кули с провиантом и дивились хладнокровно русских, которые, покуривая свои носогрейки и распевая песни, спокойно метили в налетавшие толпы!
Потеряв много людей и лошадей убитыми и ранеными (более 30 тел осталось не подобранными около бивака), хивинцы прекратили атаки и скрылись за бугор.
Настала ночь: хивинцы пытались подползать к нашему отряду, но были прогоняемы выстрелами; однако ж стрелки хивинские успели выкопать себе ямы в снегу вокруг отряда, саженях в 50 от него, а с одной стороны возвели из снега нечто вроде башни и, пользуясь тем, что наши развели огни для варки пищи или чая, они открыли весьма меткий огонь, который сильно беспокоил наших, но как при отряде осталась большая часть верблюдов, то их и подняли на ноги, закрывшись ими с трех сторон, а с четвертой, откуда неприятель вредил наиболее, из снеговой башни вызванные охотники сделали вылазку и прогнали неприятеля штыками; костры, однако, пришлось потушить. Таким же порядком очищены были и прочие фасы.
Хивинцы попробовали тогда последнее средство: двое из них, подскочив на ружейный выстрел, стали уговаривать киргиз и татар, бывших в отряде, перейти к ним, как единоверцам, обещая за то всякие блага, но ружейные выстрелы отвечали на это воззвание так красноречиво, что хивинцы удалились окончательно. Прождав новых нападений всю ночь под ружьем и не видя утром ни одного неприятеля, Ерофеев послал казаков на бугор осмотреть окрестности. Казаки нашли по следам, что хивинцы потянулись в направлении Хивы. Тогда посланы были на Эмбу два доброконных казака с донесением о стычке. Перовский был очень обрадован, представил Ерофеева к ордену Владимира 4-й степени с бантом и к чину, а нарочным, доставившим добрую весть, дал по Георгию, равно как и барабанщику и 11 охотникам; унтер-офицера же, командовавшего охотниками, представил к чину прапорщика. Офицерские награды, по званию главнокомандующего, он мог бы дать и сам, но полагал, что отряд еще не вступил в хивинские пределы, а следовательно, и власть главнокомандующего покуда еще не принадлежит ему.
Впоследствии сделалось известным, что партию хивинскую вел сам Куш-беги (военный министр) и что аргамаки их почти все погибли от стужи и бескормицы, а затем пришлось погибать и всадникам: только до 700 чел. вернулись в Хиву, и то в самом жалком виде.